— И что — вы схватили кочергу и стали отбиваться? — Да. Да, так и было. Понимаете, он все пытался ударить меня, а я… не знаю, как это вышло… я просто отвел руку назад и нащупал рукоятку. И он снова ударил меня, и я как раз… — Вы ударили его кочергой, — закончил за него Сандерс. — Да. Да, верно, — энергично закивал Рэндалл. — Ладно, — произнес Сандерс. — В этом есть смысл. Полагаю, это был несчастный случай. Возможно, даже самооборона. — Он вновь прихлебнул кофе и задумался. — За исключением одного. Сколько раз вы ударили его, Рэндалл? — Сколько раз?.. — Угу, понимаете… Один хороший удар — и он падает замертво? Два удара — просто для гарантии? Или вошли во вкус и продолжали махать кочергой? — Не мигая, Сандерс выжидающе смотрел на Рэндалла. Рэндалл с трудом сглотнул и промямлил: — Я… не могу сказать в точности… — Но больше одного раза? — спросил Сандерс. — Да, я… я уверен: больше одного раза, — ответил Рэндалл, хотя в его голосе никакой уверенности не чувствовалось. — Гм, гм… О’кей. Ну, это вполне логично. — Сандерс с шумом прихлебнул из кружки и со стуком поставил ее на стол. Напуганный громким звуком, Рэндалл подскочил. — За исключением одного, — сказал Сандерс по-прежнему спокойно, несмотря на то что грохнул о стол кружку. — Сколько бы раз вы ни ударили мистера Хобсона… кочергой… никаких следов не осталось. — Он медленно покачал головой. — Ни синяков, ни сломанных костей, ничего. — Этого… этого не может быть. — Может, — возразил Сандерс. — Потому что мистер Хобсон был убит не кочергой. В его кабинете нет кочерги. Потому что там нет камина. — Сандерс улыбнулся, но улыбка не была ни радостной, ни обнадеживающей. — Его зарезали, Рэндалл. Ножом для писем. Рот Рэндалла несколько раз открылся, словно он пытался что-то сказать. Но не раздалось ни звука. — Вот мои соображения. — Сандерс взял со стола кофейную кружку, заглянул в нее, а потом вновь поставил. — Полагаю, вы действительно спали с миссис Хобсон. Проверим, есть ли на простынях миссис Хобсон ваша ДНК, и узнаем в точности. Но я полагаю, это были вы. В эту часть я верю. И в какое-то время тем утром вы ушли… Послушайте, это было до или после появления мистера Хобсона? Рэндалл лишь в оцепенении покачал головой. Выждав минуту, Сандерс пожал плечами: — Мы это выясним. Полагаю, до его появления, если только вам не известен код охранной системы? — (Рэндалл тупо покачал головой.) — Угу. Думаю, нет, но мы выясним. Как бы то ни было, отправляйтесь к себе домой. И включите телевизор — увидите это по всем новостным каналам. Ваша подружка убила своего мужа. — Это не… Катрина ни за что не… — И даже хуже — она убила его из-за вас! — громко произнес Сандерс, тыча в него пальцем, и Рэндалл вздрогнул. — Итак, у нас чувство вины и, возможно, настоящая любовь? — Он поднял бровь, но Рэндалл ничего не сказал. — Или, быть может, вам хочется поближе подобраться ко всем этим деньгам. Вполне возможно. Но полагаю, чувство здесь тоже присутствует, а? — Он пожал плечами. — Вот вы и решили: «Пойду-ка я признаюсь, меня на время задержат. И может, это спасет мою даму сердца от тюрьмы». Я прав? Сандерс ждал ответа Рэндалла с тем же выражением кроткого терпения, пока Рэндалл не вынужден был что-то сказать. — Не может быть… Вероятно, это ошибка. Катрина никогда… ни за что не сделала бы ничего подобного. — Мы имеем веские улики, — сказал Сандерс. — Доказательства того, что она это совершила. — Улики? — переспросил Рэндалл. — Отпечатки пальцев и так далее. Знаете, Рэндалл, все это кажется весьма убедительным. Действительно похоже на то, что ваша подружка это сделала. — Рэндалл молчал, и Сандерс через минуту заговорил вновь: — Может быть, найдутся какие-то слабые места? И у вас есть о чем нам рассказать? Глава 19 Катрине хотелось завопить. Точнее говоря, ей все еще хотелось завопить — с того самого момента, как эти два детектива с их комедийным шоу Фрика и Фрака обвинили ее в убийстве Майкла. Даже когда наконец приехал ее адвокат Тайлер Глэдстон и освободил Катрину под залог, она по-прежнему боролась с желанием — нет, с потребностью — широко открыть рот и испустить чистый громкий вопль сродни сирене воздушной тревоги. Разумеется, это выглядело бы странно, и она все-таки подавила в себе это желание. Но теперь, осознав, что даже Тайлер — ее адвокат! — считает, что это сделала она, Катрина подумала, что проигрывает битву. О-о, естественно, он весьма осторожно выбирал слова, но она поняла смысл его слов, к примеру такой фразы: «Возможно, будет трудно заставить присяжных поверить в твою версию случившегося». — Мою версию?! Тайлер, какого черта это значит?! — Катрина, успокойся, пожалуйста, — примирительно произнес он. — Успокойся? Ты хочешь, чтобы я, на хрен, успокоилась? Тогда СДЕЛАЙ что-нибудь, твою мать! — Я освободил тебя под залог. Что было нелегко, поверь мне. — О-го-го, вот это да! И это все? Не припас больше адвокатских козырей в рукаве? — Перестань, Катрина, я не занимаюсь уголовными делами, — сказал он. — И в таком деле, со всеми уликами против тебя… — Тайлер, да поможет мне Бог. Если и дальше будешь намекать, что считаешь, будто я убила Майкла, то я убью тебя. Он поднял обе руки, словно защищаясь от ее атаки: — Я хочу лишь сказать, что все не очень здорово. В полиции считают, что в этом деле есть веские доказательства, и, очевидно, окружной прокурор тоже так думает. — Он понизил голос, словно сообщал ей большой секрет. — Фактически окружной прокурор сама собирается заняться обвинением. А это означает, она считает это дело «слэм-данк», потому что идет на перевыборы. — О господи! Твою мать! — разбушевалась Катрина. — Чертовски здорово! И каков твой план, Тайлер? Дать ей выиграть? — Мой план заключается в том, чтобы привлечь эксперта, — проговорил Тайлер тем же ровным невозмутимым тоном. Впервые улыбнувшись, он для пущей важности помолчал, а затем с явным удовольствием произнес: — Джейкоба Брилстейна. — О-о! — обрадовалась Катрина, и на какой-то миг весь ее гнев улетучился. Джейкоб Брилстейн был, бесспорно, самым блестящим, выдающимся адвокатом защиты в регионе трех близлежащих штатов. Он много раз брался за безнадежные дела, добиваясь оправдания своих клиентов. — Неужели он не проиграл ни одного дела? — Полагаю, может быть, одно или два, — ответил Тайлер. — Просто он не допускает, чтобы это печатали аршинными буквами на первой полосе. Но чертовски мало неудач, Катрина. — Он заулыбался еще шире. — Чертовски мало! * * * Катрина примостилась на краешке кожаного дивана. Это был прекрасный предмет обстановки, располагающий к тому, чтобы откинуться назад и с удобством расслабиться. Но Катрина не могла расслабиться. Она по-прежнему пребывала в состоянии шока, совершенно сбитая с толку происходящим — и тем, как стремительно все меняется. Только вчера утром Майкла убили, а ее обвинили в этом и отправили в тюрьму. Боже правый! И вот теперь она сидит в кабинете Джейкоба Брилстейна, расположенном в центре города, и видит из больших окон закат над Манхэттеном. Большая комната забита папками и книгами, повсюду разбросаны необычные предметы: шаровой молоток с красной ленточкой на рукоятке, шар для боулинга, пять или шесть игрушечных пистолетов и ножей — видимо, как напоминание об интересных делах. На стене висело несколько спокойных оптимистичных картин — то, что Катрина называла «мотельной живописью». Там был еще стеклянный кофейный столик, на котором стояла хрустальная ваза со свежесрезанными цветами. В целом создавалось впечатление, что сидишь в странной, но уютной комнате эксцентричного дядюшки, в обстановке, располагающей к спокойствию, но для Катрины это было невозможно. Убийство — тюрьма — допрос следователями! Ее неожиданно занесло в мир, где она никак не должна была оказаться, и вот она застряла в нем! В тот момент успокоиться ей было так же сложно, как полететь. И все считают, что убила Майкла именно она! Что совершенно немыслимо, даже если он и в самом деле был педофилом, как утверждают детективы. Или, может быть, в особенности если он был педофилом! Потому что в этом случае убивать его просто глупо — она быстро развелась бы с ним, оставив себе дом, яхту — все, что пожелала бы. Обычно у педофилов мало благоприятных шансов в бракоразводных процессах. Но раз она знает, что не убивала Майкла… то кто тогда? Ответ напрашивался сам собой — Рэндалл. Но ей это казалось маловероятным. Катрина чувствовала, что знает Рэндалла. В конце концов, она не глупа, понимает толк в людях. И если уж она столько раз спала с мужчиной, то наверняка знает его характер. Рэндалл — милый, мягкий культурный парень. Он и муху не обидит, и Катрина была в полной уверенности, что он не в состоянии убить другого человека. Но она слышала его перепалку с Майклом и не сомневалась, что Рэндалл испытывает к ней чувство, сильное чувство, помимо просто физического влечения. Разве не могло случиться так, что при нечаянной встрече с Майклом у Рэндалла подскочил адреналин, и, когда тот заорал на него — она это слышала, — Рэндалл на минуту потерял самообладание? Разве не мог Рэндалл поддаться минутной слабости и убить Майкла из любви к ней? Нет. Это просто немыслимо. Рэндалл — почти что агнец Божий, мягкий и милый человек. Это исключено. Он не мог убить Майкла. Тогда остается сама Катрина. Или… кто? И она волновалась, покрывалась холодным потом, суетилась. Даже сам Брилстейн не мог ей помочь. После беглого вступления он почти час допрашивал ее с пристрастием — хуже детективов! — задавая весьма колкие вопросы, заставляя по нескольку раз рассказывать обо всем, что произошло, — обо всех невероятных, немыслимых событиях, приведших к этой встрече. И сейчас он, казалось, впервые расслабился, и Катрина стремилась к тому же, но не могла. — Так-так, — тихо произнес Брилстейн, просматривая свои многочисленные заметки. — Так-так-так… — Кивая, он перевернул еще несколько страниц, сделал еще пару быстрых записей, наконец опустил блокнот себе на колени и взглянул на Катрину. — Вы сочтете меня банальным, если я спрошу, какую новость вы предпочитаете услышать первой — хорошую или плохую? Но… — Он приподнял бровь и, чуть улыбаясь, взглянул на Катрину. — Ну так как? — Полагаю, я… в смысле какова… гм… хорошая новость… Он заулыбался шире: — Исходя из того, что вы мне рассказали, дело не настолько завершенное, как они полагают. — Это хорошо, — заметила Катрина. — Как я и говорил. Но плохая новость… состоит в том, что дело очень близко к завершению, и на основании того, что я слышал в офисе окружного прокурора, сторона обвинения считает его очевидным. — Он чуть улыбнулся. — Они любят говорить подобные вещи — «очевидное», — произнес он с явной насмешкой. — О-о, — вздохнула Катрина. — Значит… гм… А что думаете вы, мистер Брилстейн? — Прошу вас, называйте меня Джейком. Нам придется проводить вместе много времени, так что… Надеюсь, я могу называть вас Катриной? — Да, конечно. — Знаете, Катрина, в этом деле есть одно или два слабых места, через которые я мог бы протащить грузовик. — Он кивнул, но потом нахмурился. — Не поймите меня превратно, окружной прокурор очень хороша для клиента нееврея. Умная. И чтобы заткнуть эти слабые места, она будет надрывать свою крепкую задницу истинной американки. — Вот как! А есть такие… гм… слабые места? — Катрина замолчала, не зная в точности, что хотела сказать.