11–12 мая 1943 года, с. Мустрак, Болгарское царство Солнце только-только осветило землю. Земля еще не проснулась, а в воздухе уже активные шевеления. К Мустраку приближается солидная компания аппаратов тяжелее воздуха. Четыре транспортника модели, по воле сэра Мосли имеющейся теперь у всех сторон ведущейся сейчас в Европе войны. Издали и не разобрать. С-47, «Дакота» или Ли-2[139]. Наверное, все же английская «Дакота». Не может советский Ли-2 и штатовский С-47 мирно летать над Болгарией. Да и на крыльях этих самолетов видны черные косые кресты болгарских ВВС. По всему выходит, британская спонсорская помощь – «Дакота». Но вот эскортируют эти «Дакоты», не виданные еще в здешних небесах, истребители без опознавательных знаков. Знаток узнал бы в них советские Як-9, но разве ж могут найтись в тутошней сельской глубинке такие знатоки. Хотя нет. Вон внизу летное поле аэродрома. Там-то должны быть знающие люди. Сейчас опознают. И зашевелятся стволы зенитных орудий, и побегут пилоты к застывшим у края летного поля «Мессершмиттам». Во, блин, разгильдяи, не шевелятся, не реагируют на три с лишним десятка советских самолетов. А «мессеры» вообще, как на параде, выстроились двумя ровными, под линеечку, рядами. Кто ж так самолеты ставит? Один-два прохода штурмовика или истребителя, две-четыре очереди из автоматической авиационной пушки – и нету более болгарского авиаполка. Но «мессеры» стоят недвижно, расчеты пэвэошников не бегут к зениткам, а советские «Яки» не штурмуют болгарский аэродром. Чудно. «Дакоты» заходят на посадку. «Яки», выстроившись в круг, ждут своей очереди. Первый транспортник уже заканчивает пробег по взлетке. Техник из аэродромной обслуги показывает самолету на место для стоянки. Ого! Обширная роща у края аэродрома, не так густа, как кажется с воздуха. Деревья в роще серьезно прорежены, а над ними натянуты масксети. Вон оно чего – хозяева уступают гостям свои стояночные места. «Дакота» исчезает под ветвями буковой рощи. За ней следуют и три других транспортника. Несколько минут – и тридцать шесть «Яков» тоже скрываются от любопытных глаз под сенью буков. Ошибочка вышла. Не «Дакоты» это, а ее братья-близнецы из Ташкента – Ли-2[140]. Вон из-под болгарских крестов красные звезды проглядывают-просвечивают. И из первого транспортника уже выгрузились офицеры в советской форме. Начальник отдела «Смерш» 5-й Ударной армии полковник Корнеев, разминаясь после не особо долгого полета, окинул взглядом окружающую действительность. Лепота. Молодая зелень деревьев гармонирует с зелеными же корпусами самолетов, хоровое пение местных птах и тихое потрескивание остывающих моторов, запах весенних цветов переплетается с привычным уже пованиванием еще не унесенного свежим ветерком бензинового выхлопа. К Корнееву спешат двое мужчин. Один явно болгарин. По крайней мере, он в форме капитана болгарских ВВС. Второй – в пятнистом камуфляже и разгрузке, в которые с недавних пор начали одевать осназовские и разведывательно-диверсионные подразделения Красной армии, на полевых петлицах лейтенантские кубики[141]. – Здравия желаю, товарищ полковник. Исполняющий обязанности командира 6-го истребительного полка капитан Стоянов[142], – отдает воинское приветствие болгарин. Лейтенант же просто козыряет. Чего ему представляться, Корнеев и так его знает. Командир взвода из батальона, приписанного к армейскому отделу «Смерш». – А командир полка где? – интересуется Корнеев. – Так партизаны его машину шесть дней назад обстреляли, – пожимает плечами Стоянов. – Погиб в перестрелке. – А вообще как здесь ситуация? – вопрос к лейтенанту. – Все по плану, товарищ полковник. Совместно с товарищами из 2-й бригады НОПА[143] организовано оцепление района авиабазы Мустрак. На узле связи авиабазы наши связисты дежурят совместно с болгарскими. – Проблем не было с?.. – Корнеев смотрит на Стоянова. – Нет, товарищ полковник, – улыбается Стоянов. – Трое летчиков, не разделяющих наши… взгляды, отправлены в командировку в Софию. Четыре офицера из батальона обслуживания получили отпуска и разъехались по домам. Семь солдат и сержантов батальона за драку сидят на гауптвахте. Не переживайте, здесь теперь только свои. – Локаторы? – Радиолокатор «Фрейя-80» в рамках проводимых учений два дня назад прибыл из Бургаса, развернут и уже несет боевое дежурство. Наши специалисты помогают вашим его осваивать. – КП? – Пойдемте, товарищ полковник, покажу, тут недалеко. Все уже подготовлено, – предлагает лейтенант. – Хорошо, пошли. – И, обращаясь к Стоянову, Корнеев прибавляет: – Организуете помощь в разгрузке наших самолетов, товарищ капитан? – Так точно, товарищ полковник. И закрутилось. Последние штрихи подготовки рывка 1-го Украинского фронта и 5-й Ударной армии через Болгарию к турецкой границе. Собственно, все уже отработано, ДРГ армии и фронта заняли предписанные планом места. Отряды болгарских партизан и подпольщиков выдвинулись к местам дислокации немецких гарнизонов. К наиболее крупным из этих гарнизонов уже просочились подразделения бригад Ковпака и Сабурова. В частях болгарской армии началась тихая зачистка идейных фашистов. Под разными предлогами их удаляют из частей. Отпуск, командировка, учеба, дисциплинарный арест. Кое-где у того, кого нет возможности куда-нибудь отправить, происходят несчастные случаи или внезапные нападения террористов. Контроль над страной понемногу уплывает из рук действующего режима. И на узел связи авиабазы Мустрак приходят короткие радиосообщения о ходе этого уплывания. Полковник Корнеев ставит галочки-плюсики в заполненной условными значками-аббревиатурами таблице и делает пометки на большой карте Болгарии. Иногда приходят сообщения и из Турции. Туда же тоже наши ДРГ ушли. И там тоже готовятся к приходу 5-й Ударной. День пробежал, вечер переметнулся в ночь. Вот и полночь близится. Корнеев на узле связи вслушивается в шорохи радиоэфира. В ста тридцати километрах к северу от Мустрака, на вершине горы Шипка, в эфир выходит радиостанция. «В Болгарии завтра будет безоблачное небо», – несут радиоволны сигнал к началу всеболгарского восстания. А сразу за тем диктор начинает зачитывать заявление нового Народного правительства Болгарии. Болгария разрывает союз с Германией и объявляет ей войну. Болгария просит СССР помочь разоружить немецкие гарнизоны на территории страны. Понеслось. Через румынско-болгарскую границу у железнодорожного перехода Йовково один за другим с минимальными интервалами пошли три бронепоезда, за ними и другие эшелоны 5-й Ударной. К болгарским городам Русе, Свиштов и Видин через Дунай пошли железнодорожные паромы. Во многих других местах советские саперы катерами начали разворачивать поперек Дуная заранее собранные на румынском берегу понтонные мосты. Почти на всем протяжении румынско-болгарской границы болгарские пограничники делали вид, что переход Красной армии в Болгарию их не касается. Только на трех заставах могли быть проблемы, но они были блокированы партизанскими отрядами. К утру 12 мая бронепоезда и передовые эшелоны 5-й Ударной остановились в нескольких километрах от греческой границы. Единственная железная дорога, связывающая Болгарию и Турцию на шестидесятикилометровом участке, идет по греческой территории мимо турецкого Эдирне. Поэтому передовые части армии в основном двинутся в Турцию по автодорогам по восточному берегу Марицы. На тупиковую железнодорожную станцию Елхово, в двадцати километрах от турецкой границы, утром тоже начали прибывать эшелоны армии. К вечеру 12 мая железнодорожники совершили чудо. Почти пятьсот единиц различной бронетехники, две сотни единиц крупнокалиберной артиллерии и пятьдесят с лишним тысяч личного состава частей мотострелкового и танкового корпусов 5-й Ударной уже были доставлены к западному участку болгаро-турецкой границы. Все эти передвижения и контролировал полковник Корнеев с передового КП в Мустраке. Интерлюдия Сорок третий. Глава двенадцатая Третьего апреля 1943 года с утра я направился в редакцию «Красной Звезды», чтобы внести последние правки в статью, привезенную мной из последней командировки в Заполярье. Там меня и застал телефонный звонок из ГлавПУра. Меня вызывали к первому секретарю Московского обкома партии и одновременно начальнику Главного Политуправления Красной армии Александру Сергеевичу Щербакову. То, что мне предложено было подъехать в здание ГлавПУра, а не в обком, скорее всего, значило, что вопрос будет касаться фронтовой тематики. Так оно и оказалось. Александр Сергеевич уведомил меня о предстоящей мне командировке на Закавказский фронт. – Но позвольте, Александр Сергеевич, – я немного опешил, – в редакции мне уже выписали командировку в Белоруссию. Мне, откровенно говоря, не хотелось на Кавказ. Что там такого? Турки на нас напали, но вполне прогнозируемо получили по зубам. Даже не смогли нашу границу перейти. Позиционные бои уже которую неделю идут. Немного занимателен был вопрос: почему мы там не наступаем? Но я, уже не один раз побывавши на передовой и не один раз пообщавшись с нашими военачальниками, предполагал, что Верховное Командование просто не хочет начинать решительные действия против Турции, не разобравшись с немцами в Белоруссии. Я очень хотел в Белоруссию, ведь там шло сражение, результатом которого должно было стать практически полное освобождение территории нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков. А тут Турция какая-то. Били мы турок за свою историю не раз, и сейчас разобьем, не напрягаясь особо. Нет, конечно, и там идет война, гибнут наши советские люди, бойцы Красной армии ежедневно проявляют героизм под умелым командованием красных офицеров и генералов. Но вот, так сказать, с писательской и даже несколько эгоистичной точки зрения, нет там в Закавказье интриги, все там предрешено. И моя журналистская и писательская натура настойчиво требовала и звала меня туда, где вот-вот, скоро, произойдут знаковые, эпохальные события, в Белоруссию, туда, где Красная армия сжимает, как в тисках, двухмиллионную группу армий «Центр», совсем недавно рвавшуюся к столице нашей Родины, туда, где будут окончательно раздавлены последние остатки тевтонской армии вторжения. Но нет, видимо, не судьба. Все же подполковничьи погоны не предполагают невыполнение приказа командования. Может, все же стоит попытаться переубедить Александра Сергеевича? Попытался. И получил в ответ: – Понимаете, Константин Михайлович, вы правы в своих оценках ситуации на фронтах, но в том-то и дело, что с Белоруссией все и так понятно и почти наверняка предсказуемо. А вот ситуация с Турцией требует особого разбора и внимания. Турки напали на нас в самый разгар войны с немцами, и мы вынуждены снимать с немецкого фронта десятки дивизий для того, чтобы отразить турецкую агрессию. Как бы эти дивизии нам пригодились сейчас в Белоруссии или в Румынии! Если бы не турецкая агрессия, то наши войска, наверное, сейчас уже бы стояли у границ фашистского рейха. Так вот, за свой подлый удар в спину Советскому Союзу националистическая Турция должна быть наказана. Руководство нашей страны уже приняло решение о послевоенном переустройстве территорий, занимаемых сейчас Турцией. Советский Союз не приемлет националистическую внутреннюю политику Турции, направленную на отуречивание или даже на геноцид национальных меньшинств, проживающих в ней. Советский Союз возмущен военными преступлениями турецкой военщины и турецкой гражданской администрации на оккупированных Турцией землях Ближнего Востока. В послевоенной Турции не должно быть места национальной нетерпимости. Народы, пострадавшие от турецкого владычества, должны обрести независимость и иметь возможность строить свое будущее без оглядки на Анкару. В конце концов, в состав Советского Союза должны быть возвращены земли, на которых исторически проживали те или иные советские уже народы. Иными словами, судьба Турции печальна. Некоторым может показаться, что эта судьба не адекватна вине Турции перед Советским Союзом. Для того чтобы таких мнений в будущем не было, мы и посылаем в том числе и вас в командировку на Закавказский фронт. Нам нужно не только объективное описание собственно боевых действий, но и рассказ о нелегкой судьбе угнетаемых в Турции национальных меньшинств, и репортажи о преступлениях, творимых турецкой военщиной как на своей территории, так и в захваченных ею землях Ближнего Востока. А за интригу не переживайте. Уверяю вас, с писательской точки зрения вас там ждет много интересного. Вот так вот. Что тут скажешь? Пришлось мне не на поезд до Гомеля, а на самолет до Еревана садиться. По прилете меня сразу засосала круговерть событий. Не было возможности передохнуть. Поездки в войска на передовую сменялись встречами с рабочими на заводах, работавших буквально в десятке-другом километров от линии фронта. Очень было удивительно отсутствие вражеских авианалетов. Их не было вообще. Мне рассказали, что в первые дни после нападения Турции ее авиация пыталась прорваться к нашим городам, но советские летчики буквально за неделю вымели вражеские самолеты с неба. Светомаскировка в городе еще соблюдалась, но в целом Ереван жил своей обычной жизнью. Работали театры, даже эвакуированные ранее школы, детские сады и ясли начали возвращаться из Дагестана и Астрахани. В первые же дни командировки я побывал на Арарате, осмотрел с его склонов место разгрома польско-арабского легиона, побывал у бункера, в котором отряд Народно-освободительной армии Курдистана уничтожил фашистского фельдмаршала Роммеля. У меня было много встреч как с нашими солдатами и офицерами на передовой, так и с рабочими и колхозниками, крепившими тыл нашей армии своим самоотверженным трудом. Почти каждый день я отправлял в Москву репортаж или очерк. Буквально через несколько дней после моего прилета на Кавказ началось наступление Закавказского фронта. И опять я несколько недоумевал. Это наступление не было похоже на ставшие уже привычными стремительные прорывы других фронтов. Закавказский фронт наступал медленно и странно. Авианалет, за ним следовала артподготовка на всем протяжении более чем трехсоткилометрового фронта. После этого опять же практически на всем протяжении линии фронта наши части переходили в наступление. Впереди шли тяжелые танки, за ними самоходная артиллерия и пехота. В боевых порядках нашей пехоты присутствовали и недавно начавшие появляться в войсках СЗУ. Самоходные зенитные установки. Как правило, это были спаренные или счетверенные крупнокалиберные пулеметы или авиационные пушки, установленные вместо башни на наши старые легкие танки или на трофейные немецкие. В Турции эти СЗУ очень полюбились пехоте, и не из-за возросшей защиты наземных войск от нападения с воздуха. Авиации противника, как я уже писал, практически не было над полем боя. СЗУ заслужили положительные отзывы именно из-за своей способности стрелять вверх, но не в небо по самолетам, а по выше расположенным склонам гор, на которых иногда пытался закрепиться противник. Особого сопротивления турецкие части и части их союзников наступлению Красной армии оказать не могли. Артиллерия противника, сохранившаяся к этому времени в весьма малом числе, быстро обнаруживалась с воздуха нашими самолетами-разведчиками, и затем эти турецкие батареи быстро уничтожались метким огнем нашей крупнокалиберной артиллерии. В небольшом числе имевшиеся у турок 37-мм противотанковые немецкие пушки были неспособны пробить броню наших КВ и Т-34. После того как прорывалась первая линия обороны, противник, как правило, начинал отступление, иногда переходившее в бегство. Казалось, можно было продолжать его преследовать еще и еще. Но наши части, пройдя 25–40 километров, останавливались на выгодных рубежах. Останавливались порой на неделю или даже больше. Во время таких остановок в тылу фронта наблюдалось настоящее столпотворение. Строительные рабочие бригады кидались на расширение автодорог и укрепление мостов. Мобилизованный со всего Кавказа автотранспорт перевозил армейские склады со старого места на новое, ближе к фронту. Стахановскими темпами на освобожденной от турок территории строились новые взлетные полосы для нашей авиации. В нескольких местах даже укладывались рельсы для новых веток железной дороги. Казалось бы, за время передышки турецкие части должны были закрепиться на новых позициях и подготовиться к следующему этапу нашего наступления. Но максимум, на что хватало сил у противника – это устроить импровизированную пулеметную точку, обложенную кучей камней. Такие огневые точки легко уничтожались потом огнем наших танков или СЗУ. Причин, по которым противник не мог даже за неделю создать более-менее нормальную оборону, было несколько. Это у частей Красной армии рядом, за спиной, были промышленно развитые советские закавказские республики, а у турок до промышленно развитых районов, по турецким меркам, конечно, было много сотен километров горных дорог с весьма малой пропускной способностью. Большая часть запасенного инженерного имущества на турецких прифронтовых складах была уничтожена нашей авиацией. А подвезти стройматериалы для оборудования позиций из западных районов Турции было почти невозможно. На дорогах в тылу противника действовали наши диверсионные группы, но еще большую головную боль турецкому командованию создавали партизанские отряды Народно-освободительной армии Курдистана. Бойцы этих отрядов, хорошо зная местность, занимали господствующие над дорогой, по которой велось снабжение турецкой армии, высоты и обстреливали колонны снабжения, порой на несколько дней прерывая всякое движение по этой дороге. Так что части противника на передовой испытывали недостаток практически во всем необходимом. Топливо, боеприпасы, продовольствие – все это доходило до турецких вояк в весьма малом количестве, явно недостаточном для организации хоть мало-мальски серьезной обороны. Вырыть окоп или соорудить блиндаж в горах нет никакой возможности без применения строительной техники и строительных материалов, лопатой и киркой не очень-то подолбишь горную породу. А вот строительную и инженерную технику противник как раз и не мог в достаточном количестве перебросить к фронту. Курдские партизаны мешали. Жестокая нехватка топлива в турецких частях тоже сильно снижала их возможность сопротивляться нашему наступлению. Казалось бы, в Турции и на захваченных ею землях Ближнего Востока есть нефть, есть в Турции и нефтеперерабатывающие заводы. Но все та же партизанская блокада прифронтовых дорог не допускала поставки топлива в турецкие части. Партизаны из противотанковых ружей стреляли по моторам грузовиков, везущих снабжение к фронту. Грузовики у турок быстро кончились, тогда снабжение турецкой армии было переведено на гужевые повозки. Но это лишь облегчило задачу курдским отрядам. Одно дело таскать по горам тяжелое противотанковое ружье, а совсем другое – обычную винтовку, пусть даже и снайперскую. Да и боеприпас для винтовки весит гораздо меньше. А лошади, мулу или ишаку, запряженному в турецкую арбу, и винтовочной пули достаточно. Так вот, проходит неделя, и все начинается заведенным порядком. Авианалет, артобстрел, танки, пехота, СЗУ – и противник отступает. Наши части проходят 30–40 километров и останавливаются. Опять кипит работа в тылу наших войск. Опять диверсанты и партизаны блокируют дороги в турецком тылу. А через неделю опять все повторится. Был один показательный и окончившийся немного анекдотически эпизод в этом нашем неспешном наступлении. Н-ский мотострелковый полк вышел в небольшую долину, в конце которой на перекрестке дорог стоял небольшой поселок Эрджиш, а за поселком уже виднелся северо-восточный берег озера Ван. Практически сразу, как полк втянулся в долину, он был атакован превосходящими силами пехоты противника. Несколько атак в течение дня были успешно отбиты нашими мотострелками. А ближе к вечеру полк перешел сам в наступление, штурмом взял поселок Эрджиш и вышел на берег озера Ван. В боевом донесении штаба полка указывалось, что на поле боя было насчитано около пяти с половиной тысяч трупов солдат противника, еще более двух с половиной тысяч было взято в плен. Допрос военнопленных показал, что против нашего полка сражалась легкая пехотная дивизия, сформированная англичанами в Судане и имевшая в своем составе до десяти тысяч солдат. Полк отчитался о доставшихся трофеях. На поле боя было собрано семьсот тридцать винтовок, пятьдесят два пистолета и револьвера, четыре пулемета и две дульнозарядные пушки. Вышестоящее командование было удивлено столь малым количеством трофеев. Почти восемь тысяч уничтоженных или взятых в плен – и менее восьми сотен единиц огнестрельного оружия. Из штаба фронта даже была прислана разбираться в этом вопросе группа сотрудников «Смерш». И тут выяснилась удивительная вещь. Дивизия была сформирована в Судане из набранных в диких племенах негров. Огнестрельным оружием в дивизии были вооружены только сержанты и офицеры, большую часть которых составляли арабы. Остальной же личный состав дивизии был вооружен холодным оружием. Правда, оружием это можно было назвать с очень большой натяжкой. В той же степени и камень можно при некоторых условиях превратить в холодное оружие. Вооружены были суданские негры не саблями или мечами, а деревянными копьями, иногда представлявшими собой просто ошкуренную палку с заточенным и обожженным концом. Гору этого «холодного оружия» и продемонстрировал прибывшей комиссии командир полка. Учитывать эти палки и каменные топоры как боевые трофеи он просто постеснялся. Вот такая вот история. Правда, не стоит всю турецкую армию представлять как сборище вот таких «диких дивизий». Хотя, по донесениям с передовой, иногда встречались упоминания про батальоны и полки противника, где одна винтовка выдавалась на двух или трех солдат. Были в турецкой армии и весьма хорошо вооруженные части. Но такие части практически сразу после их появления на фронте атаковывались нашей авиацией и теряли боеспособность. Было еще две бригады. Немецкая и английская. В них были сведены остатки армии Роммеля и остатки частей английской ближневосточной армии. Но эти бригады почти никогда не бывали на передовой и по большей части отсиживались во втором или даже третьем эшелоне обороняющихся. А несколько позже были вообще отведены на запад, ближе к турецкой столице – Анкаре. Отдельно надо остановиться на ситуации в турецком тылу, в районах, где проживали курды. Турецкое командование очень быстро осознало угрозу, которую представляли курдские партизаны, и начало бороться с населением, поддерживающим борцов за свободу своего народа. Вот против курдских сел и аулов «легкие дивизии», набранные в Африке, применялись массово и иногда очень успешно. Солдаты африканских дивизий под командой турецких офицеров выжигали курдские села целыми районами, не оставляли в живых никого. Не щадили ни стариков, ни детей. Картина разорения и убийства, которую я лично наблюдал в нескольких освобожденных Красной армией курдских селах, ничем не отличалась от того, что творили фашисты на нашей земле. Не оправдывая фашистов, замечу: они убивали мирных граждан чужой им страны, а вот турецкие карательные части точно так же поступали со своими собственными гражданами. Но не везде турецким карателям удавалось безнаказанно творить зверства. Был такой случай. В небольшой горный аул Пюлюмюр на отдых вечером зашел отряд курдских партизан. А утром к аулу подошел полк карателей. Каратели потребовали от жителей аула выдать партизан. Но те ответили отказом. Тогда каратели начали штурм аула. Партизан в отряде было всего тридцать два человека. Население аула едва превышало три сотни человек, включая женщин, стариков и малолетних детей. Мужчин, способных держать оружие, в ауле было не более семидесяти. Сто защитников аула против почти тысячи карателей держались двое суток. На вторую ночь в разные стороны за помощью были посланы несколько мальчишек. Одному из них повезло на следующий день встретиться в горах с бойцами нашей диверсионной группы. У наших осназовцев была радиостанция, и они, связавшись с командованием, запросили помощь для сражающегося аула. В тот же день над аулом появились советские самолеты. Защитникам на парашютах было сброшено оружие и боеприпасы. А по позициям карателей отстрелялись наши штурмовики. Ночью в аул прорвалась та самая, вызвавшая помощь диверсионная группа. Осназовцы вызывали нашу авиацию и корректировали с земли ее огонь. Турки подтягивали к этому аулу все новые и новые силы. Пюлюмюр был важен для них, так как через этот аул шла одна из горных дорог, ведущих к фронту. Две недели жители аула, курдские партизаны и советские осназовцы отбивали атаки турецких карателей. Все это время советская авиация постоянно оказывала поддержку защитникам. Через две недели после начала боев у Пюлюмюра к нему вышли передовые части Красной армии. К тому времени население аула сократилось до ста семи человек, из партизанского отряда уцелели только девять бойцов, а из двенадцати осназовцев, пришедших на помощь жителям аула, выжило семеро. Но потери карателей были гораздо больше, более полутора тысяч могил и трупов карателей насчитали жители аула после того, как враг был отброшен частями Красной армии. Был и другой вопиющий случай. Недалеко от Трабзона на окраине большого села нашими солдатами было найдено двести девять женских трупов. Допрос пленных поверг в шок наших солдат и офицеров. Оказывается, в турецкой армии, по примеру немецкого вермахта, были созданы полевые публичные дома. Изначально, после турецкой оккупации Трансиордании и Палестины, туда насильно отправляли женщин и девушек, пойманных в еврейских поселениях, позднее в эти публичные дома начали отправлять и женщин из курдских сел и аулов. При приближении наступающих частей Красной армии турецкий комендант, не имея возможности эвакуировать один из таких публичных домов, приказал расстрелять всех несчастных женщин, находившихся в нем. Много еще можно описывать те зверские преступления против своего же народа, что совершала турецкая военщина с помощью своих друзей из фашистской Англии и нацистской Германии. Но я уже описывал это в своих репортажах, отправленных в Москву, и, честно говоря, не могу заставить себя еще раз все это даже мысленно пережить. А двенадцатого мая Закавказский фронт преобразился. К этому времени наши войска занимали позиции от Трабзона на севере до города Хаккяри на юге. Турки основные свои силы сосредоточили на причерноморском направлении. Они ждали, что удар Закавказского фронта будет нанесен строго на запад, в сторону Анкары. Но подвижные части нашего фронта, перейдя горы к юго-западу от озера Ван, ворвались в юго-восточную Анатолию и устремились к Средиземному морю. Пятьсот с лишним километров до Искендеруна соединения фронта прошли всего за шесть дней. И к вечеру 17 мая Турция была полностью отрезана от оккупированных ею территорий Ближнего Востока. Стремительное продвижение наших войск было в большой степени обеспечено еще одним героическим эпизодом. Отряд НОАК за два дня до начала нашего наступления захватил поселок Батман в юго-восточной Анатолии. Этот поселок был примечателен недавно открытым месторождением нефти и построенным немцами нефтеперерабатывающим заводом. Из-за действий партизан по блокаде дорог в турецком тылу в топливных хранилищах завода скопился большой запас ГСМ. Отряд курдских партизан, переодевшись в форму турецкой армии, смог захватить поселок, завод и небольшой аэродром на окраине поселка. На аэродром был переброшен батальон советских десантников. Советские воины и курдские партизаны два дня успешно отбивали попытки разрозненных турецких частей вернуть контроль над заводом и топливными складами. Утром двенадцатого мая к аэродрому, обороняемому десантниками, вышло подразделение немецкой мотопехотной бригады. Десять танков Т-4 и до батальона мотопехоты противника. Немцы отчаянно рвались к нефтеперерабатывающему заводу, им надо было не допустить попадания в руки нашей армии огромных запасов горючего. Десантники и партизаны умело сражались с нацистами. Почти все немецкие танки были подбиты орудиями двух противотанковых батарей ЗиС-З, переброшенных в Батман вместе с десантниками на планерах. Через несколько часов после начала боя с немцами к заводу и аэродрому подошли уже наши передовые части, и немцы, прорывавшиеся к Батману, были полностью уничтожены. Топливом с захваченных складов и заправлялись советские бронемашины на пути к Средиземному морю. Дополнение, написанное в 1962 году Сейчас иногда, редко, но слышны рассуждения о том, что Турция наказана гораздо суровее, чем даже развязавшая мировую бойню Германия. На это хочется сказать следующее. Турки-османы много веков терроризировали и эксплуатировали проживавшие рядом с ними народы. Много бед пришло с турецкой земли и в Россию. Не один раз русский солдат объяснял турецким владыкам пагубность антироссийской политики. Не один раз русская армия била турецкую. Но им все было мало. Передохнули после очередного поражения, собрались с силами и начинают новую войну против России. Казалось бы, в России победила Советская власть. Уже Советская Россия предложила Турции начать отношения с чистого листа, оказала молодой Турецкой Республике помощь тогда, когда само существование Турции стояло под вопросом. Но нет, не понимают турецкие властители хорошего отношения. В самый разгар Великой Отечественной войны, когда советский народ напрягал все силы в борьбе с нацистскими оккупантами, турецкая военщина нанесла подлый удар в спину сражающемуся СССР. Удар был нанесен в союзе с немецкими и английскими частями. Как после этого Советское правительство должно было относиться к Турции? Почему после этого Советское правительство должно было отказать курдам, сражавшимся плечом к плечу с советскими солдатами, в праве создать свое собственное государство? Армяне и грузины, исторически проживавшие на землях Анатолии в течение многих десятилетий и даже столетий, подвергались геноциду со стороны турецко-османских властей. Почему Советское правительство должно было отказать населению восточной Анатолии в его желании войти в состав Советской Армении и Советской Грузии? Османские султаны и турецкие президенты, несмотря на международные договоры, беззастенчиво пользовались Черноморскими проливами для шантажа России и Советского Союза, более того, при попустительстве или полном содействии турецких властей в Россию и Советский Союз через эти проливы не один раз приходили агрессоры и завоеватели. Почему Советский Союз должен был отказать себе в праве обеспечить собственную безопасность? Вхождение в состав СССР бывших турецких земель в Европе и территорий в азиатской Турции вдоль Мраморного и Эгейского морей надежно обеспечило безопасность Советского Союза от агрессии через проливы Босфор и Дарданеллы. Турция сама по себе уже давно не могла на равных воевать с Россией. Уже много веков она черпала силы и поддержку от врагов России на Западе. Без их поддержки Турция давно бы перестала существовать, проиграв в одной из очередных войн России. Советскому правительству надо было оставить Турции выход к Средиземному морю? Чтобы через порты на средиземноморском побережье оправившаяся от поражения Турция могла опять начать получать помощь для подготовки очередной войны с СССР? Дураков нет! По крайней мере, в Советском правительстве – нет. И прав был товарищ Сталин, передав земли вдоль средиземноморского побережья бывшей Турции в состав Сирийской Народной Республики. Правы были и лидеры возникшего на остатках турецкой территории государства, не захотевшие иметь ничего общего с постыдным прошлым Турецкого государства и назвавшие новую демократическую страну – Республика Анатолия. Из предисловия к первому изданию Почти всю войну я вел дневники. Вообще-то это не поощрялось командованием. Если дневниковые записи военнослужащего попали бы к противнику, это могло привести к печальным последствиям. Но мой дневник всегда находился в моей квартире в Москве, и я его заполнял по памяти по возвращении из командировок. Много всего было написано мной о прошедшей Великой Отечественной войне, а дневник оставался моей личной памятью о ней. Я не планировал его издавать, но однажды один мой хороший знакомый увидел его и попросил почитать. Затем он начал атаковать меня требованиями обязательно издать мои личные записи. Я поначалу отказывался. Дневник не претендует на хронологическую точность, в нем только личные впечатления рядового фронтового корреспондента. Но в конце концов я сдался напору друга и отдал свои рукописи в редакцию. Пусть выросшее после войны поколение посмотрит на нее еще и взглядом обычного журналиста. «Разные дни войны. Дневник писателя», Симонов К. М. – Москва, изд. «Художественная литература», 1962 г.». 12–15 мая 1943 года, Королевство Румыния – Болгарское царство – Турецкая Республика Корнеев рулит на КП почти у самой турецкой границы. Темы там сейчас в основном для ОСНАЗа-«Смерша», и в какой-то степени для транспортников. Переправы, перевалы, железные и автодороги, мосты, тоннели. Захватить, удержать и обеспечить прохождение колонн и эшелонов. А я сижу пока на румынской стороне. Невместно уже мне в первых рядах в рейд ходить. Хотя и хочется. Но на мне огроменная ответственность за не менее огроменную армию. Ага, бывало, что и фронты поменее моей 5-й Ударной с врагом рубились в нынешнюю войну. А как мне армией рулить, если в колонне-эшелоне иду-еду. Радиостанции нынче не столь совершенны, как в двадцать первом веке, на ходу сильно качество связи падает. Опять же горы на нашем пути имеются, и они на связь тоже не в лучшую сторону влияют. Хотя со связью я кое-что придумал. В четыре Ли-2 установили по несколько мощных радиостанций. Получились летающие узлы связи. Два таких самолета улетели с Корнеевым, два со мной остались. Эти летающие узлы связи будут работать как ретрансляторы, сменяя друг друга, будут летать над севером и югом Болгарии. Ну и потом потихоньку будут вместе с армией в Турцию перемещаться. По авиации, кстати, чуть не лоханулся. Совсем про «Яки» забыл. Вот когда в Ростове узнал, чем будет истребительная дивизия вооружена, так щелкнуло в мозгу. Вспомнил, что эти «девятые» «Яки» поначалу сильно страдали от срыва обшивки с крыльев при энергичном маневрировании. И че делать? Накрутил хвоста Корнееву. Послал его, ну не его, а его парней, в командировку на авиазавод, с которого нам должны были самолеты подогнать. Приказал каждый винтик и дощечку проверить под микроскопом, мол, от боеспособности авиации успех всей операции зависит. Поехали, проверили и накопали. Не, шпиена не нашли. Разгильдяйство и халатность, несоблюдение технологии. Сам Яковлев примчался разбираться и звиздюлей отвешивать. Кого-то сняли, кого-то в штрафники отправили (не жалко, жалко было бы летчиков из-за небоевых повреждений терять), но самолеты нам в армию выдали с гарантией от самого главного конструктора. Яковлев сам все наши самолеты у завода принимал.