А еще буквально через полтора часа добрались до железной дороги… – Это, как я понимаю, и есть станица Нижнебаканская, она же – достаточно крупная станция местной «железки», – прокомментировал, сверившись с картой, Алексеев. – Вышли, как по ниточке, удивительно просто. Ну что, подберем подходящее местечко, отдохнем и понаблюдаем? – Подумаем, – туманно ответил Шохин, прикладываясь к биноклю. – Сперва осмотреться нужно. – Нужно, – покладисто согласился старлей. – Вот только отсюда ничего особенно не разглядишь, слишком далеко. Предлагаю спуститься пониже, вон туда примерно. Времени у нас вагон и маленькая тележка, до темноты все одно больше никуда не пойдем. «Подходящее местечко» нашлось быстро – это ножками по местным горам топать непросто, зато есть множество укромных уголков, где можно затаиться, не опасаясь привлечь внимание противника. К примеру, таких, как вот этот небольшой овражек, надежно укрытый от посторонних глаз густым кустарником. Даже сейчас обнаружить его удалось совершенно случайно – Гускин едва не навернулся вниз, буквально в последний момент успев отшагнуть назад. А уж летом, когда растительность покроется листвой – так и вовсе практически нереально. Оставив товарищей оборудовать стоянку – ветра практически не было, так что можно без опаски развести небольшой бездымный костерок, вскипятив воду, поскольку все трое достаточно сильно продрогли, – Степан прихватил с собой бинокль и плащ-палатку (не на голой же земле лежать, да еще и в новом обмундировании?), отошел метров на сто в сторону и приступил к наблюдению. Растянувшаяся вдоль двухпутной железнодорожной ветки станица находилась примерно в километре по прямой – и метров на пятьдесят ниже по вертикали. Станица как станица, ничего особенного. Типичные для этих краев одноэтажные домики с фруктовыми садами и огородами, узкие, хаотично пересекающиеся меж собой улочки, причудливо извивающееся русло небольшой реки – насколько понимал морпех, той самой Баканки, в ущелье которой в середине девятнадцатого века и был основан казаками небольшой форт, впоследствии ставший полноценной станицей и станцией Владикавказской железной дороги. Собственно, основная станционная инфраструктура – запасные пути, небольшой сортировочный парк, водонапорная башня, питающая колонки для заправки паровозных танков, какие-то приземистые пакгаузы и склады – располагалась метрах в трехстах от поселка. В самой же станице находился лишь перрон да небольшой вокзал или станционное здание – чем они отличаются друг от друга и отличаются ли вообще, не шибко разбирающийся в железнодорожной тематике морпех понятия не имел. Просто одноэтажное здание дореволюционной постройки, одним словом. Куда интереснее было другое. Возле перрона стоял недавно прибывший эшелон, определенно воинский. Два пассажирских вагона (поскольку с окнами), несколько товарных (поскольку без оных) и с полдесятка платформ с укрытыми брезентом танками или какой-то другой крупногабаритной техникой. Перрон заполнен фрицами. Немногочисленные офицеры тусуются отдельно, дымя сигаретами, солдаты – чуть поодаль, четко соблюдая положенную субординацией дистанцию. В руках у большинства шутце с прочими унтерами – котелки, порой сразу по несколько: где-то неподалеку организован пункт питания, вот и разжились горячей пищей. Но далеко от состава никто не отходит, да и паровоз стоит под парами, готовясь тронуться в дальнейший путь. Ну, с этим все понятно – поезд везет в Новороссийск подкрепление, больше по большому-то счету и некуда. Хорошо бы, конечно, как-то к фрицам незаметно присоседиться, да вот только как? Соваться на станцию – полный бред, а заскочить на ходу? Тоже бред, причем в квадрате. Не в том смысле, что не сумеют, хотя для этого и придется подобрать подходящий поворот, где эшелон – не этот, разумеется, а какой-нибудь другой, – сбросит скорость, а в том, что не на крыше же им ехать (куда еще нужно исхитриться забраться), словно мешочники из старых фильмов про Гражданскую войну. Да и на тормозных площадках будут торчать часовые. Разве что под брезентом на платформах укрыться – если они будут, эти платформы. С которых, кстати, еще нужно будет суметь вовремя слинять, желательно при этом не погибнув и не угодив в плен. Нет, не вариант, даже и пытаться не стоит – чистое самоубийство. Причем с четко выраженными признаками изощренного мазохизма. Ладно, пусть себе катят, не его, Степана, проблема. А вон там у нас что, на запасных путях? На запасных путях у нас – ну, в смысле, у немцев – обнаружились какие-то вагоны, охраняемые часовыми. Боеприпасы? Вполне вероятно, иначе с чего бы их так стеречь. Отогнали подальше, пропуская этот эшелон, а затем отправят следом. А дальше еще и цистерны стоят, определенно не с нефтью, а бензином – фронт неподалеку, танкам с прочей техникой нужно топливо. Алексеев тяжело вздохнул: эх, сейчас бы сюда пару эскадрилий наших бомберов! Как бы здорово могло выйти! Но – чего нет, того нет. Да и зенитное прикрытие у фрицев налажено, как минимум две позиции он срисовал, наверняка и другие имеются, просто он их не видит. Даже решись он, допустим, устроить диверсию, заветная тротиловая шашка из особистского планшета ничем не поможет. Ни вагон со снарядами ей гарантированно не рванешь, ни тем более наливную цистерну – там, возле самолета, он как раз об этом и размышлял. Одно дело тупо пробить борт, и совсем другое – запалить выливающееся топливо. Да и не отдаст ее Шохин, поскольку жадина и вообще жуткий перестраховщик. Мысленно фыркнув – блин, ну что ж за хрень в башку лезет?! – Степан оторвался от бинокля, глубоко задумавшись. Итак, от станции придется уходить. Не в их силах устраивать диверсии, да и цель нынче абсолютно другая – до своих живыми добраться. А заодно и Серегу с его, блин, секретными блокнотами вытащить. Уничтожить бы их от греха подальше прямо сейчас, все одной проблемой меньше будет, да только контрразведчик начнет возмущаться… ладно, и не о том речь. Сейчас нужно дождаться темноты да топать потихоньку вдоль железки, благо теперь даже при большом желании с пути не собьешься. А как поближе к Новороссийску окажутся, прикинут на местности, что дальше делать. Карты – картами, а в реальности может найтись куча всяких разных возможностей относительно безопасно просочиться к своим. Ну, по крайней мере, теоретически. Недаром же сказано – между прочим, как раз про события, век назад происходившие относительно недалеко от этих мест! – «гладко писано в бумаге, да забыли про овраги…». Правда, смысл в эту строчку изначально вкладывался вовсе не тот, какой имел в виду старший лейтенант: в оригинале автор сетовал на некие геодезические проблемы, Алексеев же, напротив, как раз и надеялся отыскать подходящий условный «овраг», который им поможет… Заслышав за спиной подозрительный шорох, Степан обернулся, вскидывая автомат. И тут же опустил, разглядев метрах в пяти Гускина. Призывно махнув рукой, сдвинулся чуть в сторону, освобождая товарищу место на расстеленной на земле плащ-палатке. Старший сержант не заставил себя ждать, ужом скользнув – ни одна ветка не дрогнула – сквозь заросли, морпех аж позавидовал. – Я специально шумнул, чтобы вас предупредить. Мы там кипяточек сварганили, согрейтесь малехо. Можно было горохового концентрату навернуть, но товарищ капитан сказал позже. А я пока понаблюдаю. – Добро, – не стал спорить старлей, передавая бинокль. – Держи оптику. Только смысла в этом ноль, сразу предупреждаю – на станции нам делать нечего. Часика через полтора стемнеет, и дальше потопаем. – Значит, потопаем, – равнодушно пожал плечами осназовец. И покопавшись в кармане, смущенно протянул Алексееву пару леденцов в затертых до полной неузнаваемости обертках. – Вот, вместо сахара. Они вкусные, «Дюшес» называются, Бабаевской фабрики. Больше нет, извините. – Спасибо, Леша, – искренне поблагодарил старлей. – Лет сто не пробовал, с самого детства. – Сто лет, скажете тоже! – улыбнулся старший сержант. – Не такой уж вы и старый. – Да нормально все, – зашуршал оберткой морской пехотинец. – Ну, приврал немного для красного словца, всего-то семьдесят… Судя по выражению лица, шутки Гускин не понял и оттого не оценил. А морпех в который уже раз подумал, что Шохин определенно прав: болтает он и на самом деле много – и не всегда по делу. – Тарщ старший лейтенант, – устраиваясь поудобнее, неожиданно спросил осназовец. – Разрешите вопрос? – Валяй. Ну, в смысле, разрешаю. – А вот вы когда немецкие танки гранатами жгли – страшно было? Нет, если не хотите, так не отвечайте, мне товарищ капитан вообще запретил у вас что-то выспрашивать, просто там, на катере, вы сами про это рассказывали. Без подробностей, правда. – Страшно? – ненадолго задумался Степан. – Знаешь, наверное, нет. Тупо некогда было бояться. Просто понимал, что нужно это сделать – вот и все. А страх обычно позже приходит, когда все уже закончилось. – А я танков, ежели начистоту, побаиваюсь… – смутился Алексей, пряча взгляд. – Вроде и обкатывали нас, и как с ними бороться учили, а все одно страшно, аж живот сводит. Вот ничего другого не боюсь, а танков… Самое смешное, я ж до войны трактористом был – поработать, правда, практически не успел… – Ну и зря. Боишься, в смысле, зря. Ты, главное, запомни: танк – не трактор, у него кабины с окнами и обзором на все триста шестьдесят не имеется. Мехвод, когда танком в бою управляет, практически ни хрена через свои приборы не видит. И тебя тоже не видит, ежели, понятно, у него на пути с гранатой наперевес в полный рост не стоять. Главное, пехоту отсечь, поскольку танк без прикрытия – просто братская могила для экипажа. Подобрался аккуратненько, гранату кинул – в ходовую, там, или на крышу двигателя – и все. Будет возможность – покажу. Хотя лучше, конечно, чтобы не было… * * * В сумерках двинулись дальше, перед выходом тщательно замаскировав место недолгой стоянки. Шли лесом, в зависимости от рельефа, стараясь держать железную дорогу приблизительно в полукилометре по левую руку. Если впереди оказывалась особенно протяженная балка, глубокий овраг с крутыми склонами или распадок, приходилось делать солидный крюк, порой в добрый километр, а то и больше, – рисковать старлей не собирался. В принципе, Алексеев вообще терпеть не мог ночных переходов по незнакомому лесу, однако сегодня им везло: облака практически разошлись и в небе висела почти полная луна, дающая достаточно света. Но шли все равно медленно, поскольку отлично понимали, что означает сломанная или даже просто подвернутая нога. Так прошло почти три часа. А вот затем в стороне железки один за другим раздалось три гулких взрыва, сменившихся заполошной ружейно-пулеметной трескотней. Спустя несколько секунд рвануло еще несколько раз, куда как мощнее, а над верхушками деревьев поднялось неровное, колышущееся зарево. И старлей отчего-то практически не сомневался, что это сдетонировали боеприпасы в вагонах – как бы не в тех самых, которые он заметил на запасных путях Нижнебаканской. А следом и бензин в цистернах полыхнул, отсюда и зарево. Да и по времени примерно совпадает – пока составили эшелон, пока подогнали паровоз, то-сё, пятое-десятое… Проблема крылась не в этом. – Партизаны? – первым нарушил молчание старший сержант. – Ну, не сам же поезд под откос ушел, да еще и с таким эффектным фейерверком, – мрачно буркнул Степан, прислушиваясь. – Согласны, тарщ капитан? Стрельба к этому времени уже полностью стихла, лишь изредка приглушенно бумкали отдельные взрывы, видимо, продолжали детонировать охваченные пламенем снаряды – или что там фрицы везли в тех вагонах? Что ж, вполне ожидаемо: обычная тактика партизанских групп. Рванули рельсы (три первых взрыва – под паровозом, в хвосте и середине состава), ударили со всех стволов по ошарашенным неожиданным нападением фашистам – и отошли, не дожидаясь, пока противник опомнится и организует хоть какое-то подобие обороны. Классика, можно сказать. Вот только для них троих произошедшее поистине смерти подобно. До станции не особенно и далеко, значит, скоро фрицы организуют прочесывание местности, попытавшись сесть на хвост уходящему на базу отряду. Партизаны-то наверняка оторвутся, поскольку местные все тайные тропки знают – в отличие от… ну, понятно, от кого… – Согласен, – кивнул Шохин, судя по выражению лица, испытывающий приблизительно те же чувства, что и Степан. – Один из отрядов Новороссийского или Анапского куста отработал. Молодцы, конечно, сейчас каждый уничтоженный эшелон нам в помощь, но как же не вовремя-то! Твою ж мать! В глубину леса уходить нужно, причем немедленно. Если повезет, к рассвету оторвемся. Только бы собак по следу не пустили… Глава 8. Партизаны Горнолесные массивы к северу от Новороссийска, 14 февраля 1943 года Отправив Гускина вперед, старлей поравнялся с порядочно запыхавшимся контрразведчиком. В принципе, разговаривать на ходу, двигаясь по лесу, когда ближние деревья мешают наблюдению, и основную информацию получаешь при помощи слуха, неправильно, поскольку отвлекает – это азы. Лучше ненадолго остановиться, сперва убедившись в безопасности окружающей местности, вот только останавливаться-то старлей как раз и не хотел. Равно как и откладывать этот разговор. Так что вся надежда на осназовца, он человек опытный, не подведет. Да и орать они не собираются, так, пошепчутся чуток. – Слушай, Серега, а вот если мы сейчас не на фрицев, а на наших родных партизан наткнемся – чего будет? Поверят твоим документам? Не пристрелят сгоряча, как фашистских шпионов и вообще подозрительных элементов? – Поверят, – сдавленно выдохнул тот, не обратив никакого внимания на неуставное обращение. Идти по ночному лесу в заданном морпехом с осназовцем темпе капитану было нелегко, поэтому рядом постоянно находился кто-то из более опытных в подобных делах товарищей. Сейчас как раз настала очередь Алексеева, до того шедшего в авангарде. Да и поговорить было о чем. В том, что это вовсе не перестраховка, а сугубая необходимость, Шохин убедился буквально через десять минут от начала марша, запнувшись за некстати вывернувшийся из земли корень и не упав исключительно благодаря оказавшемуся рядом Гускину. Нет, капитан госбезопасности был твердым профессионалом своего дела. Вот только оное дело как-то не предполагало, что ему придется практически бегом идти по погруженному в полутьму лесу, изрезанному превеликим множеством распадков и оврагов. В подобном ничем не могла помочь ни феноменальная память, ни множество весьма специфических знаний и умений, к коим относились стрельба в сложных условиях, рукопашный или ножевой бой. Перемещаться ночью по незнакомой пересеченной местности его просто не учили – в отличие от бойцов ОСНАЗа из его родного времени или морских пехотинцев из нереально далекого будущего… – Поверят, – повторил Шохин, с трудом переводя дыхание. – С документами у меня все в полном порядке, а для командира отряда и местного особиста и еще кое-что припасено. – А со мной как? – хмыкнул Степан, вовремя заприметив в нескольких метрах впереди неглубокую промоину, выделявшуюся темным пятном на фоне высеребренной лунным светом почвы, и аккуратно подкорректировав траекторию движения товарища. – Неужели сложно было и мне хоть какой-то аусвайс оформить? Временный, допустим, взамен утерянного в ходе боевых действий? Недоработали вы, тарщ капитан, ох недоработали! – Может, и недоработал, – к удивлению морпеха угрюмо согласился Сергей. – Только кто ж думал, что все так погано выйдет? В Геленджике тебе документы были без надобности, все одно из нашего здания не выходил, в самолете – тем более. Кому их предъявлять, птичкам, что ли? А в столице нас бы у самого трапа встретили и на автомашине отвезли куда следует. – Короче, из всех присутствующих я самый подозрительный тип, – фыркнул Алексеев. – Документов не имею, оружие немецкое, на поясе какой-то нештатный штык-нож болтается, еще и ботинки уставу не соответствуют. Готовый шпион, однозначно. – Ох, да когда ж ты уже наговоришься-то! – поморщился контрразведчик. – Хотя ты, пожалуй, прав, лишние вопросы нам сейчас не нужны. Сделаем так – коль пересечемся с нашими, представишься сержантом Артемьевым, его документы у меня в полевой сумке. Побудешь пока бойцом ОСНАЗа, с выучкой у тебя все в порядке, никто ничего не заподозрит. Радиосвязь у партизан однозначно имеется, свяжусь с командованием, доложу, что произошло. Чего молчишь? Не согласен? – Да согласен я, согласен – в моем положении только, блин, спорить. Не за пилота же меня выдавать! А легенда какая? – Легенда простая – лишнего не болтать! – раздраженно отрезал капитан, в очередной раз зацепившись за что-то ногой. Помогать ему, впрочем, не пришлось – справился сам. – Летели в Москву после выполнения некоего секретного задания на плацдарме, знать о котором ни командиру отряда, ни его заместителю не положено. Напоролись на немецкие истребители, совершили аварийную посадку, место на карте отмечено, можно проверить. Пробираемся к своим. Все. Остальное – моя забота. Понятно? – Да уж куда понятнее, – покладисто согласился Степан. – Устали, тарщ капитан? Можем немного передохнуть и отдышаться – километров с семь мы определенно отмахали. По темноте фрицы в лес вряд ли полезут, так что пока мы оторвались. – Устал, – не стал спорить Шохин, – больно вы с Лешей резвые. Только недолго, максимум с полчаса. – Добро. – Старлей коротко ухнул совой, привлекая внимание Гускина. Спустя несколько секунд осназовец бесшумно нарисовался рядом, вопросительно глядя на морпеха. – Привалимся на полчасика, – достаточно громко ответил старший лейтенант, заметив нечто подозрительное метрах в пяти правее. И едва заметно качнул головой в направлении гипотетической опасности, будучи уверен, что товарищ заметит знак. Старший сержант не подвел, понимающе прикрыв на миг глаза. – Вы чего это перемигиваетесь? – нахмурился еще ничего не успевший понять Шохин. В следующий миг Степан подбил контрразведчика под колени, наваливаясь сверху и перебрасывая под руку автомат. Еще полсекунды понадобилось на то, чтобы вывести затворную рукоятку из предохранительного паза, переводя оружие в боевое положение. Гускин плавно сместился, буквально перетек в сторону, укрываясь за стволом ближайшего дерева и вскидывая «ППШ». «Ну, хоть не немцы, те бы сразу стрелять начали», – скользнула краем сознания запоздалая мысль. Хотя отчего, собственно, запоздалая? Вполне так себе своевременная – на все про все и нескольких секунд не ушло. Только что топали себе по лесу трое, не особо и скрываясь, и вдруг – р-раз – и нету их, исчезли куда-то. Именно там, где и предполагал морпех, отчетливо звякнул металл. И еще раз, немного в стороне. Всего двое? Тыловой заслон, оставленный уходящим отрядом? Не факт, да и место для подобного не слишком подходящее. Скорее всего, остальные просто затаились, пока не выдавая себя ни хрустом случайной ветки, ни лязгом взводимого затвора. – Эй, кто такие? Назовитесь, стрелять будем! – Свои мы, – помедлив, сообщил в ответ Алексеев. – А стрелять и мы умеем, даже не сомневайся! – Не сомневаюсь, – весело согласился невидимый собеседник. – Вот только нас и числом поболе, и окружили мы вас. Федот, подтверди. А то вдруг гости незваные не поверили? В нескольких метрах за спиной громко клацнул передергиваемый затвор, судя по характерному звуку, пулеметный: – Как есть окружили! Вот счас как дам очередью – и амба! А товарищи гранатами добавят, чтоб, значится, наверняка! Так шо сдавайтеся, а уж там разберемся, свои вы али вовсе даже наоборот. «Хороши же мы с Лешкой, прошляпили засаду! – мрачно подумал Степан, аккуратно сползая с раздраженно шипящего что-то себе под нос контрразведчика. – Ведь рядышком с ними протопали и ничего не заметили, профессионалы хреновы! Зато партизаны – реально молодцы, и нас загодя засекли, и к встрече подготовиться успели. Интересно, сколько их тут? Человек десять, больше?» Переглянувшись с осназовцем, старлей помотал головой, демонстративно откладывая в сторону оружие. Поколебавшись, Гускин тоже опустил пистолет-пулемет стволом вниз, на полкорпуса вышагнув из-за дерева.