— Вот. Все еще хмурясь, Моник взяла фотографии, взглянула на верхнюю — и застыла на месте. Она не издала ни звука, не пошевелила даже пальцем. Было ощущение, что весь мир замер, и Моник продолжала пристально смотреть на верхнюю фотографию. — Господи Исусе! — после долгой паузы прошептала она. — Господи, твою же мать! Поскольку я был с ней согласен, то ни слова не сказал. Моник взглянула на второй снимок, потом стала быстро проглядывать остальные, время от времени повторяя шепотом: — Блин! Господи, твою мать, о господи! — Дойдя до последней фотографии, она перевела дух и, глубоко вдохнув, замотала головой. — Нет! Гм, гм… Нет, этого не может произойти, ни в коем случае. Нет, это просто… — И она шмякнула на стол пачку снимков. — Твою мать, Райли! — почти взвизгнула она. — Ты совсем свихнулся, блин?! — Возможно, — сказал я; она опять заставила меня улыбнуться. — Но я намерен это сделать. — А они намерены, на хрен, прикончить тебя! — завопила она. — Все эти долбаные электронные системы сигнализации — штуки, о которых ты даже не слышал, и… и охранники, Райли! У них там вооруженные охранники, блин! И эти ублюдки только и ждут, чтобы кого-нибудь прикончить, и едва ты войдешь, как… К черту все! НЕТ! Это совершенно невозможно, блин! — Угу, — поддакнул я. — Вот почему я должен это сделать. Она уставилась на меня, потом покачала головой: — У тебя совсем крыша поехала! — Но в хорошем смысле, — уточнил я, и она снова разозлилась. — Ты хоть представляешь, черт возьми, сколько вокруг этой долбаной штуковины всякой сигнализации?! — прокричала она. — Ага. Это не имеет значения. — Не имеет значения, — повторила она. — Не имеет значения. Потому что хренов Райли Вулф сейчас в деле, так что это не имеет значения. Потому что хренов Райли Вулф ТАКОЙ крутой, и не имеет значения, что вы будете делать, — вам его не остановить. — По крайней мере, она больше не вопила. — Можно сказать и так, — согласился я. Мне следовало быть начеку, но я расслабился. Она так сильно шарахнула меня по голове, что у меня искры из глаз посыпались. — Ты невежественная, тупая, заносчивая, самонадеянная скотина! — выпалила она. — Я не собираюсь помогать тебе, чтобы тебя потом прикончили… Тебе повезет, если получишь пожизненный срок! Я ничего не ответил, просто ждал, когда голова прояснится и я смогу видеть. — Черт тебя побери, Райли, такое сделать никак невозможно, блин! — Я смогу это сделать, — возразил я. — Я должен… если ты прежде не снесешь мне голову. — Кто-то, вероятно, снес тебе голову много лет назад, — проворчала она. — Непохоже, чтобы ты ею пользовался. — Ну ладно, Моник, — всплеснув руками, сказал я. — Означает ли это, что ты не возьмешься за дело? — Это означает, у меня хватит ума не пытаться! Ради бога, это… совершенно невыполнимо! Тебя убьют или… Нет, Райли! Решительно нет! Приподняв бровь, я взглянул на нее: — Тебя так волнует, что меня убьют? Ух ты, значит, тебе на меня не наплевать? — Не наплевать, конечно, — огрызнулась она. — Ты постоянный заказчик, хорошо платишь — конечно, меня это устраивает! Я знал, что она скажет что-нибудь подобное, — она всегда так делала — и это немного задевает. Я имею в виду, задело бы, если бы я ей поверил. Я не поверил. Я покачал головой и сделал шаг к ней поближе. — Есть что-то большее, правда? Моник полсекунды помедлила. — Нет, — глядя в сторону, ответила она. — То есть иногда мне кажется, ты… — Она прикусила губу с гримаской, которая казалась мне невероятно сексуальной. — Мне кажется, ты… вроде как друг… — Она взглянула на меня. — У каждого человека есть один друг-мудило, да? Теперь я обиделся и почти поверил в ее слова. — Вот как? — Я придвинулся к ней еще на полшага. — Значит, я просто друг-мудило? Моник снова прикусила губу. Наши взгляды встретились, и какое-то время мы молчали. — Черт возьми, Райли! — наконец сказала Моник и положила ладонь мне на грудь, но в тот момент, когда я собирался ответить тем же, она оттолкнула меня. Сильно. — Этого больше не будет, ладно? — Будет, — возразил я, — когда ты проиграешь пари. — Никогда! — Посмотрим… — Я постарался придать своему лицу чарующе-уверенное выражение. — Но в таком случае ты должна выполнить мое задание — или проиграешь. И, кроме того… — Положив руку Моник на плечо, я пристально наблюдал за ней. Она тоже смотрела на меня, и я не мог угадать ее мысли, но она не оттолкнула меня. Я понизил голос. — Только представь себе, Моник. Ты должна почувствовать то же, что и я. — По-моему, у меня слегка дрожал голос. Моник так и не оттолкнула меня. — Не просто сама цель, но план в целом, то, как он будет работать, черт побери, девочка! Ничего подобного раньше не делалось! Ты станешь участницей величайшей кражи в истории, блин! Я легонько встряхнул ее, стараясь передать ей свое волнение. — А дерзкий вызов? Ты не могла даже мечтать об этом! Господи, все должно пройти идеально… Никто не мог даже попытаться, Моник! Но ты и я, вместе — мы можем это сделать! Я знаю! — Я перевел дух, пытаясь успокоиться. — Я смогу провернуть это дело, Моник. Без сомнения. Но только если у меня будет абсолютно точная копия. Моник взглянула на меня и облизнула губы, отчего я почти забыл то, о чем говорил. Потом она отодвинулась от меня, взяла фотографии и, нахмурившись, начала разглядывать их, водя пальцем по некоторым частям. — Возможно, — тихо сказала она сама себе. — Это должен быть муассанит… Черт, сложно будет все организовать, так что… — Вдруг вспомнив о моем присутствии, она рывком подняла голову. — Но господи, Райли! Как тебе удастся подобраться так близко к… Черт возьми, тебя убьют! — Или даже хуже, — с притворной серьезностью произнес я. Моник энергично затрясла головой: — Я серьезно! Эта штуковина укутана плотнее, чем… чем… — Анус комара? — предположил я. — Киска монашки? — Да пошел ты, Райли, я серьезно! — выпалила она, помахав передо мной фотографиями. — Я читала об этом. У них десятки охранников с автоматами, и… ты не сможешь — я имею в виду как, как… О чем ты только думаешь, блин? Она говорила чертовски серьезно, поэтому я ответил ей тоже серьезно: — Я думаю, что хочу совершить нечто такое, чего никто во всем чертовом мире не смог задумать или совершить за миллион лет. И даже более того — я делаю это. — Я перевел дух, и меня вдруг охватил восторг. — Мой план уже работает, Моник! — До меня дошло, что я кричу, но мне было наплевать. — Все постепенно складывается! Я уже больше чем на полпути, и остальное тоже получится, я знаю! Черт побери, я могу это сделать! И я видел, что она почти поверила мне, поверила, что я действительно могу это сделать. Почти. Моник покачала головой. Она вновь взглянула на фотографию, потом на меня: — Ты ненормальный. Совершенно чокнутый, блин! Райли, здесь нет выхода, на хрен! — Выход всегда есть, — возразил я. — Давай, Моник, да или нет? Сможешь это сделать? Нет… — Я поднял руку. — Не буду спрашивать, сможешь ли. Я знаю, сможешь! Но, Моник, сделаешь? Войдешь ли вместе со мной в историю? Покачав головой, она посмотрела на фотографию: — Могу попытаться. Не знаю, откуда это взялось, но я услышал, как говорю голосом Йоды: — Никаких попыток. Только делать или не делать. Она покачала головой, продолжая глядеть на фотографию. — Моник, ты можешь это сделать. Я абсолютно уверен. — Потом я бросил на нее взгляд искоса. — Конечно, если ты откажешься, то я, пожалуй… — Да пошел ты, чувак! Ты ни за что не выиграешь наше пари. Я расплылся в широкой счастливой улыбке: — Я выиграю в любом случае. — Хрен тебе! — Может быть, позже. Так ты в деле, Моник? Она зашипела, стала кусать губы, покачала головой. Потом взглянула на меня и не успела еще ничего сказать, но я уже прочел ответ в ее глазах. — Я в деле, — сказала она. — Но, черт побери, Райли… — Именно! Наклонившись вперед, я быстро поцеловал ее, пока она не успела меня остановить. И, не дожидаясь, пока она что-нибудь скажет, я вылез из окна и пропал в ночи.