– Ася? – окликает женский голос и я оборачиваюсь, в женщине узнаю свекровь. – Валентина Дмитриевна, – спешу обнять женщину. Молчим. Плачем и молчим. Сейчас нам не нужны какие-либо слова, они просто лишние. И без них чувствуем боль друг друга, делим её пополам. Отпрянув первой, смотрю на заплаканное лицо свекрови, ещё больнее становится. Лев – её единственный сын, она воспитала его без мужа, всё сама. Рано овдовев, Валентина Дмитриевна решила больше не выходить замуж и всю свою жизнь посвятить сыну. Я всегда восхищалась её стойкостью и силой духа, но сейчас в ней словно что-то сломалось, в глазах пустота и отрешённость. – Вам что-то известно? – спрашиваю я, а свекровь головой качает и только успевает вытирать катящиеся по щекам слёзы. Дверь в отделение интенсивной терапии и реанимации открывается. Женщина, одетая в медицинский костюм, разрешает войти в отделение. Навстречу идёт врач, от него узнаём, что Лев получил черепно-мозговую травму и органов брюшной полости. Ему сделали тяжёлую операцию, и сейчас он находится в реанимации. От услышанного свекровь резко меняется в лице, бледнеет, и через несколько секунд я успеваю подхватить её под руки, потому что она теряет сознание. *** Услышав тихое постанывание, я вмиг просыпаюсь. Несколько секунд тру сонные глаза, рукой растираю затёкшую из-за неудобной позы шею, как в сознание врывается череда последних событий. В палате тусклый свет. Аппараты, поддерживающие жизнедеятельность Льва, издают монотонные звуки. Всё кажется кошмарным сном, от которого хочется поскорее проснуться. С максимально высокой скоростью, на которую только сей час способна, я подхожу к больничной кровати, где лежит Лев. К его одной руке подключён катетер с капельницей, вторая – свободно лежит на постели. Я хватаюсь за холодные пальцы мужа и медленно оседаю на пол. – Лев, ты меня слышишь? – шепчу хрипло, давлю в себя желание разреветься. Нет, он не должен видеть моих слёз в этот момент. – Лёвушка, пожалуйста… ты слышишь меня? Его пальцы шевелятся, ресницы немного подрагивают, и через несколько секунд Лев распахивает глаза. Щурится. Гримаса боли застыла на его мужественном лице. – Ася… – выдавливает из себя Лев, а я, стоя на коленях, целую его руку. Слава богу, он пришёл в себя. – Не плачь. Со мной всё хорошо. Каждое слово даётся Стельмаху с трудом. Он пытается поднять руку, чтоб коснуться меня, но сил на это действие у него не хватает. – Я не плачу, видишь? Слава богу, ты пришёл в себя. Я так боялась больше тебя не увидеть. Лев натянуто улыбается, глаза закрывает на несколько секунд, а меня снова страх сковывает: вдруг он сейчас опять отключиться? – Не отключайся! Говори со мной! – требую я. Надо бы позвать кого-то из медицинского персонала, сказать, что Лев очнулся, но мне страшно. Господи, как мне страшно оставлять его одного. – Папочка! – ворвавшись в палату, Соня бежит со всех ног к больничной кровати. – Привет, солнышко, – улыбается Лев, распахивая объятия. Закрыв глаза, дочка прижимается к широкой груди мужа, а Лев целуют её в макушку, по спине гладит ладонью вверх-вниз. Глядя на них со стороны, я мысленно уношусь в тот день, когда Стельмах забрал меня из роддома. Он точно так же целовал малышку в макушку, прижимал её хрупкое тельце к себе. Кажется, всё это было только вчера. Оторвав взгляд от дочери, Стельмах фокусируется на мне: – Ась, иди к нам. Киваю в ответ. Оглядываюсь, взглядом ищу: куда бы поставить пакеты с продуктами, которые я принесла мужу в больницу. Несколько дней назад мужа перевели из интенсивной терапии в обычную палату. Угроза жизни миновала, но Лев до сих пор находится под строгим наблюдением медиков. Травмы, которые он получил при ДТП, оказались достаточно серьёзными. Хоть Лев идёт на поправку семимильными шагами, но реабилитация ему ещё предстоит непростая, об этом меня сразу предупредил лечащий врач мужа. Робко шагая, я подхожу к койке и сажусь на самый её край. Не решаюсь нарушить идиллию, которая сложилась между отцом и дочерью. Пусть Соня побудет в объятиях папы, она же так сильно скучает по нему. – А я тебе подарок приготовила. Сейчас покажу. Вскочив с кровати, Соня идёт к пакетам, которые я оставила на тумбочке и пока дочка занята поисками подарка, Стельмах похлопывает по матрасу рядом с собой. Меня приглашает подойти ближе и сесть рядом с ним. – Как ты? – спрашиваю я, оказавшись в непосредственной близости. – Хорошо, – прижавшись губами к моему виску, Лев нежно прикасается к коже; за руку меня берёт, переплетая наши пальцы в замок. – Спасибо. – За что? – За всё, что ты для меня делаешь. Я очень рад, что ты у меня есть. Улыбаюсь в ответ, понимая, что имеет в виду Лев. После ДТП у мамы Стельмаха подкосило здоровье и я забрала её к нам домой. Забочусь о свекрови, слежу за всеми назначениями, которые сделал врач – у Валентины Дмитриевны недавно случился гипертонический криз. К нам подбегает дочь и показывает Льву рисунки, которые она сама нарисовала. Муж заинтересованно разглядывает каждый подарок дочери, а я выхожу тихонько из палаты, чтоб поговорить с медиками. *** После больницы я отвожу Соню своей маме, а сама возвращаюсь на работу. На работе выпиваю крепкий кофе, добавив немного сахара, чтоб почувствовать прилив сил. В последнее время после того, как с мужем случилось ДТП, я чувствую себя неважно. Пропал аппетит, появилась усталость и я понимаю: откуда это всё берётся и что нужно больше отдыхать, но иначе пока не получается. Стресс мощным прессом давит на мою нервную систему, изматывает донельзя. В комнату для приёма пищи, где я пью кофе, заглядывает коллега: – Ася, тебя один мужчина спрашивает. Ждёт в зале, – не дождавшись моего ответа, коллега закрывает за собой дверь. Взглянув на циферблат наручных часов, я с сожалением вздыхаю. До конца рабочего дня ещё четыре часа, а сил работать уже нет. Но я всё же допиваю большими глотками ещё горячий кофе и выхожу в зал. Понятие не имею: кто меня спрашивал, но на душе почему-то становится тревожно. Я дохожу до середины зала и столбенею. Высокий мужчина, одетый во всё чёрное, повёрнутый ко мне спиной. Стоит напротив большого панорамного окна на всю стену и смотрит куда-то вдаль. Сердце ухает вниз. Я узнаю в этих широких плечах и сильной спине Матвея. Взглядом скольжу по его спортивной подкачанной фигуре, не веря собственным глазам. Как он узнал, где я работаю? Зачем пришёл? Вопросов много, но ответы на них мне не нужны. Я давно попрощалась с прошлым. Остановившись за спиной Матвея, я долго не решаюсь позвать его. В итоге он сам оборачивается, почувствовав моё присутствие. Пронзительно смотрит, будто заново изучает. От его пристального взгляда мне становится не по себе, мурашки по коже россыпью. – Здравствуй, Ася, – его выразительный баритон отзывается в моём сердце горьким эхом. – Что ты здесь забыл? Знаю, это выглядит неприветливо с моей стороны, но меня это мало волнует. Мне хочется поскорее попрощаться с Матвеем, чтоб он навсегда ушёл. И больше не возвращался! – Выйдем? – кивает на входную дверь. Обняв себя обеими руками, я чувствую нестерпимый холод, хотя в салоне достаточно тепло, работает кондиционер. Я всё-таки киваю ему в ответ, потому что не хочу становиться объектом чужих взглядов. Если мы задержимся хотя бы ещё на пару минут, то точно заинтересуем моих коллег. А этого мне бы совсем не хотелось. У меня прекрасная семья: лучший муж и любимая дочка, я порядочная женщина и не дам поводов поставить этот факт под сомнение. Он идёт впереди размашистым шагом. Открыв дверь, отступает в сторону, пропуская меня вперёд. Ничего компрометирующего не происходит, но у меня всё равно появляются нехорошие ощущения, словно я сейчас совершаю что-то непристойное, порочащее мою репутацию верной жены. Отойдя от салона красоты на достаточное расстояние, Матвей сбавляет ход и останавливается напротив скамьи в небольшом сквере. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, я жду непонятно чего. Столько лет прошло, наша история осталась в далёком прошлом, всё травой поросло, как говорится. Матвей не торопится. Словно издевается надо мной: достаёт из кожаной куртки пачку сигарет и не спеша чиркает колёсиком зажигалки, закуривает. Взглядом прищуренных глаз мажет по мне не переставая. И я не знаю, что он думает в этот момент, почему меня так пристально разглядывает, но молчит. Да, я изменилась. Не потолстела, не постарела, не стала страшней… Я просто другая теперь. Та девчонка с большими горящими глазами цвета чая стала женщиной: взрослой, уверенной в себе, амбициозной, не доверяющей безоговорочно всем подряд. – Ты изменилась, – наконец-то заключает Матвей, завершив меня разглядывать. Сложив руки на груди крест-накрест, я дёргаю подбородком повыше. Давлю в себе щемящее чувство. Нет, во мне больше ничего не болит. Отболело! И меня нисколько не цепляют: ни знакомый изгиб некогда любимых губ, ни глубокий голубой цвет радужной оболочки глаз, ни даже ямочка на волевом подбородке, которую мне так нравилось трогать, водить по ней кончиком пальца. Скривив губы в надменной ухмылке, я едва заметно киваю. – Ты же не за этим сейчас здесь, – стараюсь говорить максимально спокойно. – Не за этим. Ась, ты не хочешь мне ничего сказать? – А должна? – теперь ухмыляется Матвей и это меня начинает нервировать. – Послушай, я согласилась выйти с тобой на улицу, лишь бы поскорее попрощаться. Говори прямо, что тебе от меня нужно или же я ухожу… Я правда разворачиваюсь, но даже шагу ступить не успеваю, как на моей руке чуть выше запястья смыкаются пальцы Матвея. Не больно, но хватка стальная, я едва назад не падаю. – Погоди. Я чувствую на ухе его дыхание. Матвей так близко сейчас, что если я пошевелюсь, то обязательно врежусь в него. Так и стою на месте, остолбенев, боясь сделать шаг. – Раз ты так хочешь, то спрошу прямо. Твоя дочка. София, – на имени дочери я вздрагиваю и щеку закусываю изнутри, чтоб не издать лишнего звука, – Кто биологический отец дочери, Ась? Собравшись с духом, резко дёргаюсь. Руку свою вырываю из цепких пальцев Матвея и оборачиваюсь.