Сейчас на этой половине планеты царит день. И мы вынуждены отложить поиск до ночи. Иначе рискуем нарваться на серьёзные проблемы из-за явного вторжения на закрытую планету, что будет считаться нарушением закона о невмешательстве в развитие низших цивилизаций, принятого Араянсом двенадцати. И так уже наследили невольно, случайно напоровшись прошлой ночью на группу человеческих самцов там, где их быть не должно было. Ещё и эти их животные. Собаки, как местные жители их называют. Стоит одной мелкой и довольно чуткой твари почувствовать рядом что-то неладное и поднять противное тявканье, как её поддерживают собратья со всех окрестностей, делая своих хозяев более бдительными. И вызывая у меня лично неудержимое желание посворачивать шеи всей этой шумной своре. Прошлой ночью мы обыскали большую часть поселения. Осталась где-то треть. Сегодня мы найдём её. Обязательно. Иначе быть не может. Ждать с каждой минутой становится всё нестерпимей. − Сколько ещё понадобится бортовым сис-с-стемам, чтобы восстановить все протоколы и снова получить доступ к базам данных? – спрашиваю, увеличивая проекцию очередного здания, чтобы просчитать, как незаметно пробраться на его территорию и проверить, кто находится в доме. − Четырнадцать стандартных час-с-сов, − слышу в ответ. Это хорошо. Значит, в любом случае даже до утра не придётся искать. − Ур-р-р, − доносится из-под стола виноватое. Знает мелкий вредитель, из-за кого мы сейчас время теряем. Чувствует свою ответственность за это промедление. Разволновавшись от скорой встречи с Женей, её маленький приятель, которого мы привезли из чужой вселенной и даже взяли с собой на Землю, внезапно вошёл в новую стадию своего развития, выдав попутно такую звуковую и мощную энергетическую волны, что мы едва не разбились, на некоторое время почти полностью потеряв управление над кораблём. Я даже по-новому оценил нашего мелкого подопечного. Такие способности нам наверняка пригодятся. Потом. Когда мы вернём то, без чего уже не мыслим свои жизни. − Вылезай оттуда. Хватит строить из себя с-с-самого несчастного. Ты отлично чувствуеш-ш-шь, что мы больше не злимс-с-ся. По крайней мере, я. Под столом управления слышится тихое шуршание и спустя минуту оттуда показывается светло-жёлтая лобастая голова. − Ур-р-р? − Пойдём, покормлю. Пока мы ещё на корабле, − зову мелкого в пищевой отсек. Трещотка, как назвала его Женя, или Треш, как сократили уже мы с Са-ардом, с опаской поворачивает голову к моему брату, а потом действительно выбирается из-под стола полностью, являя нашим глазам новую деталь своей внешности – кожистые крылья лилового цвета. В пищевом отсеке я достаю из охлаждающей камеры парочку плодов тапуры, так полюбившихся Трешем, пока мы вынуждено торчали в Аша-Ирон, и некоторое время молча наблюдаю, как малыш с аппетитом уминает их. Когда от плодов остаются одни корешки, убираю их в утиль и снова поворачиваюсь к маленькому имар. Опускаюсь ниже, склоняясь у нему. Треш вопросительно поднимает голову. − Покажи с-с-снова, − прошу его. − Ур-р-р, − грустно ворчит Треш. Вовсю транслируя, что считает мою просьбу неразумной. − Да. Я знаю. Но не могу иначе. Хочу увидеть её хотя бы так. Каждый из нас справляется с болью и ожиданием по-своему. Кто-то отращивает крылья в надежде на скорую встречу. Кто-то эмоционально закрывается, превращаясь в смертельно опасную сжатую пружину, готовую взорваться в любой момент. А я… я периодически позволяю маленькому имар обманывать моё сознание, показывая его воспоминания о той, ради которой я готов был умереть, а в результате она умерла ради нас с братом. 3.2 − Стр-р-р, − сдаётся Треш. Позволяет коснуться ладонью его головы. И меня накрывает уже до мельчайших подробностей знакомым видением. Мы находимся в просторной пустынной комнате, на большой кровати посредине помещения. Ко мне склоняется Женя. Исхудалая, уставшая, с синяками, проглядывающими через рваную сорочку. Короткие светлые волосы растрёпаны и припорошены белесой пылью. − Ты сделаешь это, малыш? Как только дозовешься, как только они тебя услышат… Пожалуйста, покажи им всё, что я тебе сейчас скажу, − смотрит умоляюще. – Просто покажи им меня так, как ты сейчас видишь. − У-р-р-р, − соглашается Трещотка. Именно в его воспоминаниях всё это происходит. − Хорошо. Тогда запоминай. Послание следующее, − она зажмуривается, судорожно вздыхая. Сглатывает. Будто с силами собирается. И наконец открывает глаза. Чтобы посмотреть прямо на меня несчастным, лишённым надежды взглядом: − Са-ард и Шоа-дар, это я попросила этого маленького имар связаться с вами. Потому что не нашла другого способа. Пыталась докричаться до вас мысленно, как вы учили, но видимо все ментальные волны, как и другие сигналы, здесь глушатся высшими имар, или самой Хаманой. Я не знаю, была ли настоящей та встреча с вами, на которой я вроде как присутствовала меньше суток назад. Встреча, на которой вы от меня отказались. Если да, и вы действительно приняли такое решение, тогда это послание, наверное, уже не имеет никакого значения. Собственно, тогда оно до вас наверняка и не попадёт. Если же Хамана меня обманула и всё это было жестокой иллюзией, значит, существует большая вероятность, что вы появитесь на Имаран, либо потом как-то попытаетесь остановить эту чокнутую богаршу. Я просто не могу этого допустить. Потому что… потому что она вас убьёт. А ещё я не могу допустить, чтобы она моими руками поработила нашу с вами родную Вселенную, уничтожив триллионы жизней. А мне точно известно, что она собирается это сделать. Поэтому, я планирую во что бы то ни стало сорвать этот чёртов ритуал. Сбежать от неё у меня вряд ли получится, я уже пыталась, поэтому буду действовать уже на месте. А вас прошу – улетайте. Умоляю, не возвращайтесь и живите. И пусть у вас всё будет хорошо. Как мне было с вами. Последние слова она произносит, уже со слезами на глазах. И, закончив, поспешно отворачивается, вытирая мокрые щёки. Мне до боли хочется протянуть руку и коснуться её. Прижать к себе. Спрятать в своих объятиях. Защитить от того ужаса, который малышке пришлось вынести потом. Остановить. Но Треш с жалобным урчанием уворачивается от моего прикосновения. И видение исчезает, заставляя зарычать в безысходном отчаянии. Остановить мы так и не успели. И защитить тоже. − Зачем ты это делаешь с-с-снова? – голос брата вмиг заставляет меня вернуться в реальность. Я молча выпрямляюсь. Треш, быстро перебирая лапами, прячется за меня. Всё ещё боится. Когда вышли из строя бортовые системы, брат впервые за довольно продолжительное время снова сорвался. От его вымораживающей ярости мозги плавились и удавиться хотелось. Я это пережил без труда. А вот Треш испугался не на шутку. − Ты приш-ш-шёл читать мне нотации? – сужаю глаза. – После того, как поссорился с отцом из-за его приказа, подрался с главой Бронзовых, а потом ещё и нагрубил императору Са-оиру? Са-ард мрачно сжимает челюсти. Напоминание о конфликте с Повелителем явно не прибавляет ему настроения. Нам повезло, что император Са-оир ограничился вызовом на поединок, а не убил его на месте. Правда, брату потом пришлось почти сутки в регенерационной капсуле провести восстанавливаясь после боя с прямым потомком Абсолюта. И отсидеть в карцере тридцать стандартных суток, отбывая наказание безмолвием за оскорбление Повелителя. Но хоть не казнили. И даже отпустили на Землю. Собственно, именно после этого случая Са-ард и закрылся полностью. От всех. Может, даже хорошо, что с бортовыми системами так вышло. Он хотя бы выплеснул всё накопившееся напряжение. Что-то мне подсказывает, перед встречей с Женей это не лишнее. Нам ведь неизвестно, в каком она сейчас эмоциональном и физическом состоянии. Мы ведь так и не сказали нашей малышке, что никогда не отказывались от неё, что нас тоже обманули. Не сказали, кто она для нас. Мы даже не прилетели за ней сразу. Захочет ли она теперь вернуться к нам? Согласится ли лететь с нами добровольно? И простит ли то, что мы теперь вынуждены доставить её в Аша-Ирон независимо от её желания? − Брат, давай не будем с-с-сориться сейчас, − примирительно поднимаю руки. – Да, я с-с-смотрел видение про Ж-ш-шеню. Мне нужно хоть что-то, чтобы не с-с-свихнуться, пока мы не нашли её. Воспоминания Треш-ш-ша немного помогают. Ты же сам пару раз прос-с-сил его о том же. − Прос-с-сил, − роняет он лишённым эмоций голосом. − Но что бы Треш-ш-ш не показывал, это не с-с-смогло перекрыть то, что намертво запечатлено в моей памяти. И я слишком хорошо знаю, о чём он говорит. Нам обоим никогда не забыть, как наша истинная бросилась грудью на остриё. Не стереть из памяти выворачивающее наизнанку, сжигающее в пепел чувство невосполнимой потери. Потому что оно до сих пор с нами. − Думаю, эту боль может исцелить только Женя, − смотрю на брата. – Теперь, когда мы точно знаем, что она жива, осталось только найти и вернуть. Давай сделаем это. И нам обоим больше не понадобится ничем заменять её присутствие. Глава 4 Женя За последние два месяца для меня стало привычным, когда день проходит как будто мимо меня, словно в тумане. А вот когда время несётся вскачь, потому что слишком много всего происходит, не только вокруг меня, но и в моей голове, это то, от чего я уже успела отвыкнуть, даже забыла, каково это, не чувствовать себя снулой несчастной амёбой. Тамара Павловна, услышав про моё желания снова уйти на свои хлеба, сначала, конечно, попыталась меня отговорить. Увещевала, что нужно потерпеть, что Таисия Аркадьевна на самом деле любит меня и хочет, как лучше, просто не умеет показать этого. Ну что поделаешь, если она вся такая женщина-кремень, привыкшая руководить и командовать? А мне нужно долечиться. Может, лучше уступить пока? Но я твёрдо стояла на своём. Понимая, что если уступлю, если позволю матери загнать меня в ту позицию, которая её удовлетворит, то на долгие годы, если не на всю жизнь, потеряю себя. В конце концов Тамара Павловна сдалась и согласилась мне помочь. Мы даже обсудили возможные варианты, что мне делать и куда податься. Но пришли к выводу, что это всё нужно хорошенько обдумать, а ей и разузнать кое-что. Потом я поднялась к себе, а моя верная союзница отправилась готовить тот самый праздничный ужин. Девочки от Камиллы приехали после обеда. Две приятные, позитивные болтушки. И я даже позволила им сделать мне маникюр, педикюр, стрижку и укладку. Но категорически отказалась от макияжа, аргументировав это состоянием своих глаз. Не знаю, действительно ли мне вредна косметика, не спрашивала об этом у доктора, но грех было не воспользоваться возможностью устроить хотя бы такой маленький бунт. Если мама ожидала, что я приложу хоть каплю стараний, чтобы привлечь этого её молодого-перспективного, то она меня плохо знает. Хотя о чём это я? Чтобы кого-то знать, нужно допустить такую мысль, что этот кто-то отдельная мыслящая и чувствующая личность, со своим характером и потребностями, а не капризная кукла, по неведомым причинам не желающая выполнять заложенные в неё программы. Хм. Странно. Почему-то в ответ на это нелицеприятное мысленное сравнение, во мне поднимается необычное чувство… будто смутное, затёртое временем воспоминание, зудящее на подкорке, царапающее ощущением значимости… Но как я не пытаюсь вспомнить, почему меня настолько тригерит кукольная тема, понять это так и не выходит. Вечер наступает слишком быстро. Я ощущаю это практически кожей, когда размытый призрачный мир вокруг постепенно всё больше сереет, выцветает окончательно. Силуэты тают, растворяются в тенях. И наступает графитовая чернь. Надо бы встать со своего излюбленного кресла, нащупать выключатель, включить свет. Перестать таращиться в сторону тёмного окна. Но я почему-то медлю. Ловя себя на странном чувстве, будто где-то там, во тьме, прячется что-то очень нужное мне. Или кто-то. Рыщет, ищет… Кажется, стоит только приоткрыть дверцу своего сознания, открыться, позвать, и меня найдут. Заберут из моей серой унылой реальности, в которой я так одинока… Может, я схожу с ума? На лестнице слышатся чьи-то шаги. Кажется, это Тамара Павловна. На маму непохоже. Спустя минуту в дверь тихонько стучат. − Женечка, можно к тебе?