− А мама? – оказавшись в кухонном островке, я осторожно забираюсь на высокий стул у длинной стойки. − Таисия Аркадьевна уже поела и ушла к себе в кабинет. Сказала, что ей ещё нужно поработать, − сообщает Тамара Павловна, ставя передо мной тарелку с голубцами. Понятно. Можно было даже не спрашивать. − Она попросила меня приготовить на завтра праздничный ужин. Кажется, к вам гости придут, − привычно делится со мной новостями домработница, подавая мне вилку и вазочку со сметаной. − Какие ещё гости? – замираю я удивлённо, уже потянувшись за ложечкой, чтобы намазать голубцы сметаной, как мне нравится. − Вот чего не знаю, того не знаю, − пожав плечами, Тамара Павловна берётся за чайник. – Вроде как кто-то из коллег по работе. Сделать тебе чайку? Я вкусного печенья напекла. − Да, пожалуйста. Мама пригласила к нам кого-то со своей работы? Зачем? Не то чтобы это было прям совсем странно для неё, но в общем... как-то неожиданно. Хотя… может, это коллега мужского пола и для неё он не просто коллега. Я ведь, по сути, ничего не знаю о маминой личной жизни. И если бы она нашла себе мужчину, то, скорее всего, именно там, где проводит всё своё время. Принявшись за еду, некоторое время я ещё строю предположения насчёт неизвестного гостя, но вскоре отвлекаюсь на картинку, транслируемую по телевизору. На фоне синего неба отчётливо выделяется тёмно-серое пятно, по форме напоминающее ската. А диктор, насколько я могу расслышать, кажется, на полном серьёзе вещает об НЛО над Киевом. Хмыкнув скептически, в полном недоумении качаю головой. Чего только не покажут по телевизору. Порой уже полный бред несут. 1.3 Поужинав, благодарю Тамару Павловну и плетусь обратно к себе. Усталость уже берёт своё. От напряжения голова снова начинает болеть, и перед глазами всё расплывается. Реальный мир неотвратимо тускнеет. По лестнице приходится подниматься по стеночке, аккуратно нащупывая ступеньки ногами. Чувствуя, как начинает сводить икры и жжёт ступни. Свою дверь я уже нахожу практически наощупь. Закрываю за собой и, поборов желание сползти на пол прямо тут, делаю ещё несколько нетвёрдых шагов, пока не упираюсь коленями в край кровати. Выдохнув, наклоняюсь и уже на четвереньках ползу дальше, пока не удаётся наконец упасть лицом в подушку. Но расслабляться пока рано. Знаю, что если сейчас не заставлю себя принять удобное положение, ночью проснусь от судорог. Впрочем, я и так, скорее всего, проснусь. Сцепив зубы, осторожно переворачиваюсь. На спине лежать не очень приятно. Кожа до сих пор очень чувствительна и порой её начинает колоть, как после онемения. Даже мягкий хлопок пижамы кажется колючим. Доктора говорят, что у меня нарушена иннервация кожных покровов. Возможно, это никогда до конца не пройдёт. И, укладываясь, я болезненно морщусь. Но лучше так, чем корчиться потом от боли в ногах и руках. Ну вот. Можно наконец прекратить изображать, что я нормально функционирую. Замерев, закрываю глаза. По щеке скатывается слеза. Потом ещё одна. Чувство безысходности становится практически нестерпимым. Дыра в груди отзывается ноющей болью. Чёрт. За что всё это со мной происходит? Чем я так прогневила небо, что в неполных двадцать превратилась, по сути, в калеку? Сумею ли когда-нибудь выбраться из этого состояния? Сумею ли вынырнуть из этого чувства всеобъемлющего одиночества? Мрачные мысли удушливой тяжестью сжимают горло, отзываются болезненным трепыханием в сердце. И сон, накрывающий меня спасительной пеленой, уже привычно становится моим единственным избавлением. − Ж-шеня, − бархатной лаской касается моей исстрадавшейся души чей-то тихий шёпот. Чьи-то нежные пальцы обводят моё лицо, убирают спутанные волосы со лба, гладят по голове. К щеке прижимается большая ладонь. Тихо застонав, я тянусь за этой лаской. Такой безумно необходимой мне. − Вернись к нам, малыш-ш-шка, − нежные губы ведут огненную дорожку по моей шее. На талии сжимаются мужские руки. Притягивая спиной к большому горячему телу. Словно домой возвращая. − Я не знаю как, − всхлипывая, изо всех сил силясь открыть глаза. Чтобы рассмотреть. Чтобы вспомнить. − Скоро узнаеш-ш-шь. Мы близко, − спереди ко мне внезапно прижимается второй мужчина. Властно проводит ладонью по бедру, заставляя закинуть на него ногу. И почему-то это ощущается таким правильным. Что их двое. Что я между ними. На своём месте. − Почему я так тоскую по вас? – плачу, утыкаясь в мужскую шею. − Потому что ты наш-ш-ша, − мою шею, плечи, спину покрывают нежными поцелуями. Так словно там нет никаких следов от ожогов, словно моя кожа не изуродована страшным рисунком шрамов. Словно мною возможно любоваться. − Я не помню, − мой всхлип, превращается в стон. Сильные руки теперь везде. Гладят моё тело, возвращая его к жизни. Исцеляя душу. Пусть на время. Пусть только во сне. Губы касаются самых потаённых местечек, даря мне такие ласки, о которых я даже мечтать не смела. Поклоняясь мне. Я больше не принадлежу себе. Я сгораю в огне. Я хочу их. Сильные тела скользят вокруг меня, на мне, во мне. Заставляя стонать и извиваться от наслаждения. Цепляться за широкие плечи, царапать мускулистые спины. Умирать от желания. И желать остаться в этом сне навсегда. − Жди нас, маленькая, − обжигает мои губы жаркое дыхание. И я просыпаюсь, всё ещё ощущая пьянящий вкус чьего-то поцелуя. Тело ломит от неутолённого желания, а душа рвётся от тоски. Но как я не пытаюсь, так и не могу вспомнить, кто же мне снился. Глава 2 − Вынужден вас огорчить, Евгения. Локальная лазерокоагуляция не принесла ожидаемых результатов. Отслоение сетчатки прогрессирует. И я всё-таки настаиваю на витректомии, − чувствую на себе строгий взгляд своего лечащего офтальмолога. − Это… − хмурюсь, пытаясь вспомнить. − Удаление стекловидного тела с последующим восстановлением содержимого витреальной полости и склеральным пломбированием. − Звучит страшно, − зажмуриваюсь. Сжимаю челюсти, пытаясь справиться с эмоциями. И страхом, да. Предыдущие операции, те которые не увенчались успехом, оставили мне довольно болезненные воспоминания. Ощущение пелены на глазах со вчерашнего дня никуда не исчезло. И снова появились вспышки по сторонам, как в первые дни после пробуждения. − Не стоит пугаться. Современные технологии позволяют справиться с подобной проблемой. Вы же хотите, чтобы к вам вернулась острота зрения? – ободряюще обращается ко мне Орест Матвеевич. Кажется, он улыбается. Приятный мужчина. − Конечно, хочет, − безапелляционно заявляет мать. Сегодня она уделила целый час своего драгоценного времени, чтобы вместе со мной посетить доктора. – Когда вы рекомендуете делать эту операцию? − Желательно не откладывать, пока случай не стал запущенный, − слышу ответ доктора. − Хорошо. Назначайте время. Мы согласны. − Это мои глаза, мама, − не выдерживаю я. Поднимаю расфокусированный взгляд на свою родительницу. − Не дури, Евгения. Это нужно сделать, значит, ты сделаешь. – Я не могу рассмотреть выражение её лица, но довольно хорошо представляю. Там наверняка непреклонность и неодобрение. Хуже всего то, что она права. Это действительно нужно сделать. И я действительно поведу себя глупо и по-детски, если откажусь. Но как же бесит эта её манера всё решать за меня, даже не пытаясь спросить моего мнения. Ещё больше бесит, что сейчас я не могу ничего ей противопоставить. Воротит уже от собственной беспомощности. − Тебе обязательно делать это именно так? – спрашиваю тихо. – А потом ещё и к пластическому хирургу на стол насильно меня уложишь? − Не понимаю, о чём ты, − отрезает мать. – Не выдумывай глупости. Я в первую очередь забочусь о тебе. Тогда почему она никогда не видит того, как часто ранит меня своим отношением? Способна ли она вообще это понять? Сумею ли я когда-нибудь снова вырваться из-под её влияния? Если не выздоровею, вряд ли. Значит, нужно собраться наконец и взять ответственность за своё здоровье и будущее в свои руки. И хотя бы ради этого не обращать внимания на мамины загоны. Её не изменить. Само собой на операцию я соглашаюсь. Назначают её мне через полторы недели. К этому времени я ещё раз пройду детальное обследование и подготовлюсь. Морально как минимум. Надеюсь. − Я не могу отвезти тебя домой. Времени уже нет. Сейчас вызову такси, − сообщает мама, когда мы выходим из клиники. Пока она делает заказ в приложении, я молча поднимаю голову, всматриваясь в небо. Сегодня снова пасмурно. Перед глазами сизая пустота. Почему-то я больше не могу ощутить эту бездонную бескрайность, которая таится там, за небесной голубизной. Но она ведь существует. Мне просто нужно вернуть себя и вспомнить. − К нам вечером придут гости. Приведи себя в порядок. Камила пришлёт к тебе своих девочек, чтобы помогли, я договорилась. − Что за гости? – опускаю голову, недоумённо сводя брови. Камилла – это мамина приятельница, владеющая сетью первоклассных салонов красоты в нашем городе. Если мама наняла её девочек, да ещё с выездом домой, ужин может оказаться куда более важным, чем я думала. Может, это какие-то деловые партнёры? Тогда почему они не в ресторане договорились встретиться? И зачем на этом ужине ей нужна я? − Долго объяснять. Вечером всё узнаешь. И Женя, не вздумай меня опозорить, − окончательно выбивает меня из колеи мать. − Если я тебя позорю, тогда, думаю, мне не стоит появляться перед этими твоими таинственными гостями. Во избежание, − замечаю колко. Привычно пряча за ядовитым тоном свою горечь.