– Так вы потому и закричали, чтоб мы с брони прыгали? – Угу, поэтому. Все, Федь, харе болтать, идут, сволочи. Те, что правее – мои, остальные на тебе. Только патроны береги, короткими бей и целься получше. Две-три очереди, и меняем позицию, вон туда, где стена поцелее, иначе перебьют, что тех куропаток. Готов? Огонь! Пистолеты-пулеметы грохотнули практически дуплетом, швырнув на землю нескольких показавшихся в проломе румынских пехотинцев. Одновременно вступили в бой и оба сержанта, заставив подобравшегося с левого фланга противника отступить. Не успела осесть поднятая рикошетами и неприцельными попаданиями кирпичная пыль, румыны снова поперли вперед, под прикрытием ружейного огня подходя на дистанцию гранатного броска. Пули крошили остатки штукатурки, с коротким свистом проносились над головой, подбрасывали, попадая в кирпич, рыжие фонтанчики. Выпустив еще пару экономных очередей, Науменков толкнул товарища в плечо: – Уходим, сейчас гранату кинут! Живо! Успели вовремя: по кирпичной осыпи, за которой парой секунд назад укрывались десантники, закувыркались гранаты – одна, вторая. Сдвоенно бухнуло, причем практически сразу, секунды через три – противники оказались опытными, и позволили замедлителю прогореть несколько лишних секунд. Слегка оглушило и болезненно стегануло каменной крошкой, спустя миг обоих заволокло дымно-пыльным облаком. М24, понятно, не оборонительная «эфка», слабовата, но если взрывается метрах в семи, все равно приятного мало. – Не стреляй! – рявкнул Леонид, перекрикивая забившую уши ватную глухоту. На запорошенной серо-рыжей пылью щеке набухала кровью глубокая царапина. – Пусть думают, что накрыли! В упор перебьем! Кивнув, сержант тяжело перевалился на бок, пристраивая автомат на обломке разрушенной стены. Ребра справа дергало короткой болью, но вряд ли это был осколок – скорее, на битый кирпич напоролся, когда падал. Да и крови нет, он бы почувствовал. Ну, и чего ждете, суки фашистские?! Над затянутым дымом и пылью завалом мелькнула характерная вытянутая каска, рядом еще одна, метнулся из стороны в сторону ствол карабина. – Sunt morți, grenadele i-au ucis pe toți! Pot sa intru! Aveți o idee bună, domnule sergent, nu aruncați imediat grenadele![21] Через груду битого кирпича тяжело перебрался пехотинец, тут же отшагнув в сторону, вскидывая винтовку и прикрывая товарища. За их спинами замаячили каски еще нескольких. – Haide! «Ну, хайде так хайде…» – мысленно согласился младший лейтенант, раньше уже слышавший это слово, означающее что-то вроде русского «давай». И плавно выдавил спуск. «ППШ» коротко стрекотнул, украсив шинель на груди первого врага парочкой непредусмотренных покроем отверстий. Рядом отозвался автомат Карасева, аналогичным образом подпортив одежду второго. Лязгнул о камни выпущенный из рук 98К. Не дожидаясь ответной реакции, Науменков кивнул сержанту, выдергивая из подсумка «лимонку»; Федор сделал то же самое. Царапая огрубевшие подушечки пальцев, свел вместе неподатливые усики, с усилием вытянул чеку, ощутив, как предохранительный рычаг упруго толкнулся в ладонь. – Готов? Бросаем одновременно. Позицию менять не станем, дальше некуда отступать, держимся тут до подхода наших. Давай! Бу-б-бум! – два взрыва практически слились в один. Взметнулся клуб грязного дыма, кто-то истерично заорал от боли, заматерился на незнакомом языке, бухнул шальной выстрел – неприцельный, просто от неожиданности. «Сейчас снова гранатами долбанут, не станут больше вперед лезть, – отрешенно подумал Науменков, меняя предпоследний магазин. – Глупо вышло, и спрятаться негде. Наверняка ведь тут подвал какой имеется, да разве сыщешь, засыпало все, когда крыша рухнула. Зря мы сюда сунулись, когда танк подбили. Ох, блин, обидно-то как!» Однако вместо румынских гранат неожиданно ударили короткими, экономными очередями сразу несколько «шпагиных», звук которых младший лейтенант не перепутал ни с каким другим оружием на свете. Причем стреляли одновременно и с «их» стороны, и с левого фланга, где держались Тапер с Дмитруком. Снаружи бабахнула еще одна граната, снова грохотнули «сорок первые» – и все стихло. – Эй, славяне, живы, что ль? – голосом старшины Левчука осведомился окончательно затянутый пыльно-дымным маревом пролом, некогда бывший оконным проемом. – Глядите не стрельните сдуру! Узнали? – Узнали, – переглянувшись с Карасевым, крикнул Леонид. Точнее, хотел крикнуть, но голос предательски сорвался, перейдя в хриплый кашель, так что отвечать пришлось Федору. – Вот и здорово, – отозвался старшина. – Раненые имеются? Нет? Тогда выбирайтесь, только живенько. Этих мы перебили, да других кругом полно. И танк ваш горит, нужно постараться германцев отсечь и танкистов вызволить, ежели еще не поздно… Глава 19. Прорыв. Финал Ближние пригороды Новороссийска, 15 февраля 1943 года, вторая половина дня Пробраться мимо превратившейся в высокий факел «четверки» удалось без проблем. Боезапас так и не сдетонировал, так что Алексеев перестал посекундно оглядываться на горящий танк, внутри которого еще продолжали тарахтеть взрывающиеся пулеметные патроны. Замеченный снайпером «узенький переулочек» тоже обнаружили без проблем: никаких других в радиусе указанных двадцати метров попросту не имелось. Не без труда пробравшись через очередные руины, зашли фрицам в тыл, намереваясь перебить расчет, проверенным методом «граната в ствол» уничтожить орудие и рвануть следом за остальной группой… и остановились в недоумении. Никакой противотанковой пушки в переулке не было. А была вкопанная по самую рубку StuG-III, в точности такая же, какая сейчас двигалась сюда следом за их последним уцелевшим танком. Вернее, не вкопанная, а загнанная в заранее подготовленный капонир, спереди обвалованный натасканными из ближайших руин обломками стен. Судя по колеям за кормой, из укрытия штурмгешутц выезжал не один раз. «Вот же я дурак, – самокритично сообщил сам себе Степан. – Действительно, какая, на фиг, пушка, они поодиночке не воюют, а батарею тут никак не разместишь! Да и позицию менять проблематично, пока ручками на новое место перетащишь, сто раз убьют. Самоходка – другое дело: подготовил загодя пару-тройку позиций и катайся между ними. Отстрелялся с одной – валишь на следующую. Да, неожиданно и неприятно». – Чего делаем, командир? – спросил осназовец. – Люки задраены, противотанковых гранат у нас нет. Уходим? Если поспешим, глядишь, еще успеем наших предупредить, чтоб борт не подставили. Вернемся с подкреплением, и рванем. – Тупо не успеем, – покачал головой морпех, продолжая размышлять. – Вспомни, сколько мы сюда топали? А если напрямки рвануть, однозначно завалят, поскольку бежать придется по открытому месту, а стреляют кругом плотно. Так что придется самим справляться, причем быстро. Взглянув на заряжающего, продолжил: – Короче, так, боец, остаешься в прикрытии. Держи автомат и запасной магазин, больше нет. Если кто появится – вали. Только целься получше, не мажь, патронов маловато. И гранаты отдай, мне сейчас нужнее. – А… – Бэ. Красноармеец Ковалев, вам что-то непонятно?! Выполнять приказ! Вопросы? – Не имеется. – Бывший пленный торопливо схватил МП-40, неумело разложил приклад, куда увереннее снял оружие с предохранителя. – А кого именно валить-то? – Всех, Егорыч, у кого бинта на левой руке не будет, забыл? Главное, нас с товарищем старшим сержантом не пристрели сгоряча. Все, Леха, поползли, по дороге объясню, чего конкретно делаем! – Погоди, командир… – неожиданно остановил его Гускин. – Когда мы из танка драпали, а ты нас прикрывал, я заметил, откуда стреляли. Вон то здание с провалившейся крышей видишь? Второй этаж, третье или четвертое окно слева, там у них пулемет установлен. Сейчас, понятно, молчит, ждет, пока артиллеристы по новой цели отработают, да и не видят они нас, мертвая зона. Но когда к самоходке сунемся, вмиг засекут и срежут. – Прикрытие? – влет понял товарища старлей. – Ну, да все верно, броня в городском бою слепая, что мы с тобой скоро и подтвердим. Молодец, вовремя вспомнил. Значит, с той стороны и зайдем. Егор, затаись и изучай обстановку, нам минут пять точно понадобится. До того, как начнем работать, огня желательно не открывать, только ежели совсем уж подопрет. Короче, по обстоятельствам. – Может, я сам с пулеметом управлюсь? – засомневался осназовец. – А ты пока с артсамоходом разберешься. – И чего я в одно рыло этой бронированной дуре сделаю, гранатами экипаж попугаю да броню осколками поцарапаю? В том-то и дело, что мне именно ты нужен – ты ж по-немецки шпрехаешь, насколько помню? – Хочешь, чтоб люк открыли? – влет понял задумку товарищ. – А что, может и выгореть. Ладно, тогда поползли. Иди первым, я следом. Вход в двухэтажное здание оказался частично перекрыт обвалившимся бетонным козырьком, так что пробраться внутрь можно было только через узкую вертикальную щель. Наверняка имелся и другой проход, но времени на его поиски не оставалось. Первым добравшийся до стены осназовец несколько секунд наблюдал и прислушивался, затем знаками показал, что на первом этаже двое врагов, которых он берет на себя. Степан, понятно, не спорил – на что способен Гускин, он уже видел, так что справится ничуть не хуже его самого, скорее, даже лучше. Притаившись в метре позади товарища, старлей вытащил из кобуры пистолет – трофейный «эмпэ» остался у Ковалева. Собственно, ему и пистолета со штык-ножом за глаза хватит – пулеметчиков максимум трое: стрелок-наводчик, второй номер расчета и, возможно, еще подносчик боеприпасов, занимающийся набивкой патронных лент. Да и без скорострельного оружия они не остались, «ППШ» у старшего сержанта никто не забирал. Неожиданно передав Степану помянутый пистолет-пулемет, Гускин извлек из-под камуфляжной куртки револьвер, ствол которого заканчивался толстым цилиндром глушителя, того самого легендарного «брамита». Кстати, любопытно, когда он его успел прикрутить – до того вроде бы просто в кобуре «наган» таскал? Осназовец дважды дернул головой, сначала в направлении входа, затем – ближайшего окна, давным-давно лишившегося не только стекол, но и рам: мол, заходим с разных направлений. Морпех понятливо кивнул, пряча «люгер» и передвигая флажок переводчика на одиночный огонь – работать в помещении с автоматом за спиной неудобно, сильно снижает подвижность, да и зацепиться за что-нибудь можно. Ужом ввинтившись под козырек, Алексей пропал из виду. Степан стартовал следом, перебросив тело через усыпанный каменным крошевом и обломками переплета подоконник. Приземлился, несмотря на то, что прыгал вслепую, удачно, ни во что не врезавшись и ничего себе не отшибив, сразу же заученно уйдя в сторону и вскинув оружие. Впрочем, стрелять не пришлось – слева дважды отрывисто щелкнуло, и обернувшийся на шум Леха махнул рукой в направлении ведущей на второй этаж лестницы. Несколько секунд – и товарищи, прикрывая друг друга, ворвались на второй этаж, пострадавший от артобстрелов или бомбежек куда больше первого. Вероятно, до войны это было какое-то административное здание, о чем свидетельствовали многочисленные канцелярские столы и разломанные стулья. Когда в строение попала бомба или снаряд, крыша вместе с чердаком частично обрушилась, завалив большую часть помещений, но облюбованной пулеметчиками комнате повезло. Пол и разбитую ударной волной мебель густо засыпало штукатуркой, обвалившейся с просевшего, зияющего оголившейся дранкой потолка, внутренние перегородки частично рассыпались, превратившись в нагромождения битого кирпича, однако несущая фасадная стена с окнами практически не пострадала. Вот возле одного из этих самых окон гитлеровцы и установили пулемет, удобства ради использовав в качестве импровизированного станка подтащенный к подоконнику стол. Немая сцена «вы нас не ждали, а мы приперлися», не продлилась и пары секунд: револьвер осназовца вновь резко прощелкал, выплевывая остроконечные пули[22], раз, другой – и пулеметный расчет перестал существовать. Убедившись, что товарищ справился (два выстрела – два трупа, причем входные отверстия у обоих чуток пониже среза каски – стрелял осназовец и на самом деле выше всяких похвал), Алексеев крутнулся, проверяя заднюю часть комнаты. А вот и третий, сидит у полуразрушенной дальней стены, перед ним – раскрытый патронный ящик, обрывки картонных упаковок, в руках – наполовину снаряженная лента. И поистине непередаваемое словами удивление на давненько небритом, поросшем неопрятной рыжеватой щетиной лице. «Шпагин» звонко хлопнул одиночным, плюнув вверх и вправо стреляной гильзой, и третий номер отправился следом за камрадами. – Все, – прокомментировал Гускин, опуская револьвер, – кончились фашисты. Пулемет берем? – Да куда мы с этой дурищей? Погнали, Леша, нам еще с самоходкой разбираться… – Готов, командир? – слегка нервно осведомился осназовец: вблизи от затаившейся в капонире самоходки танкобоязнь снова дала о себе знать. Пока сидел за рычагами трофейной «четверки», ничего подобного не было и в помине, а вот сейчас… фобия она такая штука, труднопредсказуемая. – Как пионер. – Степан разогнул усики на предохранительной чеке первой гранаты, приготовил вторую. Если все пойдет по плану, она понадобится чуть позже, если же нет? Тогда, понятно, снова придется действовать по обстоятельствам, чего бы категорически не хотелось. – Леша, ты это, выдыхай, бобер, выдыхай! – Чего? – Да не важно. Расслабься, Лех! Не опасна для нас эта железяка, точно говорю! Ну, начали? – Начали, – скорчив страдальческую гримасу, кивнул Гускин. – Бросай. Выдернув кольцо, Степан почти без замаха перекинул «эфку» через рубку StuG-III. Ребристое «яйцо», скатившись по стенке капонира, плюхнулось под гусеницу с противоположного от товарищей борта. Бухнуло, подбросив вверх клуб сизого дыма и комья выдранной взрывом земли, несколько осколков противно взвизгнуло, уходя рикошетом от брони. Не дожидаясь команды, старший сержант рванулся вперед, забираясь на штурмгешутц со стороны кормы, морпех рванул следом, успев заметить затаившегося в руинах Ковалева. С красноармейцем все оказалось в порядке, прикрывает, хотя мог бы и получше замаскироваться – торчит, как прыщ на известном месте. Несколько раз грохнув затыльником приклада о броню, осназовец заорал: – Die Russen gingen von hinten herum! Ich zeige dir, wie man geht! Sonst verbrennen sie sie mit Granaten![23] Спустя пару секунд приподнялись, лязгнув запором, створки люка заряжающего: – Was?! – Хренас! – жизнерадостно осклабился Гускин, одновременно с морпехом рывком распахивая половинки люка. Ткнув ошарашенного танкиста кожухом ствола, Алексей нажал на спуск, выпуская в боевое отделение длинную очередь. Отшатнулся, позволяя старлею забросить внутрь гранату, и вместе с ним торопливо сиганул на землю, укрываясь за ближайшей грудой обломков. В том, что боекомплект от случайной пули или осколка взрывается главным образом в кинофильмах, Степан уже успел убедиться, но и рисковать не хотелось: к каждому правилу, как известно, прилагается и исключение. Там, под Южной Озерейкой, его «лимонка» детонации не вызвала, зато брошенная Аникеевым РГ-33 – очень даже. Внутри САУ гулко, словно новогодняя петарда в пустой бочке, бахнуло, пыхнув дымом из распахнутого люка, на чем все и закончилось. Проверять, понятно, не стали – выжить в стальной коробке после подобного практически нереально, а если кто чудом и уцелел, воевать дальше уж точно не сможет – тяжелая контузия и множественные осколочные обеспечены. В принципе, изначально старший лейтенант планировал обойтись без второй гранаты, захватив самоходку и пополнив новой «броней» потерявший две машины отряд, однако по здравому размышлению от этой идеи отказался, как от опасной и непредсказуемой. В этом случае пришлось бы сначала вытащить наружу тела четверых перебитых панцерманов, на что просто не имелось времени. Да и не факт, что удалось бы гарантированно завалить всех одной очередью, даже выпустив в рубку весь магазин. Значит, когда придется лезть внутрь, можно нарваться на недобитка: стрельнет в упор из пистолета – и приехали… – Не взорвалась, – разочарованно подвел итог Гускин, осторожно высовываясь из-за укрытия. – Вот и хорошо, – хмыкнул морпех, с некоторых пор с большой опаской относящийся ко всем без исключения видам внутренней детонации танковых боеприпасов. – Мне как-то и прошлого раза хватило. Потопали, заберем Егора – и к своим. Ложись! Вокруг товарищей, подкидывая рыжие фонтанчики кирпичной крошки, ударили пули – не слишком прицельно, но достаточно близко. Практически сразу же заработал недлинными очередями автомат Ковалева – красноармеец тоже заметил опасность, заставив противника существенно снизить плотность огня. Молодец, вовремя. – Вперед, пока не очухались! – рявкнул Степан, снова выдергивая из кобуры пистолет. – Давай вон туда, прикрываю. Десять метров, затем меняемся. У пацана патронов всего ничего, долго не продержится. Пошел! Скептически взглянув на «люгер» в руке Алексеева, осназовец, пригнувшись, рванул в указанном направлении. Уловив боковым зрением движение, морпех вскинул оружие и двумя прицельными выстрелами срезал выскочивших на открытое место пехотинцев, судя по каскам и шинелям – румынских. Не промазал, понятно – сложно не попасть метров с пятнадцати. Так что зря Леха на пистолет косился, в умелых руках короткоствол ничуть не хуже автомата. Ну, чего там, добежал? Ага, добежал, значит, теперь его очередь под пулями скакать. Пугнув неприцельным выстрелом еще одного rom n infanterist[24], после гибели сослуживцев уже не стремящегося геройствовать и лезть вперед, старлей побежал к товарищу, припоминая, сколько осталось в пистолете патронов. В сапера он стрелял трижды, сейчас тоже спалил три патрона, выходит, всего два осталось. Хреново, нужно срочно перезарядиться, а запасной магазин остался всего один. Ну, да сам виноват, у одного из пулеметчиков на поясе точно пистолетная кобура висела, нужно было прибарахлиться. Со стороны осназовца коротко протарахтел «ППШ», затем еще раз, и еще. Все, успел… Шумно плюхнувшись рядом со старшим сержантом, морпех, не передергивая затвор, сменил магазин, подмигнул товарищу: