– А я и не болтаю, – пожал плечами разведчик. – У меня, кроме вас с ребятами, других знакомцев-то и не имеется, не сошелся как-то. Да и к чему? Мне и вас хватает. А почему сейчас про это вспомнил? Так скучаю по своим сильно, вот почему – жизнь под оккупантом сами знаете какая… – Все скучают, – буркнул старшина. – Все, после поговорим – вон, гляди, снова кто-то едет. Про опознавательные знаки помнишь? – Так точно, у мотоциклистов, которые первыми идут, на левом плече бинт намотан, у остальных бойцов – тоже. На передней броне танков и броневиков – белая полоса поперек корпуса, грузовики никак не помечены. Правильно? – Правильно, наблюдай дальше. Через полчасика пришлю Аникеева, сменит тебя, перекусишь. Держи бинокль. Кивнув, старший сержант поднес к глазам бинокль, провожая взглядом очередную проходящую по укатанной грунтовке колонну. Вслед за парой мотоциклов проехал, хлопая траками, полугусеничный бронетранспортер передового дозора, за которым потянулись, выдерживая положенную дистанцию, тентованные грузовики – один, другой, пятый… не меньше десятка. Замыкал колонну приземистый легкий танк, командир которого, видимо, чтобы не париться в боевом отделении, на полкорпуса торчал из башенного люка. Прикинув, сколько пехотинцев может разместиться в кузовах, Никифор мысленно присвистнул: похоже, прав Левчук, готовят фрицы что-то, определенно готовят! Нужно бы командованию про переброску войск доложить, вот только радиста товарищ старшина отчего-то с десантниками оставил, не захотел с собой тащить. Хотя Семен Ильич – человек опытный, раз так поступил, значит, имел на то все основания. Да и задача у них нынче не столько за фашистом следить, сколько с партизанами (и товарищем старлеем) вовремя встретиться, помочь им немецкую оборону прорвать и с нашими на плацдарме соединиться. Значит, будем и дальше ждать, поскольку товарищ старшина прав, другой дороги тут не имеется… 30 км до Новороссийска, 15 февраля 1943 года, день Километров восемь удалось проехать без приключений и ненужных встреч, после чего передовой дозор доложил, что обнаружил впереди немецкую гаубичную батарею. Не в том смысле, что развернутую и готовую к стрельбе, а остановившуюся по какой-то надобности на обочине. Тормозить колонну не стали, поскольку это выглядело бы подозрительно, проехали, сбросив, как того и требовала ситуация, скорость, мимо. Со скучающим видом торчащий в командирском люке Степан наблюдал, запоминая подробности. Три уже виденных им в этом времени здоровенных полугусеничных тягача с пушками на прицепе, пять тентованных грузовиков, столько же гужевых подвод с каким-то затянутым брезентом грузом и легковая машина командира батареи. Гаубицы не такие, что были на окраине Глебовки, помощнее – насколько понимал старлей, те самые 15 см schwere Feldhaubitze sFH 18, что на нормальном языке означает «стопятидесятимиллиметровая тяжелая полевая гаубица образца 1918 года». Год, понятно, фиктивный, чтобы обойти соответствующий пункт Версальского договора, но штука серьезная, эдакий ближайший аналог знаменитой советской МЛ-20. Какова максимальная дальность стрельбы, Алексеев понятия не имел, но догадывался, что километров на десять-двенадцать бить должна точно. Значит, и до Малой земли достанет, что не есть хорошо – что такое артобстрел, старлей теперь знал не понаслышке. Когда танк морпеха добрался до головы колонны, стала понятна и причина остановки: второй по счету тягач съехал в кювет, едва не опрокинув набок пушку. То ли водила сплоховал, то ли сломалось что, но результат был налицо: транспортер, разворотив гусеницами обочину, задом сполз с шоссе, гаубица, практически выворотив фаркоп, застыла к нему под острым углом, задрав в воздух здоровенное левое колесо и почти уткнувшись стволом в землю. Вокруг толпилось с десяток фрицев, включая двух офицеров, горячо, с матерком и обильной жестикуляцией, обсуждая возникшую ситуацию и изыскивая способы ее благополучного разрешения. Фашистов можно было понять – насколько помнил Степан, парочка подобных тягачей легко тягала пятидесятипятитонный «Тигр», так что вытащить «Famo» из полутораметрового кювета будет нелегко. Да и тяжеленную пушку так запросто не отцепишь. Старший лейтенант тяжело вздохнул: эх, какой момент упускают! Ведь никто нападения не ждет, из машин повылезали, большинство даже без оружия. Сейчас бы развернуть танки, высадить десант да перебить гадов в считаные минуты, поскольку не столь уж их и много! Ведь эти самые орудия завтра-послезавтра начнут заваливать плацдарм фугасами. Но радиостанция молчит, да и высунувшийся над бортом своего броневичка Шохин незаметно показал Степану кулак… Хотя Сергей прав, место для атаки уж больно неподходящее: грунтовка узкая, для того чтобы разминуться с пушкарями, пришлось заехать на обочину, нещадно мочаля траками придорожные кусты, танки с ходу никак не развернутся, а остановившиеся один за другим грузовики так и вовсе окажутся под огнем противника. Если их повредят – одной пули в колесо или по двигателю достаточно, – на чем дальше людей везти? Потеряют автомашины – потеряют темп, что сейчас, когда до цели осталось всего ничего, категорически недопустимо. Но все равно обидно… – «Главный» – всем номерам. Впереди поворот, через сто метров – остановка, моторы не глушить, экипажам оставаться в машинах. «Первому» и «второму» подойти ко мне. Услышав приказ, Степан многозначительно хмыкнул: неожиданно! Неужели осторожный контрразведчик все-таки решил атаковать артиллеристов? Или Шохин знает что-то, что неведомо ему? Ладно, к чему попусту гадать, сейчас все и выясним. – Леха, приказ понял? Сто метров за поворотом – остановка, останешься внутри, мотор не глушить. Егор, если начнем воевать, пихай только осколочные. И да, когда остановимся, развернешь башню влево. – Понял, тарщ командир. А почему влево-то? Фашисты же на правой обочине стоят? – Потому, что когда мы развернемся, он слева и окажется, понял? Эх ты, стратег! Снова выглянув из люка и взглянув назад, Алексеев слегка напрягся: так, а это что? Один из двух немецких офицеров бегом догонял едва ползущий радиоброневик, жестами привлекая внимание Шохина, в котором безошибочно определил старшего колонны. Никак командир батареи собирается попросить помощи. Ну, оно в принципе понятно: собственными силами вытянуть обратно на шоссе попавший в ДТП транспортер – задача не из простых, а тут танки мимо едут. Халява, можно сказать. Всех делов, завести трос, дернуть – и вуаля. Главное, сперва гаубицу отцепить, иначе буксирный крюк вместе с задней балкой на фиг выворотит, а грузовик такую махину может и не потянуть, поскольку эта пушечка, скорее всего, потяжелее его самого будет. Funkpanzerwagen притормозил, выбравшийся наружу контрразведчик, напялив трофейную фуражку, выслушал артиллериста и кивнул, махнув рукой куда-то в сторону аварийного тягача: мол, «хорошо, договорились, отцепляйте пушку, сейчас поможем». Так вот в чем дело – молодчина Шохин заранее просчитал ситуацию и, понимая, что артиллеристы почти наверняка попросят у них помощи, решив сыграть на опережение, отдав соответствующий приказ. Умно, что сказать! Похоже, придется немного повоевать, что старлея отнюдь не пугало, скорее как раз наоборот. За поворотом колонна остановилась. Прихватив автомат, Степан вместе с майором Ардашевым подбежал к бронеавтомобилю, возле которого их уже поджидал нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу контрразведчик. Доложиться не успели – особист заговорил первым: – Немцы попросили помощи, полагаю, это всем ясно. Отказать я не мог, радиосвязь у них имеется, могут доложить. Нападения они не ждут, но работать нужно быстро, на все про все у нас пятнадцать, максимум двадцать минут. Гаубицы с тягачами и автомашины с боеприпасами уничтожить, пленных не брать. Товарищ майор, у вас за рычагами профессиональный танкист, так что «оказывать помощь» пойдет ваша машина. Ваш выстрел станет сигналом к атаке, бейте по тем грузовикам, что в хвосте колонны, если снаряды рванут, меньше шансов, что зацепит кого-то из наших. Дальше действуйте гусеницами, тараньте, давите. Приказ понятен? Тогда разворачивайтесь, не нужно, чтоб фашисты что-то заподозрили и пошли выяснять, отчего мы так долго возимся. Проводив взглядом побежавшего к своему танку майора, Сергей обернулся к старлею: – Гадаешь, отчего я и тебя вызвал? – Вообще-то да, – пожал плечами Степан, глядя, как спешиваются из грузовиков получившие соответствующий приказ партизаны. Никто не суетился, бойцы организованно разбивались на группы, тащили к скрывавшему их от противника изгибу шоссе пулеметы, на которые был основной упор. Штыковых атак, разумеется, не планировалось – прижать и рассеять огнем, подавить сопротивление, подобраться на расстояние прямого выстрела или броска гранаты. Добравшийся до своего танка Ардашев скрылся в башне. Спустя несколько секунд «четверка», плюнув из патрубков сизым выхлопом синтетического бензина, развернулась и, с хрустом подмяв придорожные кусты, двинулась в обратном направлении, едва разминувшись на узкой грунтовке с остальной техникой. – Сейчас объясню. Этот гауптман, что у нас помощи попросил, успел рассказать, что они совсем чуть-чуть до места не доехали – буквально в километре отсюда им саперы позицию оборудуют, чуть в сторонке от шоссе. Почему так, думаю, сам понимаешь, места здесь не шибко проходимые, а так удобно боеприпасы подвозить, поскольку стрелять они много собираются. Расстояние плевое, шум боя немцы однозначно услышат, мигом всполошатся, отправятся выяснять, что случилось. Если углядят чего не следует, в бой, понятно, не полезут, но могут предупредить своих, и будет нам у того моста, к которому мы катим, горячая встреча. Или просто дорогу впереди заминируют, взрывчатка, а то и мины у них наверняка имеются. Не мне тебе объяснять, что ребята они опытные, не только землю лопатами с места на место кидать обучены, но и многому другому. Поморщившись, контрразведчик досадливо пристукнул кулаком по крылу бронеавтомобиля. – Эх, твою ж мать, знать бы заранее, ни за что б колонну не остановил! Но немец про это только в самом конце разговора упомянул, поздно было отказываться. В общем, приказ такой: дуй вперед и разберись с этими пионерами[15]. Мотоцикл и бронетранспортер с бойцами вперед пусти, сойдете за передовой дозор подходящей колонны. Если вдруг что, продержитесь с полчаса, дальше мы подъедем, поможем. – Сделаю, тарщ капитан, – судя по недовольной гримасе Шохина, Степан произнес это излишне оптимистично. Тяжело вздохнув, особист буркнул: – Ну, и чего радуешься, вояка? Не было в моих планах тебя далеко отпускать, сам знаешь! Но ситуация такая, что лучше никто не справится. Только поосторожнее там, на рожон не лезь, это приказ! – Так точно, буду осторожным и на рожон не полезу! Разрешите выполнять? – Выполняй… Разыскать саперов оказалось несложно. Приблизительно в километре от поворота обнаружилась расположенная несколько ниже по рельефу небольшая луговина, куда вела ответвляющаяся от шоссе узенькая грунтовка, судя по колеям, до сегодняшнего дня используемая исключительно гужевым транспортом. Ныне же некогда пробитая телегами колея была нещадно порушена колесами груженных чем-то тяжелым грузовиков, парочка которых стояла метрах в ста от шоссе. Сама же луговина, плавно переходящая в поросший лесом горный склон, оказалась порядком перекопана: насколько понимал Степан, обустройство орудийных позиций близилось к концу, еще с час, и можно растаскивать по своим местам гаубицы. Споро эти самые пионеры работают – вон уже и молодых деревьев в лесу напилили, то ли для маскировки, то ли еще для какой надобности, и место под хранение боеприпасов возле самой опушки оборудовали… а еще выслали к шоссе троих весьма встревоженного вида камрадов с карабинами, один из которых вот прямо сейчас недвусмысленно машет рукой, призывая остановиться. Что, в принципе, вполне объяснимо: минут семь назад в километре отсюда началась обещанная контрразведчиком канонада, буквально только что завершившаяся несколькими гулкими взрывами, когда сдетонировали снаряды в грузовиках. Мягко говоря, есть от чего встревожиться… Идущий первым мотоцикл, не останавливаясь, миновал немцев и свернул на грунтовку, бэтээр двинулся следом, окончательно обваливая траками старые колеи. Стоящий за курсовым пулеметом партизан в трофейной шинели и каске равнодушно мазнул взглядом по саперам, тут же отвернувшись – «мол, не мое дело, хотите стоять – стойте себе на здоровье, а у меня другой приказ». Танк же, повинуясь приказу старлея, притормозил в нескольких метрах от фрицев. Нет, разговаривать с ними Степан не собирался – с его-то языковыми познаниями в немецком! – просто стрелять отсюда было удобнее, поскольку господствующая высота и вся луговина как на ладони. – Егор, давай осколочный. Как с этими разберусь, отстреляемся по полянке. Два, максимум три выстрела, попали – не попали, рвем вниз, давим фашистов, башню я пушкой назад отверну. Леша, это тебя касается, все понял? Готов? – Понял, командир, – отозвались наушники. – Всегда готов. Два-три выстрела, затем жму на газ. Покатаемся. Выглянув из люка и положив на закраину снятый с предохранителя автомат, Алексеев вопросительно кивнул ближайшему из гитлеровцев, всем своим видом выражая недоумение вкупе с эдаким легким раздражением: размахались тут, понимаешь, руками, мешают доблестной панцерваффе ехать по своим панцерваффовым делам! Фашист растерянно проводил взглядом катящий к строящейся артпозиции бронетранспортер, двое его товарищей не менее удивленно переглянулись между собой – происходящее было им непонятно. Собравшись с мыслями, сапер прокричал, тщетно пытаясь переорать работающий на холостых оборотах танковый двигатель: – Hey, weißt du was da los ist? Wir hörten Schüsse und Explosionen. Du kommst von dort, richtig? Herr Hauptmann schickte uns, um herauszufinden, was passiert ist. Hier gibt es nur eine Straße, oder?[16] Ничего, кроме «стрельба», «взрывы» и «господин капитан», Степан, вполне ожидаемо, не понял. И потому просто нажал на спуск, чуть приподняв оружие над срезом командирского люка. МР-40 протарахтел короткой очередью, швырнув двоих гитлеровцев на землю. Третий, тот, что задавал вопрос и стоял ближе к танку, практически в мертвой зоне, отреагировал мгновенно, подтверждая правоту особиста насчет боевой подготовки – вскинул карабин и, не целясь, выстрелил, тут же ломанувшись к самому борту. Промазал, конечно, хоть и ненамного: несмотря на работающий мотор, Алексеев услышал звонкое цвинканье ударившей в броню пули. Ах ты, гаденыш, значит, заранее патрон в казенник дослал?! Устав нарушаешь?! Ну, счас я тебя сделаю! Высунувшись почти по пояс (иначе фрица никак не достать), морпех навел оружие на почти успевшего передернуть затвор сапера и… ничего не произошло. Автомат сухо щелкнул, даже не подумав стрелять. Тратить драгоценные мгновения на выяснение причины осечки Степан не стал, поскольку гитлеровец уже поднимал карабин, просто рывком ввинтился обратно в люк, с лязгом захлопнув его над головой. В танке он или где? Проще уж гранату наружу выкинуть – и немцу капут, и танку ничего не сделается… Но в последний миг, уже скрываясь под защитой брони, Степан успел заметить, как судорожно подпрыгнула, украсившись уродливым выходным отверстием, каска на голове противника. Ощутимо приложившись о надгусеничную полку, к которой его швырнул удар пули, немец мешком завалился навзничь, неестественно запрокинув залитую кровью голову. «Вот так ни хрена ж себе, – впихнув заклинивший автомат в руки не успевшего ничего понять заряжающего, подумал Алексеев, усаживаясь на место наводчика и разворачивая башню. Первоначальный план атаки никто не отменял, да и бронетранспортер уже добрался до луговины и высаживал десант. – Ничего не понимаю, его ж определенно снайпер завалил, вон какая дырень в каске, только откуда здесь снайперу-то взяться?..» Глава 16. Мертвые враги и живые друзья 20 км до Новороссийска, 15 февраля 1943 года, день Наведя прицельную марку на ближний грузовик, Степан на несколько секунд замешкался, прикидывая, что же он сделал неправильно в прошлый раз. Сперва попал, причем с первого выстрела, но затем дважды позорно промазал, да еще и по практически неподвижной мишени. Стрелять из разных видов оружия, в том числе крупнокалиберного пулемета и ЗУ-23-2, его в училище учили, и учили неплохо. Понятно, что зенитная «зушка» – не танковое орудие семидесятилетней давности, да и прицел совсем другой, но принцип наведения на цель-то примерно одинаков? А выносить точку прицеливания по результатам промаха он умеет, пусть даже и на глаз. Попробовать сейчас? Да однозначно! Огонь! – Бдздынг! – отозвалась KwK 40 на нажатие кнопки электроспуска, мощно качнув боевую машину отдачей. Ну, попал, нет?! Ага, есть, попал! Правда, не совсем туда, куда наводил – вместо борта кузова осколочная граната, распоров эффектно полыхнувший бензобак, рванула под автомобилем, опрокинув его набок, – но, главное, не промазал! Так, выцеливаем другой, тот, что стоит метров на двадцать дальше, тупорылым капотом к дороге. Немного мешает дым, но это не беда, справимся. А отчего первый снаряд лег на полметра ниже? Не совсем понятно, но если подкрутить маховички наводки примерно вот так, то должно получиться… – Осколочный, заряжено! – проорал Егор, так толком и не научившийся пользоваться ТПУ. – Палите, тарщ командир, жгите гадов! За Родину, за Сталина, ура!!! «Эк тебя, брат, вставило, – отстраненно подумал морпех, нащупывая спуск. – Аж лозунгами заговорил. Хотя слова однозначно правильные, согласен, под каждым лично подпишусь. Ну, чего, вроде нормуль, палим? Тьфу ты, в смысле, стреляем? Огонь!» Пушка снова ахнула, со скоростью полкилометра в секунду выплевывая раскрученную в нарезах осколочно-фугасную смерть, по иронии судьбы изначально предназначенную как раз против одного из тех, кто нажимал на спуск. Грузовик подпрыгнул, словно наехав на противотанковую мину; на месте тентованного кузова расцвел огненный бутон, разлетевшись в радиусе десятков метров лепестками смертоносных осколков и обломками бортов. Попадание! И именно туда, куда и наводил! Ну, вот и научился он артиллерийской науке, можно смело поднимать упавшую куда-то в район башенного полика самооценку, сдувать пыль и водружать… куда там ее, кстати, водружают, самооценку эту? Или запихивают? Блин, ну отчего у него в самые острые моменты боя всякая хрень в голову лезет?! Это вообще нормально? – Заряжено! Ну, чего там, тарщ командир, попали? – Попали, – автоматически ответил морпех, возвращаясь в реальность. Реальность воняла кордитом и резала глаза заполнившим боевое отделение сизым дымом, пронизанным полосами проникающего сквозь неплотно задраенные люки солнечного света. – Почему гильзы не выкинул? Отравимся на хрен! – Виноват, – охнул Егор, торопливо выкидывая стреляные гильзы в боковой люк и опасливо косясь на казенник – бояться пушки он так и не перестал, опасаясь, что ему или пальцы затвором отрежет, или откатом зашибет. – Больше не повторится! Четвертый пихать? – Нет, можем своих побить. Разберись пока, почему мой автомат заклинило. Снова приникнув к налобнику, Степан оглядел поле боя. Выгрузившиеся под прикрытием двух пулеметов – одного на мотоцикле, другого на бэтээре, – партизаны рассредоточились и залегли, перестреливаясь с ошарашенными внезапным нападением саперами, отступающими к опушке. Собственно, не столько перестреливаясь, сколько выбивая замешкавшихся – оружия при себе почти ни у кого не было. Вперед бойцы пока не лезли, дожидаясь третьего выстрела танковой пушки – этот момент старлей заранее обговорил с их командиром. Ну, и на что потратить последний снаряд? Наверное, вон на ту кучу напиленных в лесу стволов, за которой укрылись несколько гитлеровцев, успевших добраться до карабинов и открывших ответный огонь. Даже если и не попадет, фрицам все равно мало не покажется, танковая осколочно-фугасная граната – штука серьезная. Выстрел! Взрыв разметал так и не использованные по прямому назначению стройматериалы вместе с телами фашистов – только курящаяся сизым дымом неглубокая воронка и осталась. Не дожидаясь дополнительного приказа, Гускин тронул танк с места, подворачивая и направляя боевую машину к съезду на луговину. Загребающая назад гусеница захватила руку убитого снайпером сапера, рывком дернула тело к каткам. Завершив поворот, танк двинулся вперед, едва заметно качнувшись на просевшем под многотонным весом препятствии. Неприятно хрустнуло, лопнувшая окровавленная шинель намоталась на ведущее колесо, траки вмяли искореженный карабин в неподатливую февральскую землю. Спустя полминуты «четверка» мягко скатилась вниз, ведя огонь из обоих пулеметов, и курсового, и спаренного. Несколько партизан пристроились позади, укрываясь за кормовой броней, остальные тоже двинулись вперед, перемещаясь короткими перебежками. Осназовец без опаски вел машину вперед – наличия противотанковых средств у противника не предполагалось. Собственно, на этом короткий бой можно было считать законченным – последние уцелевшие фрицы неорганизованно драпали к лесу, один за другим падая под ударами партизанских пуль. Серьезное сопротивление оказала лишь небольшая, человек в пять, группа, первой добравшаяся до опушки: спрятавшись за деревьями, фашисты открыли прицельный огонь, застрелив нескольких бойцов. Партизаны залегли, танк же продолжил движение, собираясь разобраться с особо непонятливыми «пионерами». Перебравшийся на командирское место Степан наблюдал за боем сквозь триплексы башенки, потому и заметил неожиданно бросившегося к бронемашине здоровенного немца с каким-то темно-серым плоским ящиком в руках, который он держал за проволочную ручку сверху. Что это такое, морпех понятия не имел, но отчего-то сразу понял, что добраться до танка фриц не должен ни в коем случае. Поскольку если добежит, ничего хорошего им не светит – с чем-то неопасным с таким лицом по полю боя не бегают. Может, это какая-то противотанковая мина, может, подрывной саперный заряд[17], но их «четверке» этой жестяной коробки однозначно хватит с головой… Время, как уже бывало до того, словно бы замедлилось, лишь голова работала с прежней скоростью, продолжая бесстрастно анализировать происходящее: бежать фрицу еще метров пятнадцать… никого из бойцов поблизости нет, или они его не видят… непонятный «ящик» он держит в левой руке, правой нащупывая… что именно нащупывая? Наверное, чеку запала или, скорее, зажигательной трубки с механическим воспламеняющим устройством, вроде бы торчит там что-то рядышком с ручкой для переноски. Мужик здоровый, если подберется метров на пять, сможет легко забросить на крышу МТО или башню, а то и просто запихнуть под гусеницу. Пару секунд понадобится, чтобы распахнуть люк, еще столько же – высунуться и прицелиться… что с автоматом – непонятно, значит, остается пистолет. И стрелять нужно наверняка, иначе успеет активировать эту хрень. Вроде все? Вперед, морпех! Навалившись плечом, Степан распахнул лязгнувшую створку, рывком высовываясь из командирского люка. Вскинул «люгер», одновременно с прицеливанием выдавливая слабину спускового крючка. Выстрел, еще один. Получив пулю в корпус – вторая ушла в молоко, поскольку в этот миг продолжавший движение танк качнулся на попавшей под гусеницу кочке, – гитлеровец дернулся, сбиваясь с шага. Но пальцы правой руки уже нащупали искомое, ухватившись за корпус запала. «По ходу, чуть-чуть не успеваю, – отстраненно подумал Алексеев, стреляя еще раз. Снова попал, на этот раз чуть ниже правой ключицы – рука противника обвисла плетью. – А, нет, нормуль, успел». В этот момент снова вмешался неведомый снайпер, запоздав лишь на какое-то мгновение: шинель на груди фашиста лопнула, выбросив алый фонтанчик. Тяжелый удар развернул сапера вокруг оси, бросая на землю. И тут же на опушке загрохотали короткие, экономные очереди, звук которых оказался до боли знакомым – работали советские «ППШ», и старлей, кажется, догадывался, что за союзники у них внезапно объявились. Над ухом пропела шальная пуля, и он поспешил укрыться под броней, поскольку не могло быть ничего более глупого, нежели погибнуть от случайного выстрела тогда, когда бой уже практически выигран… * * *