– Это к делу не относится. Это – святое, народное хоровое пение… Кстати, довольно неумно с вашей стороны давать мне понять, что вы установили за мной слежку. – А то вам мои перемещения до лампочки… Я человек открытый и откровенный, – что есть, то и говорю… – Господа, господа, давайте не отвлекаться на мелочи, – пресек назревавший конфликт обладатель теплых католических глаз и учтивых манер. – Проблема, стоящая перед нами, нешуточная. От того, как мы ее решим, зависит наше будущее… – Вот именно, – поддержал его хищноокий. – Мне лично совсем не хочется возвращаться к тому, с чего я начал – к рэкету. Но, если мы не сумеем договориться о совместных решительных действиях, видимо, придется… – Какие совместные действия вы имеете в виду? – Полная и беспощадная ликвидация всей корпорации вместе с ее руководящей верхушкой, производственной и научной базой, складами сырья и готовой продукции. Со своей стороны обязуюсь не оставить от Лядова камня на камне в этом поганом Южномор… – Прошу вас, месье, обойдемся без имен и географических координат… – У меня имеется важная информация, но она, к сожалению, нуждается в проверке. По моим сведениям, субтропический водевиль, который сотрясает только что упомянутый нашим другом город, не случайное стечение российских обстоятельств, но результат чьей-то воли, доверившей ее планирование и исполнение всем нам печально известному по делу генерала Нарьеги Бюро… Присутствующие одарили оратора долгими, взыскующими определенности взорами. – И вы знаете, кто является автором этой воли? – Есть обоснованные подозрения, но нет доказательств… – К черту доказательства! Судя по масштабам шухера, это стоило ему огромной кучи денег. Кто? – Наши заокеанские друзья-соперники. Воцарилось суровое молчание. Глубокая задумчивость исказила потные физиономии кровопийц. – Северные или южные? – По моим сведениям, они это сделали сообща. Последовал новый приступ безмолвных размышлений. – Значит ли это, что они, получив от корпорации такие же предложения, ответили на них жестким отказом? – Значит, – хотел сказать обладатель непроверенной информации, но был прерван… нет, не пулей, не взрывом и не медленно действующим ядом, наконец-то, добравшимся до жизненно важных органов, а группой девиц в кокошниках, в усеченных сверху и укороченных снизу национальных сарафанах, ворвавшихся в предбанник с веселым смехом, гамом, болтовней и букетами зеленых веток, в которых опытный глаз русского банщика с трудом, но мог бы признать экспортную версию березового веника. – В парилку! В парилку! – заголосили девицы и высоким переговаривающимся сторонам ничего не оставалось, как подчиниться. В целях все той же конспирации, предписывающей ни в коем случае не нарушать обычаев заведения, к услугам которого конспираторов угораздило обратиться. 5 Спустя час, Алихан вновь на своем посту перед устрашающими рядами мониторов, с неизменной чашечкой кофе в руках, недоумением в глазах и заботой на челе. Переводит взоры с одной картинки на другую и пытается вникнуть в их содержание. Картинки содержат следующее. На необъятном обеденном столе чистый Вавилон накануне своего падения. При этом великую блудницу изображает зампрокурорша, кропящая окрестности вином своего блудодеяния – шампанским «Вдова Клико», – для чего ей приходится периодически встряхивать бутылку, зажимая горлышко пальчиком. Особого внимания она не привлекает, быть может, потому что сидит не на звере багряном, а на вазе с фруктами. Один только Угорский, ловко увертываясь от винных струй, пытается втолковать ей что-то важное об этикете, стыде и чувстве собственного достоинства, без конца повторяя одну и ту же фразу – «Опомнись, Лидия»; один и тот же риторический вопрос: «Подумай, в какое положение ты меня ставишь?». Однако Лидия и не думает думать или опоминаться, напротив, продолжая всячески обнаруживать психологическую глубину и непостижимую вздорность своего характера, напрягает подслушивающие устройства визгливым, слегка колоратурным сопрано: «Ах ты, Господи, среди каких умников приходится жить!» На соседнем экране Семен Аверьянович Лядов в обнимку с телезвездочкой тщится изобразить по всей длине и ширине дивана нечто вроде знойного танго для сидящих. Длинноволосый скрипач поливает танцующих небесными звуками «Ночной серенады»… Упаренный заботами мэр сладко спит лицом в чистой тарелке. Тем временем Кульчицкий, свято неся свой плейбойский крест, с принужденной улыбкой начинающего рикши катает хохочущую Светлану Борисовну на закусочном столике, пугая официантов неожиданными поворотами, пируэтами и ускорениями. Не покинувший насиженного места Туров несет очередную околесицу, зорко наблюдая за словарным составом и с упоением следя за реакцией своих слушателей: Стэнли Эббота, Эстелл Атвуд и Анны Берг. Его изобилующий прозрачными намеками рассказ Алихана не заинтересовал, куда большее внимание последнего привлек тот факт, что пшеничноволосая головка американки покоится на мясистом плече россиянина[95]. На противоположном конце стола в гордом одиночестве восседал Шумилин, отрешенно куря, выпивая, закусывая и нежась в лучах собственных мыслей. Изредка он вдруг встряхивался, пытливо озирался, ронял вилку и стремительно скрывался под столом – показать бодрствующей камере довольно невзрачный инфракрасный кукиш. Да, подумал сокрушенно Алихан, не завидует он компьютерам, которым всю ночь возиться с обработкой собранной информации. Что можно из этого, кроме головной боли, извлечь – трудно представить. Но по опыту знал: что-нибудь да извлекут, чем-нибудь да порадуют, ибо на то они и созданы, чтобы у человека ум за разум не заходил. Хотя бы эпизодически… На пульте замурлыкало переговорное устройство. – К вам мистер Лядов, шеф, – доложила ночная секретарша Агнесса Штауб. – Проси. Дверь открылась, и в комнату вошел очень взволнованный миллиардер. Приблизившись к столу Алихана, он бросил на него распечатанный конверт и, отойдя к окну, уставился на свое отражение. Алихан спокойно вытащил из конверта листок с машинописным текстом и, вооружившись лупой, принялся изучать его, отмечая по ходу дела ему одному видимые улики, которые, при дальнейшей разработке, могли навести на след автора. Текст был такой: «Многоуважаемый Семен Аверьянович! Спешу довести до вашего сведения, что мне поручено срочно вас ликвидировать. Но так как я питаю к людям вашего пошиба известную слабость, то мне не хотелось бы, чтобы ваша безвременная кончина застала вас врасплох. Поэтому уведомляю вас, что ваша смерть наступит 16-го сего июля года во время освящения Кафедрального Собора, воздвигнутого вашими стараниями. Кроме того, мне хотелось бы знать, каким образом вам предпочтительней было бы скончаться. Желаете ли вы быть взорванным вместе с сопровождающими вас лицами или вам более по душе получить пулю в лоб, сердце, печень, пах (нужное подчеркнуть). Помимо вышеуказанных способов, вы можете также выбрать смерть от яда или сердечного приступа, хотя должен вас предупредить, что мое уважение к вам в случае выбора двух последних способов летального исхода изрядно поколеблется, что, впрочем, не означает, что я не выполню вашей воли, ибо воля приговоренного свята. Прошу вас известить меня о вашем выборе в завтрашнем номере газеты «Вечерний Южноморск» в разделе объявлений следующим образом. Если предпочтете взрыв, напишите: «Куплю петарды, фейерверки, шутихи». При выборе пули: «Приобрету охотничье ружье в приличном состоянии (тульского производства – значит в лоб, ижевского – в сердце, манлихер – в печень, винчестер – в пах)». Если паче чаяния вы решитесь разочаровать меня и остановите свой малодушный выбор на яде или сердечном приступе, то в первом случае дайте объявление о покупке средств против грызунов, во втором – корня валерьяны. Надеюсь, вы не оставите меня в неведении относительно выбранной вами смерти. С уважением, киллер экстра-класса Каин Адамов. P. S. В случае отсутствия соответствующего объявления в указанной газете сочту себя свободным от взятых этим посланием обязательств». Дочитав, Алихан аккуратно сложил письмо, упаковал обратно в конверт и щелкнул тумблером селектора. – Слушаю, шеф, – моментально отозвалась секретарша. – Начальников внешней охраны, службы расследований и криминальной лаборатории срочно ко мне. Лядов отвернулся от окна и недовольным голосом произнес: – А это не может подождать, Жорж? Мне бы хотелось переговорить с вами кое о чем наедине… – Не думаю, что это будет разумно, сэр. Времени у нас практически нет… – Но вы даже не поинтересовались, откуда у меня это письмо… – Догадываюсь, что кто-то из гостей постарался… – Кто именно? – Пока я этого сказать не готов, – покачал головой Алихан в глубокой задумчивости. – Нет, но какова наглость! – вдруг вскричал миллиардер. – Его уважение ко мне, видите ли, поколеблется, если взрыву и пуле я предпочту сердечный приступ! – Или яд, – напомнил Алихан. – Нет, только не яд, брр! – Одно могу сообщить, сэр, не дожидаясь дополнительных данных. Это письмо писал не киллер… По взволнованному лицу Лядова скользнула легкая недоверчивая улыбка: – Почему вы так решили? – Киллер экстра-класса старается исключить по возможности всякий риск. А письмо – это риск, и риск немалый. При удачном стечении обстоятельств, отправителя можно вычислить… Да и в любом случае, предупреждать жертву о готовящемся покушении, да еще и интересоваться у нее, какой смертью ей хотелось бы умереть – нонсенс, фарс или… – Или? – Дурацкий розыгрыш… – Хотите, скажу, о ком вы сейчас подумали, Жорж? – Не стоит, сэр. Если это он, то доказать мы пока все равно ничего не можем. Сейчас наша задача: понять, зачем ему понадобилось это писать, какими соображениями он руководствовался и каких результатов надеется достичь… Пропел зуммер и секретарша доложила о прибытии вызванных начальников служб. – Минуточку, Агнесс, – сказал Алихан и, отключившись, выразительно взглянул на Лядова. – Полагаете, мне лучше подождать в вашей комнатке отдыха? – Береженного Бог бережет, сэр… – А не береженного что, подставляет? – проворчал Лядов, скрываясь в ванной комнате. Инструктаж вызванных сотрудников не занял и четверти часа. После того как они покинули кабинет, Алихан встал, подошел к совершенно сливающейся со стеной двери в ванную и постучал в нее условным стуком. Лядов вышел посвежевшим, блестя капельками влаги в волнистых волосах. – Кофе? – спросил Алихан, направляясь к жаровне. – С удовольствием! Лядов прошел к маленькому столику и расположился в одном из кресел.