– Серега, по ходу, твой выход, – шепнул Степан, помогая Шохину подняться на ноги. – Давай, что ли, пожестче, покажи, кто тут главный! А то совсем обнаглели, пулеметами пугают, гранатами грозят, никакого уважения, понимаешь ли. – Без советчиков разберусь, – буркнул особист, отряхивая одежду от налипшего лесного сора. – Главное, сам лишнего не сболтни. А лучше, так и вовсе молчи. – Как рыба об лед! – пообещал Алексеев, протягивая товарищу «ППШ». – А за личным оружием вы так следить и не научились, тарщ командир, снова обронили. Хорошо, я всегда рядом. Возмущенно сверкнув в полутьме белками глаз, контрразведчик закинул на плечо автоматный ремень, командным голосом сообщив: – Я – капитан государственной безопасности Шохин! Вместе с сопровождающими бойцами выполняю особое задание в тылу противника. Кто вы такие, я догадываюсь – слышали, как эшелон громили, из какого отряда – тоже. Кто старший? Подойдите сюда! Морской пехотинец только хмыкнул (про себя, разумеется), впервые услышав, насколько резко умеет разговаривать особист. Собственно, он и не говорил – именно что приказывал. Спорить с контрразведчиком никто не стал – и Степан прекрасно понимал, что дело отнюдь не в командном тоне: они находились под прицелом как минимум десятка стволов, способных в считаные мгновения изрешетить всех троих. Так что никакого риска, вполне можно и поговорить. Ну, а пойди что не так, просто отдать команду на открытие огня… Неторопливо подошедший кряжистый мужик остановился в паре метров, позволяя себя рассмотреть. Стеганый ватник крест-накрест перетянут немецкими пулеметными лентами, под правой рукой висит трофейный МП-40, в точности такой же, как у старлея; за поясной ремень заткнута парочка немецких же гранат. А вот кобура определенно наша, под родной «наган» – морпех уже научился их различать. Какие бы то ни было знаки различия, понятно, отсутствуют. Оглядев капитана, мужик пожал плечами и первым заговорил: – Ну, допустим, я старшой! Документики бы какие поглядеть, а? Для порядку, так сказать. – Глядите, – подсветив карманным фонариком, Шохин показал ему раскрытое удостоверение. И, не дожидаясь дальнейших вопросов, добавил: – А вот другие документы предъявлю исключительно командиру отряда, причем в присутствии представителя особого отдела и комиссара. Так что хватит время терять, ведите на базу. – Так, может, я как раз и есть командир отряда? А «корочки» ваши… их и подделать можно, фашисты в таких делах большие мастаки. – Вы – не командир партизанского отряда «Кубанский»[9], поскольку его я знаю лично. Так что поднимайте людей и давайте двигаться, времени мало. С рассветом фашисты могут начать прочесывание местности. В ответ партизан лишь хмыкнул, пожал плечами: – Ну, коль вам и название наше известно, и командир знаком, тогда допустим. Ладно, топайте за мной. Только нехай бойцы ваши оружие на предохранитель поставят да на ремнях за плечами несут. И вы тож, товарищ капитан. Покуда у меня к вам, уж извиняйте, никакого особого доверия не имеется, так что ребята за вами того, присмотрят. – Понимаю, сам бы точно так же поступил, – кивнул особист, подав Степану с Гускиным успокаивающий знак «мол, делайте как сказано, все нормально». – Далеко нам? – Да как сказать, – широко ухмыльнулся тот, шутливо разведя могучими руками. – Не далеко, и не близко, но к рассвету будем на месте, верно говорю. Ежели, понятно, фриц, тьфу-тьфу, не привяжется. Но вроде не должон, не любит он, вишь ты, ночного лесу. Кстати, когда скажу, идите след в след, не ровен час на мину наступите. Готовы? Тогда вперед, вона, за Федотом топайте, у него спина широкая, с пути не собьетесь… «Топали» часа полтора, причем без остановок. Хорошо, хоть не в том сумасшедшем темпе, каким уходили от железной дороги. Короче, топали, топали и дотопали до лагеря. Рассмотреть который (интересно же, взаправдашний партизанский лагерь – не киношный, а самый что ни на есть настоящий!) Алексееву не удалось – на лес, напрочь скрывая любую, даже самую близкую перспективу, опустился молочно-белый предрассветный туман. Их с Гускиным сразу же заперли, вежливо потребовав сдать оружие, в одной из землянок, выдолбленных в склоне здоровенной балки, а контрразведчика куда-то увели, как понимал Степан, представляться местному командованию. Ну, как заперли? Просто настоятельно попросили пока наружу не выходить, поскольку никакого запора на двери, понятное дело, не имелось в принципе – его роль выполнял хмурый часовой с самозарядной винтовкой. Оглядев временное пристанище, оборудованное в полном соответствии с правилами фортификационной науки, Степан скинул бушлат, немного погрелся возле жарко растопленной буржуйки и завалился на ближайшие нары, коих тут насчитывалось четыре штуки. Гускин последовал примеру старшего по званию, поскольку тоже был опытным бойцом и помнил, что когда солдат спит, служба идет, причем тихо и незаметно, дабы ненароком не разбудить уставшего воина. Впрочем, согласно легенде Шохина нынче старлей числился всего-то сержантом, о чем он и успел шепотом предупредить товарища. Легенда Алексею категорически не понравилась – с Артемьевым они дружили еще со спецкурсов, – но и спорить осназовец не стал, лишь молча кивнув в знак согласия. Несмотря на усталость и возмущающийся отсутствием пищи желудок, спать не хотелось. Полежав минут десять с закрытыми глазами, морпех не выдержал: – Слушай, Леха, а знаешь, как такая землянка называется? – Не, не знаю, – лениво отозвался товарищ, не раскрывая глаз. – Землянка – и землянка, как ей еще называться? Не блиндажом же? – А называется она землянкой косогорного типа. Поскольку в склоне горы – ну или оврага там какого – вырыта. Так что мы с тобой сейчас чистые хоббиты. – Кто? – без особого интереса в голосе осведомился старший сержант. – Чего еще за хоботы такие? Алексеев мысленно выругался – да что ж такое-то?! Кто его снова за язык тянул? Видимо, от усталости все. Теперь еще и про хоббитов объяснять. Нет, книжка-то еще до войны вышла – вот только в Англии. Которая нынче, понятно, союзник, а вот дальше, особенно с учетом всего того, о чем он Шохину рассказал… – Хоботы, тарщ старший сержант, это у слонов в зоопарке. Ну, или там в Индии. А хоббиты – это гномы такие, из сказок. Живут под землей примерно в таких вот землянках. Попалась мне в детстве одна книжка, дореволюционная еще, со всеми отмененными буквами, прочитал, да забыл. А когда военную фортификацию изучал, вспомнил, да посмеялся. Не читал эту сказку? – Не, не читал, – мотнул головой осназовец. – Я, честно признаться, сказки не шибко любил, неинтересно. Вот научная фантастика – совсем другое дело. Беляев, там, Толстой – ну, тот, который про «Аэлиту» писал. У него еще про гиперболоид роман был, не помню, как того инженера звали, что его изобрел. Ух, и мощное оружие, нам бы сейчас такое, самолеты фашистские жечь! Знаете? – Знаю, понятно, – кивнул морпех, облегченно подумав, что касательно хоббитов, судя по всему, можно больше не волноваться. – У нас в училище хорошая библиотека была, отличная даже. Времени, правда, все время не хватало. От необходимости и дальше развивать литературную тему его отвлек сам осназовец: – О, слышите, тарщ старший лейтенант, идут! Никак по нашу душу. – Сержант, Леша, сержант, – поправил Степан. – Смотри, не забудь! А то сболтнешь лишнего, Шохин потом нас обоих уроет. Да и вообще, ненужные вопросы возникнут. – Виноват… Илья, – поморщился Гускин, садясь на застеленных потертым солдатским одеялом нарах и сильно, до хруста, потягиваясь. – Ага, точно идут. Видать, договорился товарищ капитан с местным командованием. – Или как раз наоборот, не договорился, – мрачно буркнул морпех, спуская с лежанки ноги. – Сейчас выясним… В землянку, сильно пригнувшись, вошел Шохин, что характерно, в гордом одиночестве. Мельком оценив высоту помещения, осторожно выпрямился, практически упершись головой в бревна наката. – Ну что, мужики, вопросов к нам никаких нет, так что с этой стороны все путем. Но тут другая проблема образовалась: связи у партизан не имеется, радиостанция сдохла еще три дня назад. Во время последнего сеанса «большая земля» подтвердила, что пришлет новую вместе с провизией и боеприпасами, сбросят с парашютом в условленном месте. Вот только самолет будет – если вообще долетит, конечно, – только на следующей неделе. – Так это что ж, целую неделю будем в этом лесу сидеть? – вскинулся осназовец. Старший лейтенант же промолчал: несмотря на профессиональную закрытость контрразведчика, он уже достаточно хорошо его изучил и догадывался, что на этом новости еще не закончились. Не ошибся, естественно: – Пока не решил. Но есть и еще кое-что – после обеда практически все бойцы уходят в рейд в направлении станицы Варениковской. Вместе с тамошним отрядом они атакуют местную железнодорожную станцию – по переданной с последней радиограммой информации, к этому времени туда как раз прибудет эшелон с возвращающимися на фронт немецкими и румынскими офицерами, который они должны разгромить, по возможности захватив кого-то в плен. Резон в этом имеется – после вчерашней акции на Нижнебаканской ветке фашисты вряд ли ожидают нового нападения, обычно партизаны делают паузу между боевыми операциями. Атака ориентировочно произойдет в час-два ночи. – Силами партизан, пусть даже двух отрядов, штурмовать станцию?! – откровенно опешил Степан. – Без артподдержки и бронетехники? Это определенно что-то новенькое. Они что, с ума сошли? Там ведь наверняка фрицев полно! Шохин поморщился: – Согласно агентурным данным в станице только неполная рота румынской пехоты и собственная охрана станции – эти из немцев, разумеется. Если максимально использовать фактор внезапности, вполне может выгореть. В отряде около сотни бойцов, у «соседей» – немногим меньше, так что вместе они достаточно серьезная сила. Да и командира «Кубанского» я знаю лично, работал с ним перед заброской в тыл, опытный товарищ, две войны за плечами, зря рисковать не станет. – А если не выгорит, то в этих краях станет на пару отрядов меньше, – хмыкнул Алексеев. – Ладно, а мы-то что делаем? Сидим на попе ровно – или поможем товарищам? Окончание фразы «героически погибнуть» Степан в последний момент все-таки ухитрился не озвучить. Нет, произойди подобное накануне масштабного советского наступления по всему фронту – почему бы и нет? Четко скоординированные по времени удары, поддержка авиации и дальнобойной артиллерии, все дела. Но сейчас, когда до первого прорыва «Голубой линии» остается еще несколько месяцев, а до окончательного освобождения Новороссийска – так и вовсе полгода! Как-то рановато и откровенно попахивает авантюрой. Хотя с другой стороны… Это ведь они с особистом знают, как станут развиваться дальнейшие события… – Я вот тебе помогу! – отрезал капитан. – У нас свое задание, не забыл? Пока остаемся на месте, а дальше поглядим. Вопросы? – Да, судя по всему, только один: пожрать нам дадут? Или своими харчами перебьемся? У Лехи вон гороховый концентрат в сидоре имеется, печка тоже в наличии, так что можно супчик сварганить, с сальцем. Вы как, тарщ капитан, насчет перекусить? – Нормально, – усмехнулся Шохин. – Одевайтесь и двигайте за мной, сейчас перекусим. Оружие вам вернут. На всякий случай напоминаю: лишнего не болтать, никаких подробностей про нашу «операцию» не разглашать. Киваете? Ну, тогда пошли завтракать, у меня самого, ежели начистоту, кишка кишке лупит по башке… После достаточно сытного завтрака – каждый получил по полкотелка сдобренной комбижиром пшеничной каши, в которой даже встречались отдельные волоконца тушенки (а обеда, насколько понимал Алексеев, не предполагалось, поскольку отряд уходил в рейд), – контрразведчик снова утопал в местный штаб, а старлей с осназовцем оказались предоставлены сами себе. Справив нужду и умывшись ледяной водой из протекающего по дну балки ручья, товарищи отправились обратно в землянку. Степан был не прочь побродить по партизанскому лагерю, судя по озвученной особистом численности бойцов, достаточно большому – когда еще подобная возможность выпадет? Да никогда, скорее всего. Но Шохин убедительно просил не привлекать к себе лишнего внимания, с чем морпех, в принципе, был вполне согласен. Поди знай, как оно в будущем обернется, их троих и так слишком многие видели. Так что рисковать определенно не стоит, лучше последовать примеру Гускина, решившего отоспаться, пока имеется такая возможность. К четырем часам лагерь практически опустел – партизаны, передохнув и пополнив боекомплект, двумя группами ушли в направлении железнодорожной станции, оставив на базе лишь немногочисленную охрану да с десяток прибившихся к отряду местных жителей, скрывающихся в лесах от карателей и местных полицаев. Вскоре в землянку завалился Шохин – сколько именно времени он отсутствовал, Степан понятия не имел, поскольку успел задремать, а часов у морпеха по-прежнему не имелось. Скинув бушлат, особист тяжело опустился на нары, устало прикрыв глаза: – Уф, ноги гудят. Ну, вроде все вопросы обговорил. Если все пойдет по плану, завтрашним утром отряд вернется в лагерь. Сидеть здесь до следующей недели мы не станем, слишком опасно. Нам выделят проводника и нескольких бойцов в прикрытие, которые проводят нас поближе к Новороссийску. Местность они знают как свои пять пальцев, так что подберут подходящее место и помогут тихонечко просочиться через немецкие позиции. Дальше – уж как повезет. Согласны? Или возражения имеются? – Да какие уж тут возражения… – Старлей не договорил, прислушиваясь к непонятным звукам снаружи. – Не понял, это еще что? Старший сержант среагировал куда быстрее: – Хватайте вещи и оружие, счас бомбить станут! Авианалет! В следующий миг землянка, хоть и была на пару метров заглублена в склон балки, буквально подпрыгнула на месте – будто тот самый памятный Алексееву трофейный блиндаж под Южной Озерейкой. Сквозь разошедшиеся бревна перекрытия посыпалась земля; входную дверь перекосило, внося сквозь щели остро воняющий сгоревшей взрывчаткой сизый дым. «Дежавю, однозначно, – отстраненно подумал морпех, следом за осназовцем подрываясь с лежанки. – Везет же мне с бомбежками, это, если память не изменяет, уже третья за неполных полторы недели. Притягиваю я их, что ли, блин? Вот только наружу на этот раз, пожалуй, лезть не стоит, никакая бомба склон не пробьет. Безопаснее внутри пересидеть…» Снаружи меж тем рвануло еще раз, и еще. Землянка ходила ходуном, но не сдавалась. Насколько понимал Степан, бомбили немцы неприцельно, просто обрабатывая заданный квадрат – да и как можно прицельно бомбить лес, все одно точных ориентиров не разглядишь. Хотя… балки с прочими оврагами сверху наверняка неплохо видно, особенно зимой. Главное, приблизительно знать, куда именно вываливать свой смертоносный груз. И что из этого следует? А следует из этого исключительно то, что фрицы прекрасно ЗНАЮТ, где расположен партизанский лагерь! И когда закончится авианалет, начнут его зачистку с поверхности! Так что вывод из происходящего может быть только один: предательство. Кто-то сдал врагу точные координаты партизанской базы. Вот только по времени фрицы немного припозднились, ударив тогда, когда отряд уже ушел… Глава 9. Пленные Окрестности ст. Варениковской, 14 февраля 1943 года Спустя несколько минут прокатившиеся вдоль балки взрывы стихли, и товарищи осторожно выбрались из покосившейся, с опасно просевшими бревнами перекрытия и порядочно задымленной землянки. Лишившаяся после близкого взрыва вытяжки печка начала сильно дымить, наполняя помещение едкой гарью. И поделать с этим ничего было нельзя: буржуйка – не газовая колонка, простым поворотом вентиля не заглушишь. В общем, как убедился Степан, история и на самом деле повторялась, поскольку совсем недавно нечто подобное с ним уже происходило – сказал же, «дежавю», мать его так! Пришлось сидеть возле выхода, надеясь, что бомбежка закончится раньше, чем они окончательно задохнутся. Разгромленный и перекопанный десятками бомб партизанский лагерь был густо затянут дымом и завален упавшими, переломанными деревьями. Сбитые ударной волной, срубленные осколками ветви причудливой, не враз и продерешься, паутиной устилали землю. Полнокровный ручей с несколькими перекинутыми через него бревенчатыми мостками и вовсе представлял собой жалкое зрелище. Русла как такового больше просто не существовало, и мутная, вспененная вода с шумом заполняла обрамленные пластами вывороченной грязи воронки, буквально на глазах превращая дно балки в рукотворное болото. В нескольких местах что-то дымно горело; в небе гудели, с каждой секундой все тише и тише, моторы уходящих на аэродром самолетов. Судя по всему, бомбы оказались не слишком мощными, килограммов по пятьдесят, но их мощность вполне компенсировалась количеством – а с последним фрицы определенно не поскупились, с одного захода вывалив из бомболюков все, что имелось на борту. А имелось там, увы, немало. Быстро осмотревшись, Степан дернул оторопело озирающегося контрразведчика за рукав бушлата: – Валим отсюда, живо! Вон туда, где кусты погуще, дальше вверх по склону, как отряд уходил. У нас буквально минут пять, максимум десять, чтобы подальше убраться.