Вася отправился в Тбилисское лётное училище. Вася был самым плохим курсантом. Всегда ведь есть самый хороший. И всегда есть самый плохой. Медкомиссию Вася прошёл на самой грани. Все показатели его рыхлого тела самую малость недотягивали до негодности к лётной работе. Учился Вася хуже всех. Опять на самой грани, ещё чуть-чуть, и его бы выгнали за профнепригодность и идиотизм. К самостоятельным полётам Васю допустили позже всех за то, что, летая с инструктором, он как-то умудрился разбить самолёт. Потом были ещё три самостоятельные аварии. Начальник училища говорил, что опасность Васи для родных ВВС равняется, а может, и превышает опасность асов Люфтваффе. Четыре раза Вася попадал на гауптвахту. Каждый раз командирам не хватало последней капли для того, чтобы выпнуть курсанта Дякива простым пехотинцем на фронт. Через год Вася с петлицами младшего сержанта всё же закончил училище, и перекрестившийся начальник училища отправил Дякива в запасной авиаполк, откуда путь лежал уже в боевые части. В ЗАПе Васе не понравилось, и ЗАП Васю невзлюбил. Ещё два покалеченных самолёта. От трибунала Васю спасла только срочная отправка на фронт. Один из многих истребительных полков Закавказского фронта. Большая текучка. Потрёпанные самолёты. Первый боевой вылет. Отчаянно трусящий Вася вцепился в хвост ведущего, ничего не видел вокруг. Даже то, что начался воздушный бой, он понял далеко не сразу. От пролетевшей рядом очереди трассирующих снарядов Вася описался. Руки свело судорогой, и Вася не смог сделать ни одного выстрела. На аэродром вернулся с полным боекомплектом. Эскадрилья из вылета вернулась без потерь и даже сбила три «мессера», один из которых сбил ведущий Васи. Ведущий же, разогнав ржущих над Васиными мокрыми штанами техников, похвалил Васю за то, что тот не потерялся в бою и не отстал от самолёта ведущего. А в штабе в лётную книжку младшего сержанта записали один сбитый в группе самолёт противника. В следующий вылет Вася пошёл, чувствуя себя настоящим боевым пилотом. Но когда он услышал по радио: «Дьяк, «мессер» на хвосте» – и опять увидел пронёсшиеся рядом с кабиной трассы, нервы его не выдержали. Самолёт Васи шарахнулся в сторону, выполнил какую-то немыслимую фигуру и скрылся в облаках. Вася долго пытался крутить какие-то на его взгляд фигуры высшего пилотажа, а на самом деле просто беспорядочно дёргал ручку управления. Потом сообразил, что вокруг облака и ни своих ни чужих не видно. Из облаков выходить было страшно. И он попробовал, как мог, по приборам развернуть самолёт к родному и такому уютному аэродрому. Но перепутал восток с западом. Постепенно Вася успокоился. Осознал опять себя боевым лётчиком. Периодически ему казалось, что он сбился с курса, и он уверенной рукой опытного пилота корректировал полёт. Внезапно облака расступились, и Вася увидел в метрах ста пятидесяти перед собой и чуть ниже одинокий большой самолёт с немецкими крестами. От неожиданности Васин мочевой пузырь опять опорожнился. Пальцы свело судорогой, и Вася непроизвольно нажал на гашетку. Очередь из двух крупнокалиберных ВС и 20-миллиметровой пушки ШВАК разорвала в клочья кабину пилотов и центральный двигатель «юнкерса». «Юнкерс» стал валиться к земле, а Вася, испугавшись, что кто-нибудь может его увидеть-услышать, опять рванул в облака, разворачивая самолёт. Секунд через тридцать испуганный Вася выскочил в очередной разрыв облаков и увидел несущийся прямо на него Фокке-Вульф. Вася зажмурил глаза, сведённые судорогой руки плотнее вцепились в ручку управления и случайно нажали на гашетку, выпуская одной очередью весь боезапас. Немец опоздал буквально на миг. Его самолёт развалился. От очереди Васиного «яка». Через какое-то время Вася осознал, что всё ещё жив, и открыл глаза. Немца нигде не было. Как младший сержант Дякив добрался до своего аэродрома – загадка природы. За весь полёт Вася ни разу не набирал максимальной скорости, всю дорогу летел на ровном экономичном газу. Сел на последних каплях топлива. 21 декабря, 1942 год, аэродром около г. Орджоникидзе. Вылет истребительного полка на прикрытие полка Пе-2 закончился в целом успешно. «Пешки» слетали без потерь. Истребители сбили два «мессера», своих потерь не имели, за исключением пропавшего самолёта с молодым пилотом. Никто не видел, куда и как он пропал. Все «яки» уже давно раскатили по полукапонирам и начали обслуживать. Как вдруг на взлётное поле грохнулся, дав козла и чудом не сломав стойки шасси, пропавший самолёт. Техники бросились к «яку». Пилот почему-то не выбирался из кабины. От штаба полка на взлётку рванул санитарный автобус. Общими усилиями техников и санитаров достали из замершего самолёта младшего сержанта Дякива. Подошедшие ведущий и комэск увидели еле стоящего на ногах Васю в мокрых штанах. Раздвинули отпускающих шуточки техников. Комэск попытался добиться от Васи доклада. Но в ответ был только малосвязный лепет. – А патроны все куда-то расстрелял, – послышался возглас механика Васиного самолёта. – Сними фотопулемёт, посмотрим, по каким уткам он стрелял, а то от этого тюти хрен чего добьёшься. Через полчаса в штабе полка с удивлением рассматривали свежепроявленные снимки. Тютя завалил «юнкерс» и Фокке-Вульф. Вот это номер! Начальник штаба полка, рассмотрев тактические знаки на «юнкерсе», рванул к телефону. Через час офицер из разведотдела Северной группы и НШ полка пытались вытрясти из Васи подробности полёта. Исходя из анализа радиоперехвата и фотографий, сделанных фотопулемётом Васиного Як-1, выходило, что младший сержант Дякив завалил самолёт командующего группой армий «А» генерал-полковника Эвальда фон Клейста. Судя по суете немцев в эфире, в самолёте разбился сам командующий с начальником штаба группы армий и чуть не половина офицеров штаба. Через три дня в «Красной звезде» вышла статья о подвиге простого украинского паренька. Вася стал младшим лейтенантом, кавалером ордена Боевого Красного Знамени. Ещё через два дня мюнхенский «Народный обозреватель» сообщил читателям о том, что лейтенант Дякив и вся его семья объявлены личными врагами фюрера. Больше всего было головной боли у политуправления Закавказского фронта. Перетрусивший Дякив наотрез отказался садиться в самолёт. По всему выходило, что путь Васи лежал в штрафбат. Но проведённое ещё раз медобследование дало основание попросту комиссовать младшего лейтенанта Дякива. И Вася отправился работать помощником механика в один из узбекистанских совхозов. 21–22 декабря, 1942 год, около г. Тихорецка. Командующий 1-й танковой армией генерал-полковник Эберхард фон Макензен хотел лично командовать задержавшимся штурмом Тихорецка, назначенным на вечер. Но в 14.00 ему сообщили о гибели командующего и начальника штаба группы армий. Макензену пришлось в ожидании приказа из Берлина о назначении нового командующего брать управление группой в свои руки. Он временно возложил на штаб своей армии обязанности штаба группы и приказал остаткам штаба группы армий со всеми службами штаба прибыть к нему под Тихорецк. За всеми хлопотами по восстановлению управления войсками группы армий Макензен пропустил сильнейший налёт советской авиации на сосредотачивающиеся у Тихорецка части 40-го танкового корпуса. Пропустил он и сам штурм города. Доклад начштаба армии – группы армий в полночь был безрадостен. 3-я танковая дивизия потеряла от бомбёжек, на минных полях у Тихорецка, от огня противотанковых орудий и в засадах на улицах города более 60 танков и не смогла закрепиться в южной части города, хотя в какой-то момент немецкие танкисты прорвались даже до вокзала. Панцергренадёров русские удачно для себя смогли отсечь от прорвавшихся в город танков. Пехота атакующих несколько раз сходилась врукопашную с обороняющимися, но, понеся большие потери, была вынуждена отступить. Ночью прибыла колонна с остатками штаба группы армий. И Макензен погрузился в разбор обстановки. Утром 22 декабря он отменил второй штурм Тихорецка. Приказал 40-му танковому корпусу обойти Тихорецк с севера и ускоренным маршем двигаться к Ростову. Кроме того, всем моторизованным и танковым частям группы армий был отдан приказ о немедленном марше к Ростову и подчинении их 40-му танковому корпусу. Было необходимо собрать с тысячекилометрового фронта все подвижные части и соединения для гарантированного взятия Ростова. Без открытия железнодорожного сообщения с Рейхом группу ждал в ближайшее время полный разгром. Всей истребительной авиации, имеющей ещё горючее, было приказано перелететь на аэродромы севернее Краснодара и сосредоточиться на прикрытии движения танковых частей к Ростову. 17-й армии было приказано к 25 декабря отойти на рубеж – северный берег реки Кубань от станицы Усть-Лабинская до станицы Славянской и далее по реке Протока до Азовского моря. Остальные соединения группы должны были отойти к 27 декабря на рубеж Усть-Лабинская – Кропоткин – Сальск. Только получив от связистов доклад о том, что все соединения группы армий получили его приказы, Макензен отправил свой рапорт в Бюнсдорф начальнику Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковнику Курту Цейтцлеру. Макензен надеялся на то, что, когда до Гитлера дойдёт информация о его приказе на отступление, отменить приказ будет уже невозможно. Войска уже начнут отход. Макензен понимал, что ничем хорошим для него это не кончится. Он уже смирился с тем, что скорее всего предстанет перед трибуналом. Но всё равно надеялся попытаться спасти несколько сотен тысяч солдат от русского плена. При любом раскладе группа армий была бы разгромлена, потеряла бы большую часть тяжёлого вооружения и либо в беспорядке отступила, либо попала бы в котёл. И хрен с этим Адольфом. В русский плен Макензену ходу тоже не было. Вряд ли большевики простят ему его приказы о расстрелах военнопленных и евреев. Он даже подумал, что после взятия Ростова стоит застрелиться. Но всё вышло немного по-другому. Разведуправление Закавказского фронта засекло внезапный всплеск радиообмена из района возле разъезда 1558-й км, что на полпути от Кропоткина к Тихорецку. Разведгруппа, посланная подполковником Андриановым вдоль дороги на Кропоткин, имела в своём составе авианаводчика. В 16.15 22 декабря 219-я бомбардировочная авиационная дивизия получила приказ на бомбёжку в районе 1558-го разъезда. Истребители Люфтваффе не смогли предотвратить налёт. Двести десять Пе-2 сбросили двести тонн ФАБ-250 на открыто расположенный, слабо замаскированный штаб группы армий «А» и штаб 1-й танковой армии. Штаб группы армий «А» и штаб 1-й ТА перестали существовать. Вместе со штабами погиб и генерал-полковник Макензен. 21 декабря, 1942 год, г. Ростов. Ночью прилетел на Пе-2 в сопровождении эскадрильи истребителей ЗНШ фронта полковник Васильев. Довёл обстановку. Гот идёт к Волгодонску, Клейст готовится к штурму Тихорецка. Сталинградский фронт наступает по обоим берега Дона вниз по течению и уже освободил Волгодонск. Закавказский фронт неспешно давит на немцев, не давая им снять дополнительные части для штурма Тихорецка и Ростова. Затем я рассказал ему свою задумку. Вместе ещё раз послушали доклад Зиберта. – Ты меня до инфаркта доведёшь со своими цирковыми фокусами. – Возбуждённый Васильев никак не мог определиться, как ему относиться к моему замыслу. – Это ж додуматься надо – у немцев билеты на поезд в Крым покупать. И подчинённые у тебя клоуны, – добавил полковник, поднимая взгляд на улыбающегося Зиберта. – Послушай, Александр Филиппович, месяц назад ты особо не верил, что мы до Тихорецка дойдём, не то что до Ростова. Но сейчас-то, почему сейчас сомневаешься? – Авантюра. Авантюра это, Леонид Ильич. Людей погубишь. – Мы уже свои жизни окупили. У бойцов кураж появился. Надо, надо, пока немцы не очухались, Крым брать. Получится – тут и так всё понятно. Не получится – ляжем в землю, но сколько немцев на себя оттянем. Насколько фронту облегчим движение. – И всё же ты перед штурмом Ростова предлагаешь вывести из него две трети танков и три тысячи самых подготовленных бойцов. Не удержат оставшиеся город. Немцы из окружения выскочат. Твоя задача сейчас Ростов удержать. Отобьёшь штурм, наши подойдут, тогда и можешь в Крым идти. В этом случае я тебя всеми руками поддержу. Так и проспорили до утра. Почти убедил Васильева. Он решил не улетать, а остаться ещё на сутки, чтобы лично оценить готовность города к штурму. Вместе отправили обширную шифровку в штаб фронта и поехали инспектировать гарнизон. Всю неделю с момента освобождения Ростова действовал воздушный мост. С Большой земли шёл постоянный поток пополнения. Обратно вывозили раненых и истощённых бывших пленных. В дополнение к сводной десантной бригаде за неделю к нам перебросили две воздушно-десантные бригады 5-го воздушно-десантного корпуса из резерва Ставки. Количество защитников города выросло до 24 тысяч. Три тысячи бойцов моей бригады, почти девять тысяч десантников, три тысячи бывших военнопленных, почти семь тысяч народного ополчения и ещё две тысячи вышедших к Ростову различных партизанских отрядов. Запасов продовольствия, топлива и боеприпасов хватит с избытком на всех, ещё недели на две-три. А там скорее всего наши подойдут. О противном случае – не будем. Подступы к городу активно минировались, на дальних подступах были оборудованы скрытые наблюдательные пункты с телефонной связью. В пригородах и в самом городе готовились огневые мешки и засады. Артиллерия имела по пять-шесть запасных позиций. Десяток 105-мм гаубиц поставили на ж/д-платформы, и теперь они могли быстро перемещаться по кольцевой железной дороге. Мост через Дон заминирован. Места возможных переправ тоже. Здания на въездах в город подготовлены к подрыву с целью создания непроходимых для техники завалов. На вечер назначили совещание командиров уже частей, а не подразделений, и начальников служб гарнизона. На совещании получили шифровкой сводку с фронта. Радость – под Волгодонском разбиты остатки 4-й танковой Гота и погиб Клейст со своим штабом. Последняя капля растопила сомнения Васильева. Васильев обещал при докладе командующему фронтом поддержать мой план. Обсудили возможные и желательные варианты помощи и взаимодействия с силами Закавказского фронта и Черноморского флота как в отношении гарнизона, остающегося в Ростове, так и в отношении бригады, уходящей в Крым. Ночью Васильев улетел. Будем ждать результата. Очень надеюсь на то, что командующий поддержит мой план. Перекусил в лётной столовой с нашим главным лётчиком. Лёва ещё сподобился баньку организовать. Попарились. Хорошенько попарились. В сугроб поныряли, водичкой ключевой пообливались. Красота. Поболтали о том о сём с Шестаковым. Хотел попрогрессорствовать. Да только чего такого нового танкист может одному из лучших авиационных командиров этой войны про самолёты и воздушную войну рассказать? Про планшет с воздушной обстановкой… Ага. Эти планшеты уже есть. И в захваченной нами немецкой РЛС, и на отечественных «Редутах»[99]. Про Покрышкина? Так тот есчё ничего такого выдающегося не изобразил, а полк Шестакова уже и так парами летает, а не трёхсамолётными звеньями. В общем, вспомнилось только про эшелонирование сил. Ну, типа одна группа связывает боем истребители противника, а другая тем временем вражьи бомберы треплет. Лёва посмеялся. Вы, говорит, товарищ полковник, правильно мыслите, да только мы уже так давно и воюем. Оппа. Вспомнил! Поисково-спасательная служба. Выдал на-гора свои мысли по этому поводу. Посылать за сбитым лётчиком не один У-2, а два-три, а ещё лучше пару трёхместных трофейных «шторьхов», благо у нас они были. С санитаром и парой-тройкой осназовцев. Лёва задумался. Оценил. Спасибо, говорит, дельная мысль. Пообещал ему подкинуть спецов-осназовцев для новой службы. Поразмышляли ещё на пару по этой теме, затем Лёва извинился и убыл по своим делам. А я сижу в предбаннике, балдею, наслаждаюсь бездельем. Когда ещё такое будет? Люблю хорошую баньку. Ох, как её уважаю. Столько с ней разного связано. Из-за бани в конце 91-го комбатом стал. Наш батальон тогда сразу после ГКЧП на армяно-азербайджанскую границу отправили. Миротворцами. Там уже тогда вовсю горячие кавказские парни резвились. Правда, пока не на профессиональном уровне, так – энтузиасты-любители. Это уже где-то с апреля-мая 92-го по-настоящему, с артиллерией и тяжёлой бронёй начали резаться. А пока так себе – партизаны-хулиганы, правда, иногда хулиганства такие творили, что иной маньяк обзавидуется. Но основное оружие у них тогда было – максимум лёгкая стрелковка. Пытались что-то ещё изобразить из упёртых у горноспасателей противолавинных пушек и «Алазаней»[100], но это очень изредка и весьма непрофессионально. Миротворцев официально тогда не было. Термин уже был в ходу, но самих миротворцев не было. Было боевое дежурство. Так в приказе значилось. Но функции были у нас вполне себе миротворческие. В зоне нашей ответственности де-факто советскую власть отменили. Комбат был за главного, и все сельсоветы должны были с ним все свои действия согласовывать, даже на свадьбу надо было разрешение в штабе батальона брать. Ну так вот, про баньку. Штаб батальона в армянском селе стоял. А километрах в трёх-четырёх на азербайджанской стороне – десантники из Кировабада. Ну, мы друг к другу в гости ездили. Шашлык-машлык, зелень-мелень, ча-ча-мучача. Вот десантура у себя баньку сварганила-построила. Пригласили нас на открытие банного сезона, обмыть новостройку, так сказать. Комбат взял с собой пару ротных, ЗНШ батальона и меня, я тогда начштаба батальона был. Попарились хорошенько. Выпили, как без этого? Опять в парную. На выходе бассейн! Парни из чего-то своего воздушно-десантного изобразили нормальный такой себе дачный бассейн. Какая-то прорезиненная емкость на полумягком каркасе. В двухтысячных похожие на многих дачах появились. Воду в него из ближайшего ручейка-родника завели. Холоднючаяяя! После парилки – самое то! Эта родниковая водичка и добила нашего комбата. У него здоровье и так было подорвано. Он несколько месяцев в Чернобыле на ликвидации отпахал. И прихватило нашему комбату спину и почки до кучи. Поначалу даже он не обратил внимания. Фигня. Пройдёт. Целебный горный воздух. Растирание живительной чачей. Хрена. На следующий день прихватило так, что пришлось в госпиталь отправлять. И что-то там серьёзное у него вылезло. В общем, так я и стал сначала ВРИО, потом ИО, а к Новому году – уже и вполне себе цельным комбатом. Вот такие баньки бывают… 22 декабря, 1942 год, г. Ростов. Почти весь день нас бомбили и пытались бомбить. Два налёта по 120 бомбардировщиков и 50–60 истребителей с утра в 9 и 10 часов. Лётчики 9-го ГИАПа бились, бились насмерть. Большое спасибо командованию – полк Шестакова к сему дню имел 100 самолётов – 4 эскадрильи по 24 самолёта и 4 самолёта в штабе полка и 150 лётчиков – для повышения интенсивности полётов. Уникальная организация. Вместе с Шестаковым просили командование. Видимо, за нами внимательно из Москвы смотрят – разрешили такого монстра родить. К одиннадцати часам у нас стало на 32 самолёта меньше. Люфтваффе потеряло около сотни «юнкерсов» и два десятка «мессеров» и «фокеров». Наломали дров в городе немцы нам неслабо, но серьёзно на обороноспособности гарнизона это не отразилось. Народ был затренирован учебными воздушными тревогами. Те, кому надо, – у зениток стояли или бдели, все, кому не надо, в бомбоубежищах и укрытиях прятались. В 15 и 16 часов была еще пара налётов. Эти самки собаки, видимо, воспользовались первыми налётами и отсутствием нашей авиаразведки – подтащили две крупнокалиберные батареи, одну в Азов, другую, на Октябрьского, и начали обстрел города одновременно с третьим налётом. Пока сориентировались, что и откуда бьёт, пока отправили туда на разборки авиаштурмовиков – время шло. Городу сильно досталось от немецких канониров. Два дома рухнуло, раздавив бомбоубежища, что были под ними, несколько сотен убитых мирных жителей от двух снарядов. Я, наверное, в какую-то другую реальность попал. Не перестаю удивляться очень достойной адекватности верхнего руководства. На первые два налёта фронт отреагировал, можно сказать, моментально. К двум часам дня к нам на аэродром перелетело ещё 40 истребителей. Так что обеденные налёты, если бы не артобстрел, вообще бы обошлись нам малой кровью. Прилетело к нам после обеда два раза по 65–70 бомберов и 30–40 истребителей. Видимо, те же утренние прореженные. Улетали же они примерно с теми же потерями, что и утром. Поэтому перед закатом к нам вернулось всего 35 «юнкерсов» и десяток «мессеров». Настырные ребята. Шестаковцы ссадили их всех. За последние три налёта потери 9-го ГИАПа составили 17 самолётов. Ночью же прилетела замена. Ещё после обеда несколько раз отправляли авиаразведчиков вокруг города, думал, немцы готовятся к штурму. Ничего стоящего внимания не нашли. Вместе с пополнением в авиаполк пришла новость об удачном отбитии штурма Тихорецка и об уничтожении всего штаба группы армий «А» и штаба 1-й танковой армии. Про гибель Макензена мы узнали ещё через день. Пруха. Пошла карта. Надо этим пользоваться. Где там Тюленев? Чего молчит? Связисты приносят шифровку. Ура! Приказ командующего на рейд в Крым! Подать мне сюда Зиберта! 22 декабря, 1942 год, г. Москва, Кремль. У Иосифа Виссарионовича Сталина было много забот. Каждая такая забота могла обеспечить головной болью не один десяток отличных управленцев и администраторов и обеспечить бессонной работой не один миллион толковых исполнителей. А ему приходилось держать всё в голове, принимать окончательное решение, куда копать и где бежать. Он добровольно принял на себя ответственность перед страной и народом и, решая, какой вариант ликвидации проблемы верен, не мог позволить себе подбрасывать монетку. Он хорошо усвоил старую военную мудрость: «Если приказ может быть понят неправильно, то он будет понят неправильно». Соответственно мало было принять решение, надо было добиться от исполнителя полного понимания как буквы, так и духа этого решения. Сегодня вечером Сталин решил разобраться с ситуацией на юге. Представитель Ставки на Сталинградском фронте генерал армии Жуков две недели назад уговорил Ставку отложить начало операции «Большой Сатурн». Закавказскому фронту в этой операции отводилась пассивная роль. Это Сталинградский, Донской и часть Воронежского фронта должны были уйти в прорыв через бреши в немецкой обороне и взять Ростов, заперев в котле весь южный фланг Вермахта. Но Жуков убедил Ставку, что сил у фронтов ещё мало, а у немцев ещё не исчерпаны резервы и прорыв может окончиться новой катастрофой, как полгода назад под Харьковом. Поэтому задачи Воронежскому и Сталинградскому фронтам были сильно урезаны. И взятие Ростова планировалось не в результате стремительного прорыва, а вследствие поступательного движения вслед за выдавливаемыми немцами. Закавказский же фронт должен был сидеть в позиционной обороне связывая боями группу армий «А». Но вдруг какой-то безбашенный полковник умудряется убедить осторожного Тюленева и малыми силами берёт Ростов. Как только стало понятно, что есть надежда удержать Ростов, Сталинградскому фронту был отдан приказ перейти от выполнения «Малого Сатурна» к «Большому». И появилась надежда на громадный успех, на порядок больший, чем под Сталинградом. Но большие достижения всегда за собой тянут и большие проблемы. А оставлять на самотёк решение проблем Сталин не любил, да и не мог себе позволить. В кабинет после доклада Поскрёбышева зашли Берия и Каганович. Сталин не стал в сложный и ответственный момент отрывать от фронта Тюленева и вызвал в Москву члена Военного совета фронта, старого соратника Лазаря Моисеевича Кагановича. Берия же был нужен как хороший знаток Кавказа и злой гений всех врагов советской власти. В данный момент Сталин хотел прояснить ситуацию с внешними врагами, причём даже не столько с воюющей с СССР Германией, сколько, так сказать, с потенциальными врагами. – Здравствуйте, товарищи, проходите, присаживайтесь. – Здравствуйте, товарищ Сталин. – Здравствуй, Коба. Верховный Главнокомандующий не стал для затравки разговора обсуждать погоду, не стал спрашивать старого друга, как он долетел, а сразу перешёл к делу: – Лазарь, как ты оцениваешь изменение обстановки на юге в связи с освобождением Ростова? – Извини, Коба, что не поставили в известность Ставку о готовящейся операции. Но, по сути, шансов за то, что Брежнев дойдёт до Тихорецка, практически не было. Он ведь в Тихорецк зашёл буквально на последних каплях бензина. И если бы не захватил там склады с топливом, ни о каком Ростове речи бы не шло. Так вот, до Тихорецка это был чистой воды внутрифронтовой рейд. Потрепали бы тылы и нервы Клейсту при минимальных своих потерях, и всё. Ну а как стало понятно, что рейд имеет шансы на успех, – сразу доложили в Ставку.