Пять минут поездки, и нарком внутренних дел вместе с начальником ГУКР «Смерш» быстрым шагом идут по коридору Генштаба. Кабинет Василевского. – Здравствуй, Александр Михайлович. – И вам не хворать, Лаврентий Павлович и Виктор Семенович, – и Василевский выжидательно посмотрел на Берию. – Только что получена информация. По этой информации, группа армий «Центр» получила из Берлина приказ за подписью Гитлера о капитуляции. Согласно этому приказу командиры частей вермахта на передовой с двух часов ночи должны прекратить ведение боевых действий и выслать парламентеров в расположение наших войск. Сдача в плен должна начаться с рассветом. Василевский и Абакумов оторопели. Вроде бы не склонен Берия к розыгрышам, но вот выдать такое… – Да не смотрите на меня так, я сам охренел. Может, это все провокация. Но! Возможно, и нет. Опять же не вижу смысла в передаче нам такой дезы из Берлина. Возможно, что этот приказ от имени Гитлера отправил наш человек в Берлине. Там, сами знаете, сейчас напряженно, заговор зреет. Может, под шумок наши парни и подсуетились. В любом случае надо быть готовыми. Самое главное – приказ Гитлера содержит отсылку к перемирию и мирным переговорам с нами. Так что надо срочно предупредить командиров частей и начальников управлений и отделов «Смерш» на внутреннем обводе кольца окружения о возможной капитуляции окруженных немецких частей. Особое внимание обратить на то, что если в переговорах с немцами пойдет речь о перемирии, то не отрицать факта подготовки к таковому. 27–28 апреля 1943 года, пос. Толочин, временно оккупированная территория Белорусской ССР Генерал-фельдмаршал Клюге сидел за рабочим столом в бывшей учительской средней школы, ставшей на время приютом штабу группы армий «Центр». На улице уже стемнело. Брезент, изображавший шторы светомаскировки, плотно прикрывал окна. Единственная зажженная в кабинете настольная лампа пыталась создать подобие уюта. Фельдмаршал сознательно не зажигал верхний свет. Ему казалось, что яркий свет может выдать его эмоции то и дело заходящим к нему по текущим делам офицерам. Эмоции-эмоции. Шестидесятилетний фельдмаршал, спокойно и привычно руливший боевыми действиями, был непривычен к заговорам. Да, он участвовал в заговоре[127]. Сегодня ночью в Берлине должны убить фюрера. Официально объявят, что он умер от воспаления легких. Новое правительство рейха признает тяжелое положение на фронте и предложит русским перемирие. Ближе к утру из Берлина должен прийти условный сигнал о том, что все прошло успешно. А затем должен последовать официальный приказ из ОКБ о прекращении огня, и он, Клюге, должен будет перейти с белым флагом на русскую сторону и начать переговоры о перемирии. Есть от чего мандражировать. За окном раздался шум моторов. Фельдмаршал порывисто встал из-за стола, щелкнув выключателем, погасил настольную лампу и на ощупь подошел к окну. Отодвинул брезент. Кого там принесло? Луна еще не взошла, уличный мрак слегка разгоняли тускло-синие фары двух подъехавших к штабу бэтээров. Из первого выбрались три офицера и быстрым шагом направились к входу в здание. Из второго бэтээра начали выбираться солдаты. Часовой у крыльца здания, подсвечивая себе фонариком, проверяет документы у приехавших офицеров. Свинская собака! Один из офицеров – оберст-лейтенант Герлиц[128]. Чего ему здесь надо? Герлиц отталкивает часового и взбегает по ступенькам крыльца. Собачья свинья! Неужели заговор раскрыт? И Герлиц приехал арестовывать командующего? Мысли мечутся в голове как бешеные. Что делать? Какой позор! Суд, концлагерь или казнь. Семья… Что с ней будет? Пошатываясь, фельдмаршал возвращается к рабочему столу. В коридоре торопливые шаги. Черт-черт. Где этот выключатель? Лампа со звоном слетает со стола. Клюге хватается за висящую на поясе кобуру и достает пистолет. – Фельдмаршал у себя? – рык Герлица в приемной. И почти сразу дверь в кабинет командующего распахивается. В светлом проеме застыла фигура пытающегося нащупать выключатель начальника разведки группы армий. За ним силуэты еще двоих офицеров. Одновременно со вспыхнувшим светом в кабинете раздается выстрел, и обалдевший оберст-лейтенант видит падающего на пол фельдмаршала с опаленно-кровавой дыркой на виске. – Черт, чего это он? – выглядывает из-за спины Герлица начальник узла связи штаба группы армий. Охреневшие офицеры кидаются к телу командующего. Труп. С такими отверстиями в голове не живут. Надо бы разобраться, что нашло на командующего, но некогда. Приказ из Берлина требует действовать. Через несколько минут в кабинет командующего подходит срочно вызванный генерал-лейтенант Винценц Мюллер. Еще неделю назад генерал Мюллер был начальником штаба 4-й полевой армии. Военное везение всегда связано с чьим-то невезением. Неделю назад небольшая колонна, в которой ехал начальник штаба группы армий «Центр», попала под налет русской авиации. Было много погибших, в том числе погиб и НШ группы армий. Не повезло. Фельдмаршал Клюге сдернул генерала Мюллера из 4-й армии и в ожидании утверждения в Берлине новой кандидатуры назначил генерала исполняющим обязанности начальника штаба своей группы армий. Повезло. И вот теперь генерал-лейтенант Мюллер получил на свою голову и плечи ответственность за все окруженные в Белоруссии немецкие войска. Повезло – не повезло, черт его знает? Особенно если взглянуть на заполненные текстом бланки радиограмм из Берлина, которые привез командующему оберст-лейтенант Герлиц вместе с начальником узла связи и начальником шифровального отдела штаба группы армий. Мюллер второй раз начал перечитывать текст. «Дорогой Гюнтер! С тяжелым сердцем вынужден сообщить тебе следующее. Недавно нам стало известно о том, что Турция, Болгария и Италия каждая по отдельности начали тайные переговоры с русскими о сепаратном мире. Несколько дней назад в битве у Исландии мы потеряли почти все наши крупные корабли, и теперь, с учетом захвата русскими портов Норвегии, русские и американцы смогут без проблем парализовать все поставки ресурсов в рейх через наши порты на западном побережье. Рейх находится в тяжелом положении, шансы на победу в войне с Советским Союзом тают на глазах. Рейху, вермахту и германскому народу нужна мирная передышка. В связи с этим я принял тяжелое, но необходимое решение. Мы начинаем мирные переговоры с русскими, пока еще имеется возможность оставить за нами большинство того, что мы приобрели до начала лета 41-го года. Предварительным и обязательным требованием русских для начала мирных переговоров является вывод всех частей и соединений вермахта, СС и люфтваффе с территории СССР. Учитывая вышесказанное, приказываю: – Не позднее 00.00 по берлинскому времени 28 апреля сего года всем частям и соединениям группы армий «Центр» прекратить все виды боевых действий и известить командование русских частей на линии фронта об этом. – Известить командование русских частей на линии фронта о том, что начиная с 8.00 28 апреля начнется сдача в плен частей группы армий «Центр», и соответственно, начать такую сдачу в плен в указанное выше время. – Для предотвращения эксцессов и провокаций все служащие вспомогательных частей и служб, набранные из местного населения, должны быть немедленно разоружены и арестованы. Указанные арестованные должны быть переданы русскому командованию одновременно со сдачей в плен производившего их арест подразделения. – Немедленно по получении сего передать этот приказ во все соединения, части и гарнизоны группы армий «Центр», после подтверждения о получении частями, соединениями и гарнизонами приказа о сдаче в плен уничтожить все секретное оборудование, включая средства связи и шифрования. Р. S. Дорогой Гюнтер! Понимаю твои чувства, тяжко и больно складывать оружие, будучи непобежденным. Но рейху и нации нужна эта жертва! Нам нужна мирная передышка. Война еще не проиграна, рейх соберется с силами и возродит свою мощь. И рейх займет полагающееся ему место в мире. Р. S. S. Насчет плена не переживай, достигнуты предварительные договоренности об обмене военнопленными. Думаю, месяца через два-три мы будем встречать тебя с почестями в Берлине. Фюрер. Адольф Гитлер». – Не очень-то похоже на фюрера, – пробормотал Мюллер. – Осмелюсь доложить, герр генерал, – Герлиц привлек внимание нового командующего, – шифровка аналогичного содержания поступила и на мое имя с узла связи Центрального аппарата Абвера. Мы с майором Крюгером, – кивок на начальника узла связи, – и гауптманном Фричем, – взгляд на начальника шифровального отдела, – запросили соответствующие подтверждения из Берлина. Все подтверждено. Шифры, подписи, реквизиты – все как положено. И передача однозначно велась из Берлина. Наши связисты голову на отсечение дают, что радиограммы передавали те же радисты, что и обычно. Кроме того, в приказе на мое имя мне вменяется в обязанность проконтролировать неукоснительное исполнение приказа фюрера командованием группы армий. Вот посмотрите. Чудно. Генерал Мюллер, собственно, не особенно и удивился данному приказу. Вернее, не так. Он уже которую неделю был зол на берлинское командование. Зол за то, что не был организован в должной мере эффективный воздушный мост, за то, что не было обещанного деблокирующего удара (ту жалкую попытку прорвать русское кольцо под Минском Мюллер расценивал как никчемную самодеятельность), за то, что не было приказа на отступление. Сейчас уже приказ об отступлении из Белоруссии был бесполезен. Но еще недели две-три назад можно было попробовать. Были шансы тогда вырваться. Сейчас же, даже если бы последовал приказ об отступлении, это бы кончилось катастрофой. Хроническая нехватка топлива для бронетехники, практически полная потеря автотранспорта, отсутствие собственной авиации в воздухе привели бы к тому, что отступающие пешие колонны, практически без зенитного прикрытия (а на чем зенитки тащить?), были бы растерзаны русской авиацией на раскисших от распутицы дорогах. А дальше оставаться на позициях – тоже не вариант. Пайки урезаны вдвое еще три недели назад. Увеличить нормы выдачи не смогло и разрешение использовать в пищу обозных лошадей. Их все равно нечем было кормить. Почти всех лошадей съели дней за десять. И это не говоря про хронический недостаток боеприпасов. В среднем по десять-пятнадцать снарядов на танковый или артиллерийский ствол, по сотне патронов на пулемет и по паре десятков – на винтовку. Пять минут боя, и можно сдаваться. Но русские чего-то ждали. И видимо, ждали вот этого – начала переговоров. Ну и черт с вами всеми. Сдаваться так сдаваться. – Что застыли, господа офицеры? Время идет! Будем исполнять приказ фюрера. Мюллер присел за стол командующего и за пару минут набросал приказ по группе армий о капитуляции. Начальник узла связи тут же унесся передавать приказ в войска. Срочно собраны офицеры штаба. Доведен приказ фюрера. Отданы приказы об уничтожении документации. Назначен ответственный за формирование колонны штаба группы армий для марша к русским позициям. Тяпнуть французского коньячка на дорожку и… – Ну а мы с вами, герр оберст-лейтенант, выдвигаемся на ваших бэтээрах к Борисову, там же вроде бы ближайшие русские позиции? Несколько слов от автора Рояль в лесу? Не думаю. Начну с глобального. Могут ли командиры-командующие исполнять сомнительные приказы? А почему бы и нет? Армия – иерархическая структура. И каждому новобранцу, и каждому курсанту еще на первом курсе вдалбливают в голову – командир всегда прав! У вышестоящего командира больше информации, он лучше осведомлен об окружающей обстановке, и соответственно, он имеет возможность принимать более взвешенные решения. Приказано копать от забора до заката – копай. Новобранец воспримет это по неопытности за издевательство и долбо.„бизм. Но в реальности, скорее всего, это будет один из двух вариантов – либо учебно-воспитательный процесс в подразделении, либо что-то более серьезное, связанное с маскировкой или дезинформацией противника. Вот как расценить исполнение накануне 22 июня 1941 года приказа командующего Белорусским военным округом генерала армии Павлова о снятии вооружения с самолетов и о передаче прицелов и приборов наблюдения из артиллерийских частей в артиллерийские мастерские в Минске? Все в курсе, что немец вот-вот нападет. Все уверены, что война не за горами. Но приказ о снятии пушек и пулеметов с истребителей выполнен в округе почти везде. И артиллерия 22 июня почти вся небоеспособна. И не только из-за отправленных в Минск прицелов. Пушки в летних лагерях в одном месте, а тягачи-машины, что должны их таскать за сотню-другую километров, на другом полигоне. Или как расценивать исполнение командованием мехкорпусов приказа, уже командующего Западным фронтом генерала Павлова, на бесцельные многосоткилометровые марши в противоположную сторону от прорвавшихся частей вермахта? Те мехкорпуса сгинули-растаяли под ударами немецкой авиации, но как минимум сомнительный приказ выполнили. И хрен ведь получится с места командира корпуса оценить адекватность приказа, исходящего из штаба фронта! Не получится до самого того момента, пока не наступит настоящая и окончательная жопа. Да и то останется вариант, что это был отвлекающий удар и сознательная жертва, а где-то в другом месте наши ужо как наподдали, ужо как вломили! Другой пример. Пёрл-Харбор. В последнее время мало кто оспаривает тот факт, что президент США Рузвельт был в курсе подготовки японского удара по американской военно-морской базе на Гавайях и ничего для предотвращения такого удара не сделал. Но вот вопрос. Что, Рузвельт сам в разведку ходил? Нет, сведения о военных приготовлениях японцев собирали и обобщали десятки, если не сотни людей. Как минимум командование армии и флота должно было быть в курсе дела. Но президент дал команду – не обращать внимания. И флотское и армейское командование исполнило эту команду. Президент большой – ему видней! Или вот еще. Разгром Квантунской армии в августе 45-го года. Квантунская армия к тому времени уже более десяти лет воевала в Китае и попутно оборудовала оборонительные позиции в Маньчжурии. Много чего эта армия добилась и много чего совершила. Были и победы, были и поражения. Но укрепрайон в Маньчжурии был создан сильнейший. Шесть или семь сотен тысяч бойцов. А если с корейской и маньчжурской армиями, то миллион двести! Да, Красная армия была в августе 45-го куда как круче японских войск. Но это наша точка зрения, наше послезнание. А какова точка зрения японских солдат и командиров в то время? Мы пол-Азии захватили. Да, есть неудачи на море. Но китайцев-то мы как гоняли, так и гоняем. Да, какие-то острова, захваченные в 41—42-м годах, американцы отжали обратно, но вот на континенте-то, собственно, практически ничего не потеряно. Индокитай, Таиланд, Бирма, существенная часть Китая, Маньчжурия – все это под Японией. Мало ли что метрополию бомбят – война все же. А вот чтобы отжать у Японии все ее континентальные приобретения, по тогдашним меркам, не один месяц нужен. Умоются русские и янки кровушкой, отжимая все взад! Воевать еще не перевоевать. И тут вдруг приказ императора о капитуляции. Сдались. Вроде бы логично. Русские же наступают. Да вот закавыка. Красная армия не сплошным фронтом наступала. Танковыми клиньями взрезана японская оборона на нескольких участках, но меж теми участками сотни и сотни километров. И на этих километрах сотни тысяч японских солдат даже ни разу не то что русского танка, даже русского самолета еще не видели. Что-то там, говорят, соседям прилетело, ну так война же, должно кому-то прилетать. А уж как русские до наших позиций дойдут, вот тут мы им и врежем. Но нет, приказ из Токио пришел, и сдаются в плен десятки японских дивизий, не пытаются оспорить волю императора. Вот и выходит, что приказ вышестоящего командира, без разницы, о действии или бездействии, даже в совсем больших масштабах, отличных от ротно-полкового, в армии не будет оспариваться и будет принят к исполнению. Приказано капитулировать – капитулируют. А теперь не про глобальное. Лето 1944 года. Генерал-лейтенант Винценц Мюллер командует 12-м армейским корпусом в составе группы армий «Центр». РККА наступает. Операция «Багратион». Командующий 4-й полевой армией вермахта генерал Типпельскирх вместе со штабом эвакуируется в район к западу от Минска, в то время когда основные соединения армии, в том числе и 12-й корпус, находятся под угрозой окружения к югу от Минска. Типпельскирх уполномочивает Мюллера рулить соединениями армии в случае потери связи со штабом армии. Фактически с 30 июня по 8 июля Мюллер является командующим окруженными к юго-востоку от Минска частями 4-й армии. Всего около 100 000 человек в тех частях. Снабжение по воздуху отсутствует. Штаб 12-го корпуса разбомблен советской авиацией. Обнаглевшие партизаны блокируют почти всякую возможность передвижения по дорогам. 5 июля Мюллер отправил Типпель-скирху последнюю радиограмму: «Сбросьте с самолета хотя бы карты местности, или вы нас уже списали?» Ответа из штаба 4-й армии не последовало. 8 июля генерал Мюллер лично вступил в переговоры о капитуляции с командованием Красной армии, и в тот же день отдал приказ частям 4-й армии о капитуляции. И немцы выполнили этот приказ. Это к вопросу о способности немецких командиров отдавать и исполнять приказы о сдаче в плен. В Сталинградском окружении 6-я армия Паулюса продержалась больше двух месяцев. 4-я армия под Минском сдулась менее чем за десять дней. Ну и про самого генерала Мюллера. В советском плену генерал, обозленный на Гитлера, сразу пошел на сотрудничество с Командованием РККА, принимал активное участие в деятельности антифашистского комитета «Свободная Германия». В 1948 году вернулся из плена в Германию. В 1949–1952 годах вице-спикер парламента ГДР. С 1952-го Мюллер служит в армии ГДР, с 1956 по 1958 год был в звании генерал-лейтенанта начальником генерального штаба армии ГДР и заместителем министра обороны ГДР. Вот! А вы говорите рояль… Ну а про то, что Гиммлеры-Шелленберги ближе к концу войны крутили головами во все стороны, выискивая, кому бы сдаться-продаться, думаю, и так читатель осведомлен. 1–2 мая 1943 года, г. Ростов-на-Дону – г. Москва В армии любой праздник – что свадьба для лошади. Даже мудрость есть, усвоенная еще в курсантские годы: «Если отдых – то активный, если праздник – то спортивный!» Сегодня по всей моей 5-й Ударной армии выходной. Отдых всем, кто не в наряде-карауле. Напахались за последнее время бойцы, пущай передохнут, тем более что и повод наизаконнейший. 1 Мая – День международной солидарности трудящихся. В частях и подразделениях в первой половине дня (не удержался все же и указал организовать) – спортивный праздник. Но так, лайтовенько. Без кроссов и марш-бросков. Подтягивание, полоса препятствий, стометровка, метание гранат-ножей-лопаток. Призы победителям. Сладкие. Потом – праздничный обед. Спасибо Багромяну, добыл для бойцов праздничный приварок. Пряники-фрукты, соленья-варенья, соки-вина. Хитрец! Саперы и диверсанты, тренируясь на Миусс во всяких необходимых им умениях, навзрывали кучу взрывчатки в реке. Летчики опять же кое-что взрывающееся в реку кидали с воздуха. Артиллеристы отрабатывали на берегу Азовского моря стрельбу по плавающим мишеням, так, на всякий случай, вдруг на Босфоре или Мраморном море пригодится. Вот рыбы и наглушили. Рачительный начпрод армии каждый раз организовывал сбор глушеной рыбы. И рыбой той заменял положенные в пайке бойцам рыбные консервы. Ну а когда приличная экономия образовалась, не стал с тыловых складов консервы получать, а вытребовал взамен вот эти самые плюшки-пряники для армии. Ну а я на вторую половину дня для ближних боевых товарищей решил шашлыки организовать на берегу речки. Подготовился. Пару барашков прикупил. Винцом домашним затарился. Зелень-мелень, картошка-мартошка. По уму все подготовил. Обмечтался о душевных посиделках. С утра в штабе армии тоже праздник. И тоже спортивный. Вместе с офицерами штаба и бойцами батальона охраны пробежал эстафету, саперную лопатку покидал. Иду к полосе препятствий, а ко мне дежурный по штабу армии бежит. Вот тебе, генерал, и праздник, вот тебе и шашлыки. Несрастуха. Оставляю Артура за главного, а сам бегом до барака, изображающего дом командарма. Переоделся из рабоче-полевой хэбэшки в нарядный, даже в повседневном исполнении, генеральский полушерстяной мундир – и опять бегом на улицу. Служебный «доджик» уже взрыкивает у крыльца. Помчали на аэродром. Ага. Не будет у меня сегодня праздника. В Москву вызывают, в Генштаб. Срочно. Чего бы это? Я-то думал, что меня дернут на финальную постановку задачи дней через десять. Но вот, видимо, что-то там стряслось-поменялось. Аэродром. Ли-2. Три часа полета. Москва. Центральный аэродром. Присланная «эмка» быстро доставляет меня к главному входу в Генштаб. Еще десять минут – и я в кабинете Василевского. Ого! Погоны у начальника Генштаба новые – маршальские. В «прошлый» раз он маршалом стал, кажется, в феврале. А здесь вот, к Первомаю, Сталин звание подкинул. Наверное, наши победы «злую» шутку сыграли. Слишком много их за последние полгода было. Если за каждую в звании повышать, то и званий-то не напасешься. – Товарищ маршал Советского Союза, генерал-лейтенант Брежнев по вашему приказанию прибыл! Лыбится маршал, видно, приятно ему новое именование-величание, не обвыкся еще. – Вольно, – протягивает руку Василевский. Ручкаемся-здоровкаемся. – Проходи, Леонид Ильич, присаживайся. Начинаю вслух формировать поздравлялку. – Прекращай, Леонид Ильич, ужо наслушался поздравлений. Давай к делу. К делу, так к делу. Я весь во внимании. – Доложи для начала, как идет подготовка армии. Докладываю. Все путем. Все по плану. Проблемы есть, но не критичные, решаемые. К назначенному сроку армия будет готова к выполнению задач, поставленных Верховным Командованием. – Вот как раз про сроки я и хотел поговорить, – прерывает меня маршал. – Если мы уже сейчас отдадим приказ о выдвижении армии в Румынию и число на двенадцатое назначим начало операции? Готова к такому армия? Делаю вид, что задумался. Вопрос-то риторический. Когда такие вопросы задают, значит, уже все решено и надо думать только про то, как исполнить это решение. – В целом армия к предстоящей операции готова. Можно было бы еще кое-что улучшить, но раз времени нет… В общем, справимся, товарищ маршал. Василевский кивает головой и доводит в общих чертах изменившуюся обстановку, чтоб, значит, я понял и прочувствовал. Генштаб планировал с десятого мая начать ликвидацию котлов в Белоруссии. До конца мая – зачистка-очистка Белоруссии от оккупантов. Первого июня начало решительного наступления Закавказского и 1-го Украинского фронтов с целью вывода Турции из войны. Расчет был на три недели. К двадцатым числам июня Турция должна была быть разбита. К этому времени в Белоруссии к старой границе будут подтянуты тылы через недавно освобожденную территорию, войска отдохнули бы и подготовились к новому удару. Удару к Балтийскому морю, через Белосток на Данциг, с тем чтобы окружить одним махом группировку немцев в Восточной Пруссии и Литве. 2-й Украинский должен был бы в эти же сроки, к середине июля, выйти на Среднедунайскую низменность и занять большую часть Венгрии, плотно выйти к югославо-итальянской границе. Передых на пару недель. К концу июля закончена переброска освободившихся в Турции войск в Европу и начинаем крошить уже собственно германские земли. Только вот на «беду» немцы взяли и капитулировали в Белоруссии. И теперь наши войска там будут готовы к удару на Данциг не к концу июня, а к концу мая. А проводить одновременно две большие операции Ставка и Генштаб не хотят. За двумя зайцами погонишься… Вот и принято решение на более раннее начало операции в Турции. Закавказский фронт уже вышел к линии Трабзон – Эрзерум – озеро Ван и готов к началу прорыва к Средиземному морю. 1-й Украинский заканчивает развертывание на румынско-болгарской границе. Осталось только мою армию в Румынию перебросить. И вперед! Транспорт для переброски армии уже выделен. Кое-что морем перевезем до Констанцы, остальное по железной дороге. Эшелоны уже к Ростову едут, мощные локомотивы уголь в тендеры грузят. Двенадцатого мая армия должна быть готова перейти болгарскую границу и ломануться к Стамбулу. – Ну, если с транспортом все путем, то будет исполнено, товарищ маршал. – Сейчас, Леонид Ильич, давай шагай к «операм», к Антонову[129], он тебя уже ждет. Отработай с ним окончательно все вопросы по изменению сроков. Как закончишь, возвращайся обратно в Ростов. Самолет на Центральном для тебя зарезервирован. С Антоновым и его подчиненными работали долго. Весь остаток дня и всю ночь. Это на словах обсказать легко. Один батальон марширует туда, другой батальон марширует сюда… А вот в реальности, чтобы сдвинуть с места более-менее крупную группировку войск, необходимо отработать уйму документов, решить кучу вопросов. Что, куда, на чем везти? Кто за это отвечает? Где топливо брать? Чем кормить солдат в пути? Где помывку личного состава организовать? Приспособлены ли станции погрузки-разгрузки к приему тяжелой техники? А в портах есть ли краны соответствующей грузоподъемности, чтобы танки-пушки из трюмов сухогрузов доставать? Где армейские склады разместить? Откуда армейские ремонтные мастерские электричество будут брать? Пропускная способность мостов и дорог позволяет ли переброску частей в планируемые сроки? Много и других вопросов, без ответа-решения которых не сможет армия на новом месте стать несокрушимой силой. Прервались только один раз на поздний ужин. Иду в столовку, Антонов чуть приотстал, тормознули его по какому-то другому вопросу. И вот иду по коридору, у входа в столовую сталкиваюсь… Аж споткнулся. Вот так встреча! – Мы знакомы? – произносит худой, лет шестидесяти, генерал-лейтенант.