Близнецы собираются уходить. Раф поправляет куртку на голых плечах, Сэм подмигивает и плотоядно улыбается. Сегодня я их не боюсь. Сегодня они меня спасли. — Спасибо, — тихо повторяю им. Братья синхронно хмыкают, одновременно дёргают правым уголком губ и выходят в подъезд. Закрываю за ними дверь. Разворачиваюсь, облокачиваюсь на стену и стекаю по ней на пол. Вытягиваю ноги, закрываю лицо ладонями и опять реву. Да что же это?! Почему так больно?! Зато тепло. Поднимаюсь, стягиваю с вешалки мамину кофту, кутаюсь в неё поверх футболки Рафаэля и ухожу к себе в комнату. Как-то надо это всё пережить. И ещё бы в душ. Потом… Ложусь на свою кровать, утыкаюсь носом в родную подушку, подтягиваю колени к животу и ругаю себя, Клима, снова себя, свои чувства к нему. Тихо вою от того, что потеряла его, а он потерял меня. Растоптал, сделал выбор, выставив меня на улицу. Зорин, у тебя крыша поехала?! За что ты так со мной?! Всё, всё. Тихо. Дышать. Вдох, выдох. Ещё раз. Вдох… Звонок в дверь с силой ударяет по нервам. Содрогнувшись всем телом, плотнее кутаюсь в мамину кофту и спускаю ноги с кровати, надеясь, что это не Клим и одновременно, что это именно он. Мне просто, наверное, хочется посмотреть ему в глаза. И каких-то объяснений. Не для того, чтобы простить, а чтобы для себя понять, почему он так поступил. Открываю и отшатываюсь. Яков Степанович Зорин на моём пороге. — З-здравствуйте, — судорожно выдыхаю и отвожу взгляд. Он проходит в прихожую, закрывает за собой дверь. — Привет, Саш, — тепло и по-доброму. — Поговорим? — отрицательно кручу головой. — Мой засранец обидел? — молчу. — Разберёмся. Сашк, я теперь даже не знаю, как просить тебя вернуться, — проводит ладонью по волосам, как обычно делает Клим. И меня это так сильно задевает внутри, что опять до боли скручивает живот. — Не надо просить, дядь Яш. Я не поеду. Я хочу жить здесь. Я справлюсь сама. — Ты понимаешь, что я просто не имею права оставить вверенного мне ребёнка в таком состоянии? — мягко спрашивает папа Зориных. — Со мной всё хорошо, — поднимаю подбородок выше. — Я останусь дома, дядь Яш. — Да я уже понял, — вздыхает Яков Степанович, разглядывая мой убитый вид. — Давай так, Саша. Я тебе бойца хорошего пригнал из своей служебной охраны. Ты дверь в квартиру не запирай. Парень в подъезде побудет, присмотрит за тобой. Обещаю, ты его даже не заметишь. Могу остаться сам, но что-то мне подсказывает, ты этого сейчас не захочешь. Я прав? — киваю. — Отцу твоему я позвоню… — Не надо! — вскрикиваю, перебив его. — Там мама… — Знаю, не дурак. Ты… — он закрывает глаза и качает головой, думая о чём-то своём. — Попробуй поспать, ладно? А я буду думать, что мне с вами делать. — Ничего не надо, дядь Яш. Мы сами разберёмся. Не хочу я никого в это впутывать. У меня вообще колени подгибаются. Я хочу под одеяло и никого не видеть, ни с кем не говорить. Можно мне так, пожалуйста? — Как тебя оставить, а, ребёнок? — пожимаю плечами. Откуда мне знать. Как-то оставьте. Мне очень надо. — На связи будь, — просит Яков Степанович. — Телефон на зарядке. — Включи, Саш! — злится, но явно не на меня. — Включу. — Вашу ж мать! — сжимает руку в кулак и глухо бьёт им в стену. — Что ж вы творите, дети?! Глава 23 Клим В доме Покровских тяжёлая, можно сказать, траурная обстановка. Заплаканная мать Вари, нервный отец и тётка, стреляющая в меня непонятными взглядами. Варвару уложили спать. Я лично проверил все окна в её спальне и поснимал на хрен ручки. Её лучшие подружки, Стефа и Ксюша приезжали. Прохор Алексеевич развернул девчонок домой. Сказал, что Варя сама им позвонит и сообщит, когда можно будет приехать. Зря. Подружки были бы сейчас полезнее меня. Я просто не представляю, что мне делать с этой дурочкой. Слово сказать страшно, вдруг опять перемкнёт. — Варя спит, я поеду, — сообщаю всей семье Покровских. Миссия моя вроде тут выполнена. Свою голову бы теперь в порядок привести. — Клим, подожди, — принцессина тётя ловит меня за руку. Отшатываюсь от неё как от прокажённой. Раздражает. Её выносить в окружающем пространстве сложнее всего. — У меня завтра две тренировки, — пытаюсь съехать с попытки поговорить. — Подождут твои тренировки. Как ты вообще можешь думать о каких-то там тренировках, когда твоя девушка в таком состоянии?! — наезжает в ответ. Собираюсь напомнить, что девушка бывшая и я это уже озвучивал, но Варина тётя перебивает меня на вдохе, продолжая свой монолог: — Ты видишь, какая она ранимая? Боже, я до сих пор не верю, что наша Варвара решилась на такое. Ты только представь, как сильно она тебя любит. Довёл девочку своей глупой гордостью. — Так, а на хрена вы меня дёрнули тогда вообще, раз я довёл?! — начинаю заводиться. — Да потому что ты ей нужен! Ты меня не слышишь? Она тебя любит! Не знаю, что вы не поделили, Клим, но доводить девочку до такого, — качает головой. — Неуместная гордость. Мужчина должен уметь быть гибким. А ты… ну ты же хороший мальчишка. Ты же понимаешь, что нельзя её в таком состоянии бросать. Помирись с ней, найди ласковые слова. Уверена, ты всё сам знаешь. И что девочке сказать, и как сказать. Не доводи до греха ещё раз. Кто знает, что стукнет ей в голову. — Вы мне предлагаете круглосуточно возле неё дежурить? Меня, блядь, трясти начинает от всего этого. — Круглосуточно не надо, — отвечает Прохор Алексеевич. — Я дочери психолога нашёл. Он будет с ней работать. И мама с тётей здесь, но Варя хочет больше твоего внимания. Она же тебя звала в больницу. Всех гнала от себя. Только тебя подпустила и руку не отпускала, я же заходил к вам, всё своими глазами видел. — Добрый вечер, — раздаётся прямо за моей спиной. Отец… Волосы на затылке начинают шевелиться. Его тяжёлая ладонь ложится на моё плечо. — В машину иди, — не глядя на меня, говорит он. — В мою. Покровский подходит, тянет ему руку. Отец усмехается и игнорирует. Ухватив меня за шею, пальцами давит на болевые точки. Дергаюсь и выдыхаю сквозь зубы. — Иди. В. Машину, — повторяет он. Ни с кем не прощаясь, разворачиваюсь и выхожу на улицу. Машина отца криво припаркована посреди двора и перегораживает выезд всем остальным тачкам, в том числе и моей. Мне неинтересно, как его пропустила охрана. Если отцу нужно, он войдёт практически в любую дверь. Таким, как сейчас, я не видел его давно. Сажусь на ступеньки, взъерошиваю волосы и утыкаюсь взглядом в одну точку, но долго на месте не сидится. Пульс стучит в горле, шея ноет от захвата отца. Пережал. Разминаю, поднимаюсь и иду вдоль стены коттеджа Покровских. Поднимаю голову, смотрю на закрытые Варины окна. Два с половиной этажа высоты, внизу кованый садовый заборчик огораживает клумбу. Из него торчат острые штыри, похожие на наконечники стрел. Вот если бы она упала, раскладов могло быть несколько: от перелома конечностей до распоротого живота или пробитой грудины. Такая кровавая картинка перед глазами вырисовывается. И меня сразу кидает в утро, где тоже кровь, только кровь настоящая. Сашкина. Виски сдавливает и дико начинает тошнить. Выворачивает прямо в эту самую клумбу. Пиздец! Чего так кроет-то меня. Как будто качает в разные стороны. Ни за одну мысль, ни за одно чувство ухватиться не могу. — Попей, — непонятно откуда взявшийся отец протягивает мне воду. — Давай, давай. Пей и домой поехали. Делаю несколько глотков воды и ещё раз поднимаю взгляд на окна, роняю на эти колья. Опять тошнит. — Ничего, ничего, — хлопает по плечу отец, пока меня рвёт, — пусть тебя перекрутит сейчас хорошенько. Иногда это тоже полезно. Снова всовывает мне в руку воду и буквально заставляет пить. Берёт за шкирку, как щенка, ведёт к машине и открывает заднюю пассажирскую. — Садись. — А моя? — хриплю, засовывая ноги в тачку. — Завтра Август пригонит. Тебе я запрещаю садиться за руль, пока в себя не придёшь, — захлопывает дверь, обходит машину спереди и садится за руль. — Пап, но… — Стадию «мой сын пришёл в себя» определять буду только я. Понял меня? Молчу.