– С чего бы вдруг такая осторожность? – ухмыльнулся Сергей. – На тебя как-то не шибко похоже, ты ж у нас завсегда впереди с шашкой наголо, а позади хоть трава не расти. Да ладно, не хмурься, шучу я. Товарищи нас проводят. Пошли, времени в обрез. А время нам теперь ох как понадобится. – Серега, а они вообще согласятся? – Кто? – не оборачиваясь, спросил идущий первым особист. – Ардашев с Филимоновым? – Ну да, кто ж еще? – Согласятся, – безапелляционно ответил Шохин. – В крайнем случае приму командование, подобные полномочия у меня тоже имеются. Хотя и не хотелось бы, бойцы могут не понять. Так что я уж постараюсь убедить их прислушаться к нашему плану. – К нашему? – с улыбкой хмыкнул Степан. – Нашему, понятно, какому ж еще? – досадливо поморщился капитан. – Поскольку никакого другого все равно не имеется. Я тут еще раз все обдумал – прав ты, как ни странно. Если останутся – перебьют их, и нас вместе с ними. А так хоть какой-то шанс. Догнав контрразведчика, Алексеев придержал его за плечо: – Не какой-то, Серега, а достаточно серьезный. Знаешь, я тут еще кое-чего вспомнил – не было в боевой истории отряда «Ворон» сегодняшнего нападения на штабной эшелон, об этом после войны наверняка бы подробно написали – мол, крупный успех местного партизанского движения, все дела. Значит, что-то всерьез изменилось, как-то иначе пошло. Понимаешь? Резко остановившись, Шохин, прищурившись, внимательно взглянул морпеху в глаза: – Думаешь? – Практически уверен. Мы уже что-то изменили в истории, и именно поэтому эти офицеры на сутки застряли на станции, попав под сегодняшний удар. А наш рейд к Новороссийску может еще больше изменить. Контрразведчик медленно кивнул: – Надеюсь, ты не ошибаешься, очень надеюсь. Все, пошли, вон наш провожатый. После поговорим… Надолго бой не затянулся. Спустя полчаса последние фрицы, укрывшиеся в железнодорожных мастерских, сложили оружие; румыны же сдались еще раньше. И тех, и других уцелело совсем немного, меньше полутора десятков – с противником бойцы не церемонились, предпочитая уничтожать на месте, поскольку тактика партизанской войны взятия пленных не предусматривала. Четверых захваченных при штурме эшелона фашистских офицеров это, понятно, не касалось, поскольку изначально являлось частью поставленной командованием боевой задачи. Собственно, на этом операция благополучно бы и завершилась… если бы не появившиеся «гости», с приходом которых все встало буквально с ног на голову… Отыскать командиров отрядов оказалось не слишком сложно – непосредственно в бою они участия не принимали, координируя действия бойцов из импровизированного штаба, в качестве которого был выбран полуразрушенный во время недавней бомбардировки пакгауз, один из нескольких на территории станции. Сказать, что майор Ардашев удивился внезапному появлению оставленного на базе старого товарища, значит не сказать ничего. Филимонов удивился ничуть не меньше, поскольку никак не ожидал увидеть в глубоком вражеском тылу одного из своих бывших кураторов, полгода назад занимавшихся организацией местного партизанского движения. Да еще и в подобном виде: взбудораженного боем, со сбитыми до крови костяшками правой руки, сползшей набок повязкой из нескольких туров грязного бинта на голове и с остро воняющим свежей пороховой гарью «ППШ» в руках – уже на подходе к заветному пакгаузу Шохин с морпехом и проводником практически лоб в лоб напоролись на троих гитлеровцев. Короткая перестрелка, плавно перешедшая в рукопашную, завершилась не в их пользу, но нервы фрицы потрепать успели. А вот стоящего за спиной старого знакомца бойца с трофейным автоматом Филимонов раньше ни разу не видел, хоть опытным взглядом мигом определил, что тот отнюдь не простой красноармеец, а наверняка командир, скорее всего – тоже из органов. На то, чтобы обрисовать ситуацию, Шохину хватило пяти минут. Как и предполагал Степан, с ходу принимать предложение контрразведчика партизаны не спешили. – Это как же так, товарищ капитан госбезопасности? – растерянно пробормотал Ардашев, переглянувшись с командиром «Ворона». – На базе ведь раненые остались и гражданские из местных. Неужто бросить их? – Нет там уже ни раненых, ни гражданских, – тяжело вздохнул Сергей. – Каратели в живых никого не оставляют, будто сам не знаешь. Нет там уцелевших, Андреич, вообще никого нет. И лагеря вашего тоже больше не существует. – Так это что ж, выходит, предательство значит? – закаменел лицом майор, зло играя желваками. – Выходит, предательство, – кивнул особист. – Сдали вас с потрохами. Кто – тебе виднее, но с этим позже будем разбираться. Тщательнее нужно было с людьми работать, тщательнее. Где-то недоглядел, где-то бдительность потерял – и вот результат. Не о том сейчас речь. – А с нами тогда как? – подал голос Филимонов, до сего момента не произнесший ни единого слова. – Значит, вы, товарищ капитан, говорите, что нам тоже обратно в лагерь ходу нет? – Говорю. По моим данным, – последнее Шохин интонировал особо, безо всякого зазрения совести озвучив недавно услышанную от морпеха информацию, – среди ваших связных из станицы как минимум двое работают на фашистов. Так что координаты базы противнику или уже известны, или это произойдет в самое ближайшее время. Сам понимаешь, Николай Васильевич, возвращаться в лагерь – бессмысленный риск, и сам сгинешь, и бойцов своих погубишь. Если он еще вообще существует, лагерь этот. Вот и думай, я свое предложение сделал, но давить на вас не стану. И прямой приказ тоже отдавать не хочу – решение вы с товарищем майором сами должны принять, поскольку так правильно будет. Меня вы знаете лично, документы – те самые, в которых полномочия обозначены, – видели и даже в руках подержали. Вопрос, верите ли вы мне, очень на то надеюсь, не стоит? – Да при чем тут «веришь – не веришь»?! – досадливо поморщился Филимонов; нахмурившийся Ардашев просто промолчал. – В нашем лагере тоже люди остались – с ними-то как поступить? – Послать с полдесятка надежных и опытных бойцов, забрать или уничтожить радиостанцию и документы и вместе с остальными уходить на соединение с ближайшим отрядом партизанского куста, поскольку нас они догнать вряд ли успеют. Другого выхода в сложившейся ситуации не вижу. Молча подпиравший стену пакгауза старлей в который раз подивился профессионализму контрразведчика, буквально несколькими фразами лишившего обоих командиров особого выбора. Или они принимают его предложение, тем самым перекладывая всю ответственность за последствия на самого Шохина, либо не принимают. И если отряды будут разгромлены карателями, как и произошло в реальности Степана, оказываются виновными в бессмысленной гибели бойцов. Третьего, как говорится, не дано, исключительно «или – или». Молодец, лично он так просто бы не сумел… – Добро, Сергей Анатольевич, поступим по-твоему, – согласился Филимонов, снова переглянувшись с товарищем (майор Ардашев согласно кивнул). – Что от нас требуется, мы в целом поняли, давай обсудим детали? К слову, а товарища своего ты нам представить не желаешь? – Желаю, – с заметным облегчением кивнул Шохин: профессионализм – профессионализмом, но и исключить варианта, что партизаны все ж таки решат рискнуть, поступив по-своему, он не мог. – Зовут Степаном, звание – старший лейтенант, доверяю как себе самому, поскольку товарищ в наших делах более чем опытный. А большего вам лучше не знать. Не из недоверия, понятно, а просто не знать. Так всем нам будет спокойнее. – Понятно, – кивнул командир «Ворона». – Тогда другой вопрос: в том эшелоне – и на самом деле оружие с боеприпасами? – Как минимум на батальон. И еще обмундирование, так что можем не только пленных, но и твоих бойцов в трофеи переодеть. Короче, товарищи командиры, давайте зря времени не терять, его у нас совсем немного осталось. Но в первую очередь обеспечьте мне радиосвязь – местный радиоузел ваши бойцы, надеюсь, еще не разнесли? Делайте что хотите, но я должен доложить моему командованию о происходящем!.. Радиограмма, категория «Воздух», без номера, расшифровка, 3.52 МСК Совершил вынужденную посадку районе Молдаванское. Самолет уничтожен, экипаж погиб. Известный вам объект цел, находится при мне. Вышел на контакт партизанскими отрядами «Кубанский», «Ворон». Нахожусь районе Варениковской. Станица и железнодорожная станция захвачены силами партизан, взяты трофеи и пленные. Лагерь «Кубанского» разгромлен карателями, лагерь «Ворона», вероятно, тоже. Подозреваю наличие агентов противника среди местных. Ввиду вышеперечисленного принял решение объединить отряды и пробиваться плацдарму районе Станичка-Мысхако. Имею в распоряжении около полутора сотен бойцов, значительное количество трофейного оружия, униформы, боеприпасов, автомобили и бронетехнику в количестве четырех единиц. Предполагаю вероятность прорыва вражеской обороны указанном районе, расширение удерживаемого плацдарма при совместном ударе навстречу. Прошу поддержки и конкретных указаний места, времени атаки. В целях маскировки часть партизан переоденется немецкую, румынскую форму, опознавательный знак – бинт на левом рукаве, горизонтальная полоса белой краской на лобовой броне бронетехники. Жду ответ. Следующий сеанс – плюс два часа или по вашему усмотрению, этой частоте. Шохин. Конец связи. Совершенно секретно Капитану 3-го ранга Кузьмину, майору Куникову 1. Подготовить ударный отряд численностью до батальона, обеспечить оружием, амуницией, боеприпасами. Быть готовыми нанести удар по обороне противника северо-западнее Новороссийска, имея целью прорыв и соединение крупным партизанским отрядом. Огневую поддержку обеспечим оговоренным порядком, подробности, время, место атаки – следующими сеансами. Помощь для обороны плацдарма взамен задействованных в операции бойцов пришлем морем этой ночью, суда уже под погрузкой. При удачном стечении обстоятельств предполагаем расширение удерживаемого плацдарма. Успешное проведение операции будет высоко оценено командованием фронта, Ставкой. 2. Выслать тыл противника разведгруппу из числа наиболее подготовленных, знакомых местностью бойцов. Провести разведку, по возможности – войти в контакт партизанами, оказать помощь прорыве вражеской обороны указанном районе. Группу обеспечить надежной радиосвязью, средствами подачи световых сигналов, в т. ч. для координации действий авиации и артиллерии. Вступать в бой противником, обнаруживать себя до контакта партизанами запрещается, при невозможности последнего – скрытно вернуться на плацдарм. 3. Вместе с партизанами из немецкого тыла выходят известный вам старший лейтенант Алексеев, капитан ГБ Шохин, самолет которыми на борту совершил вынужденную посадку занятом противником районе. Всеми доступными способами обеспечить их возвращение на плацдарм, немедленную эвакуацию Геленджик. Подробности – секретным пакетом, катер нарочным отправлен, ожидайте. Командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев командующий Черноморской группой войск генерал-лейтенант И.Е. Петров. В многочисленных прочитанных книгах Степан неоднократно встречал расхожее выражение, нужно, не нужно, используемое авторами: «поселок (город, общежитие, воинская часть, нужное подчеркнуть) напоминал разворошенный муравейник». Или, допустим, «гудел встревоженным пчелиным ульем». В реальности же все оказалось совершенно иначе, даже и близко не напоминая ни муравейник, ни улей. Несмотря на получасовую канонаду, способную разбудить даже безнадежно глухого, и множество подсветивших низкое небо рваными всполохами пожаров на станции и окраинах, станица словно вымерла – даже собаки не брехали, испуганно забившись куда подальше. Местные отнюдь не стремились немедленно выяснить, что происходит, благоразумно отсиживаясь по хатам и прочим подполам. Собственно, абсолютно правильное решение, поскольку прокатившийся по населенному пункту реальный, а не киношный бой не разбирает, гражданский ты или военный; погиб ты с оружием в руках или накрыло вместе с домочадцами в собственном доме, проломив стену случайным снарядом. Обещанные старшим сержантом Федотовым грузовики оказались на месте – стояли себе тихонечко на территории бывшей поселковой МТС и кушать не просили. А в дополнение к ним обнаружилась еще и парочка хорошо знакомых Степану полугусеничных бронетранспортеров. Изначально бэтээров имелось три штуки, но один партизаны успели спалить, закидав гранатами в ответ на заработавший пулемет. Особого разочарования на сей счет Алексеев не испытал: по его прикидкам, захваченного транспорта должно было хватить для размещения всех бойцов – ну, плюс-минус, понятно. Кому-то придется потесниться, а кому-то – так и вовсе прокатиться десантом на «броне». Фрицы подобным макаром, понятно, практически не перемещаются, тем более по собственной территории, но и серьезных подозрений это вызвать не должно: десант в любом случае будет в немецких шинелях, благо тюков с трофейной формой полно, аж целых полвагона. Каски тоже найдутся, заберут у перебитых на станции фашистов. Лишь бы пешком никому топать не пришлось, иначе шансы на успешную реализацию плана, основной фишкой которого являлась именно скорость вкупе с прочей наглостью, серьезно понизятся. Но главным трофеем, разумеется, стал двухосный Funkpanzerwagen[11] с рамочной антенной, высоко вынесенной над корпусом на четырех кронштейнах. Крошечный броневичок, несуразный и угловатый, с точки зрения морпеха, был откровенно уродлив. Но, судя по нескрываемой радости контрразведчика, свою функцию он выполнял отлично, что и подтвердилось, когда с помощью взятого в плен радиста удалось выйти в эфир. Нет, в здании местного железнодорожного вокзала имелся и стационарный радиоузел, вот только после стремительного партизанского удара он, мягко говоря, уже ничем помочь не мог: заброшенная в окно оборонительная граната в доли мгновения перевела радиостанцию в абсолютно неремонтируемое состояние. С бронетехникой все тоже срослось нормально… ну, почти. Пленным понадобилось меньше часа, чтобы соорудить из шпал импровизированный разгрузочный пандус, сведя с платформ танки и самоходку. Да и партизаны помогли – и шпалы таскали, и боеприпасы перегружали, благо людей хватало. Сложности начались, когда встал вопрос об экипажах. Механики-водители имелись – двое танкистов и старший сержант Гускин, до войны успевший поработать трактористом. О том, что осназовец боялся танков, морпех отлично помнил, поскольку сам же Леха и рассказывал, еще там, в районе Нижнебаканской. Но когда дошло до дела, неожиданно выяснилось, что боялся он их, исключительно находясь снаружи. Внутри страх, как ни странно, уходил – эдакий вот парадокс, причудливый выверт сознания. Четвертым мехводом стал еще один бывший тракторист из числа ушедших с партизанами станичников. Зато с артиллеристами, способными управиться с башенными орудиями, сразу же возник серьезный напряг – их просто не было, буквально ни одного. Уловив суть проблемы, старлей с подачи контрразведчика, вместе с Гускиным занимавшийся матчастью (чем занимался сам Шохин, Степан понятия не имел, подозревая, что после отправки радиограммы он вместе с командирами отрядов или засел за вдумчивое изучение карт местности, прокладывая маршрут, или отправился в станицу решать какие-то свои вопросы), немедленно разыскал летуна: – Значит, так, товарищ старший сержант, ставлю боевую задачу: в наличии четыре единицы бронетехники и два профессиональных танкиста, которые не только рычаги ворочать обучены, но и кое-какое понятие насчет вооружения имеют. За полчаса, максимум час сформировать экипажи из твоих ребят и обучить их азам танкистского дела – как башней крутить, куда унитар пихать и как на спуск жать. Если еще и с прицелами худо-бедно разберутся, совсем хорошо. Мне тоже пусть покажут, думаю, пойму что к чему, вроде бы не совсем дурак. Снайперской стрельбы от них никто не ждет, лишь бы в направлении противника пальнуть сумели да друг в дружку не попали. Командирами головных танков пойдем мы с тобой, кого поставишь на третий и самоходку – сам решай, тебе виднее, ты своих людей лучше знаешь. Задача понятна? Вопросы? – Так точно, понятна, – тяжело вздохнул Федотов. – Вопросов не имею, разрешите выполнять? – Не вздыхай, летун, не вздыхай – нужно, сам понимаешь! Если бы мы не танки, а самолеты захватили, твоя задача б в разы усложнилась, согласись? Ржешь? Вот именно. Выполняй, время пошло… Спустя полтора часа из Варениковской выдвинулась армейская колонна, с точки зрения не посвященного в некоторые подробности стороннего наблюдателя, ничем не отличающаяся от любой другой колонны перемещающихся по оккупированной территории фашистских войск. Выдерживающий положенную дистанцию – а то вдруг партизаны коварно нападут? – мотоцикл передового дозора впереди, следом бронетранспортер, над бортом которого торчат каски десанта, три танка, самоходка, машина радиосвязи, грузовики с пехотой и замыкающий бронетранспортер, сторожко ощетинившийся по сторонам стволами пулеметов. Достаточно серьезная силища, видимо, передислоцирующаяся куда-то в район Новороссийска, где наглые русские, попирая нормы ведения цивилизованной войны, все еще удерживают крохотный плацдарм на самом берегу, с непонятным продвинутым европейцам упорством не позволяя сбросить себя в море. Ну, да ничего, вот доедет эта самая силища до Станички, да как задаст жару большевикам – мало не покажется! Или не задаст. Или задаст, но вовсе не большевикам… Торчащий в башенном люке, словно прыщ на известном месте, Степан чувствовал себя крайне неуютно. Как-то уж так вышло, что на танках ему раньше покататься не довелось, тем более немецких, времен давным-давно прошедшей войны. Да еще и в качестве командира боевой машины – с последним Шохин, хоть и нехотя, вынужден был согласиться. Три танка и самоходка, при всей неопытности набранных с миру по нитке экипажей, представляли серьезную силу и в случае чего должны были оказать артиллерийскую поддержку. И командовать оной силой должен все-таки офицер. Танкист, не танкист – второй вопрос, но офицер. Единственное, что контрразведчик все же решительно переиграл – головной «четверкой» командовал майор Ардашев. Тоже ни разу не танкист, прошедший и Халхин-Гол, и зимнюю войну исключительно в пехоте, но все же куда более опытный в подобных делах, нежели морпех. Машина старлея шла второй. Следом двигались третий панцер и САУ. Что же до самого танка? Ну, вот не нравился он Степану, и все тут! Вроде и ехал достаточно мягко – не привычная «восьмидесятка», понятно, и даже не бээмпэшка, но вполне терпимо, не зря фрицы с балансирными тележками подвески заморачивались, – и места внутри достаточно, и даже с пушкой удалось более-менее разобраться, но все равно не нравился! Или все дело в том, что этот Pz-IV оказался точной копией того, который он собственноручно спалил, едва при этом не отправившись в лучший мир, в Станичке? И перед глазами едва ли не против воли встают недавние воспоминания: вздыбленные взрывом «Ворошиловского килограмма» решетки МТО (вон они, решетки эти самые, буквально в метре за спиной), сквозь которые вырываются клубы подсвеченного горящим бензином жирного черного дыма. А следом – подброшенная внутренней детонацией угловатая башня и кувыркающиеся в воздухе крышки выбитых ударной волной люков, за одну из которых он сейчас как раз и держится… Сморгнув, Алексеев раздраженно потряс головой: блин, что за чушь в башку лезет?! С чего бы вдруг? Сильно впечатлительным ни с того ни с сего стал? Хреново, ежели так – в его деле подобное однозначно противопоказано. Начнет сомневаться, комплексовать – все, пиши пропало, и сам погибнет, и боевых товарищей подведет. В наушниках щелкнуло, и, отвлекая от невеселых мыслей, раздался искаженный помехами голос майора Ардашева: – «Второй», здесь «Первый», внимание. Приближаемся к станице, боевая готовность. Действовать согласно плану, со связи не уходить, слушать команды. – Понял, «Первый», выполняю. Спустившись в башню, Степан пихнул в плечо заряжающего, с непривычки закемарившего в душном тепле боевого отделения: – Подъем, боец! Просыпайся, возможно, немного пострелять придется. Снаряды не перепутаешь? Помнишь, чем осколочный от противотанкового отличается? – Никак нет, тарщ командир, помню, что показывали, – вскинулся тот, сонно хлопая глазами. – Ужо заряжать? – Рано пока. Но если начнется, не медли и мне не мешай, когда пушку наводить стану. И это, боковой люк со своей стороны открой да гильзы стреляные сразу наружу выкидывай, – добавил морпех, вспомнив прочитанные в его времени воспоминания ветеранов: иди знай, как у фрицев с вентиляцией и работает ли она вообще? В смысле, включена ли? Танкисты из них те еще, только угореть по собственной глупости не хватало. – А это-то зачем? – окончательно проснувшись, искренне заинтересовался бывший пленный, возясь с замком двустворчатого бортового люка. – Чтоб дыма не надышаться и сознание не потерять, вот зачем! Все, вспоминай матчасть, я пока наверху посижу, понаблюдаю. Смотри только снова не задрыхни, иначе самого себя проспишь да и всех нас заодно… Снова высунувшись из башни, морпех поправил сползшую набок от удара о закраину люка немецкую каску. Привычных танкошлемов у фрицев, к его несказанному удивлению, не имелось – как выяснилось, вместо них использовались либо уже отмененные к этому времени береты, либо самые обычные пилотки, поверх которых надевались наушники. Нет, это Степан не информацией из будущего в очередной раз воспользовался – один из танкистов, когда орудийным прицелом пользоваться обучал, пояснил. Поначалу старлей хотел просто остаться во флотской ушанке – кто там в темноте разглядит? Зато и удобно, и тепло, и от ударов башкой об броню защищает, поскольку Леха Гускин, вполне возможно, до войны был прекрасным трактористом, но вот с танком он пока что управлялся, мягко говоря, так себе. При движении по прямой все шло вполне нормально, а вот на поворотах или при переключении скорости мотало – мама не горюй. Но по здравому размышлению передумал: вот как раз из-за подобных мелочей – «кто там в темноте разглядит» – все проблемы и начинаются. Найдется кто-то излишне глазастый, заметит явное несоответствие в облике торчащего из люка панцермана, всполошится раньше времени – и привет. Устроившись поудобнее, Степан поднял к глазам бинокль (с оптикой после разгрома штабного эшелона проблем больше не было), пытаясь высмотреть впереди окраины поселка…