Не только взгляд нового хозяина внушал трепет, но и густой, с хрипотцой голос каким-то неведомым образом затронул надломленные струны души убийцы. Правда, ржавые струны эти уже не могли отозваться мелодией, лишь скрипучий дребезг где-то в середине заставил его внутренне содрогнуться. Ошеломленный странным чувством, он не смел поднять глаз. Когда тот грубо стиснул его загривок пониже шеи, убийца лишь дернулся и невольно отшатнулся в сторону, властная хватка Чезаре Борджиа отдалась тупой ломотой в плече. — Мы схватили этого подлеца у ворот, — молвил герцог Гандийский, справа от Корелья. В противоположность старшему брату, голос Хуана отдавал жеманными нотами и скорее резал слух, чем ласкал его. — В заговоре по определению должно быть несколько участников, верно? — слегка насмешливо заметил Чезаре, въедаясь пальцами в затылок наемника, точно тисками. От него повеяло дымным ладаном и острым мускусом. В отличие от Микелетто епископ не успел сменить одежды после событий ночи. Чезаре неожиданно швырнул Микелетто вниз, на пол, к ногам кардинала делла Ровере: — Вы знаете его? Убийца не растерялся, с невозмутимым лицом он поднялся от пола и остался стоять на коленях, взирая невидящим взглядом пред собой. Он не видел ничего и в одновременно все. Краем ока он выхватил, как поднялся из глубокого кресла Папа, впереди себя он наблюдал расширенные от тревоги глаза делла Ровере. — По-моему, он разливал вино, — неуверенно промолвил понтифик, оказавшись рядом и коснувшись ноги Микелетто полой роскошного тяжелого халата. Он разглядывал его с высоты своего роста, словно обезьянку в клетке. — Вам знаком этот человек, кардинал делла Ровере? — раздался звучный, настойчивый голос Чезаре за спиной у Корелья. Он все еще сомневался, его новый господин. Все еще не верил. Думал, что наемный убийца служил не только Орсини, но и делла Ровере — сомнения его объяснимы, и все же он ошибался. Между итальянцами был сговор, и Корелья знал о нем, но сам наемник являлся слугой лишь одного из господ. — Я знаю, что он прислуживал у кардинальского стола, — осторожно произнес делла Ровере. — Но там было много прислуги. Более ничего, — поспешно добавил он. — Если эта тварь и есть отравитель, — воскликнул герцог Гандийский, подлетев к Микелетто со спины, — дыба развяжет ему язык! — жестким рывком он поднял того на ноги. — Посмотрим, — пожал плечами понтифик. Опалив Корелья равнодушным холодным взглядом, он отхлебнул вино из тяжелого кубка. В длинных коридорах замка Святого Ангела было сыро и темно, туда не пробивался отблеск рассвета, и, сдавалось, ночь там никогда не заканчивалась. Микелетто пришлось по душе это мрачное место, но ему вовсе не нравилось, как спесивый герцог со всей дури толкал его в спину, заставляя отлетать далеко вперед. Силой, похоже, природа младшего Борджиа не обделила. — Я в сомнениях, — прикрикнул Хуан вслед Микелетто, рухнувшему на пыльный, устланный соломой, пол, — содрать с тебя кожу ночью? — он подскочил к наемнику и больно саданул его в живот тяжелым сапогом. — Или на рассвете? Корелья собрал всю волю в кулак, чтобы сдержать свой гнев, который нарастал в нем с каждым толчком и ударом, с каждым глотком пыли во рту. — Сожалею о ваших сомнениях, милорд, — бросил он, поднимаясь с колен, и впервые смело скрестил взгляд с герцогом, но мигом перед глазами его вырос кулак, затянутый в черный бархат перчатки. — Жалей себя. Герцог огрел челюсть Корелья с такой силой, что у того зазвенело в ушах. Он грохнулся лицом об пол, и вновь удушливая пыль наполнила легкие, в голове поднялся нестерпимый звон. Откуда-то издалека донесся спасительный голос Чезаре: — Брат! — разметав пыль подолом сутаны, он словно вихрь подскочил к герцогу и оказался прямо над Микелетто. С появлением хозяина наемник словно воспрял духом, встряхнулся и оторвал голову от земли. — Ты выбился из сил, защищая отца, — Чезаре похлопал брата по плечу. — Я мог бы неплохо провести время за допросом. Он кинул хищный взгляд на коленопреклоненную фигуру Микелетто, всем видом давая понять брату, что жаждет отмщения. — Подходящее ли это дело для священника? — усомнился младший Борджиа. И, чтобы доказать свою ярость, епископ с силой двинул Микелетто коленом. Тот, всхлипнув, рухнул оземь, сразу за острой болью ощутив металлический привкус крови во рту. Похоже, герцогу этого было достаточно. Он зашагал прочь, звеня шпорами на сапогах. Микелетто все еще валялся лицом у земли, когда сильные руки подхватили его за шиворот и втолкнули в клетку. И снова он оказался на коленях, силясь прийти в себя. — Запри дверь и уходи, — послышалось за спиной голос, будто откуда-то издалека. Микелетто не помнил, сколько времени он провел на ватных коленях, перед глазами плыли размытые красные пятна. Над головой раздался требовательный голос, будто пробуждая его от забытья: — Вставай! Наемник, вздрогнув, хотел было отереть каплю крови, стекающую из уголка рта, но кандалы на руках вдруг стали слишком тяжелы, а голова все еще кружилась и звенела. — Вставай! — рявкнул Чезаре, подхватывая Микелетто за шиворот и поднимая того на ноги. Епископ настороженно осмотрелся через плечо. Убедившись, что никто не наблюдает за ними, он смягчился, подхватил руки наемника, закованные в кандалы и, поворачивая ключ в ржавом замке, тихо спросил: — Ты бы заговорил? Микелетто впервые за вечер позволил себе рассмотреть заботливые руки, что снимали с него оковы, а потом и поднять затуманенный взор в очи своего сиятельного господина. Корелья отметил глубокие тени усталости под немигающими воспаленными глазами Чезаре. Ночь эта, казалось, никогда не окончится. — Только чтобы прославить вас, милорд, — произнес он сипло. На лице господина мелькнула невеселая усмешка. Епископ выпустил жилистые руки из тяжелых оков, и кандалы с лязгом упали на пол. Пальцы Микелетто невольно потянулась к запястью там, где их натерло ржавым металлом, но Чезаре сгреб Корелья за ворот и угрожающе тихо проговорил у его лица: — Все еще хочешь заслужить мое доверие? Наемник упрямо отнял руку господина от своей одежды и, наконец, почесав нестерпимо зудящее запястье, уверенно ответил: — Бесконечно, милорд. Он отошел в сторону, жмурясь и сплевывая кровь, пытаясь привести мысли в порядок. — Тогда пережди день, — бросил Чезаре вслед Микелетто. Одна щека наемника саднила от удара кулаком младшего Борджиа, другая ныла от пинка коленом старшего. И, похоже, он лишился зуба. — Я сообщу, что тебя не удалось разговорить, — добавил епископ. Микелетто кивнул. В приступе внезапного головокружения он охватил обеими руками холодную решетку узницы, стараясь обрести равновесие. — А затем? — спросил он через плечо, сплевывая остатки соленой липкой крови. — Затем приблизься к кардиналу делла Ровере. Микелетто, обретя равновесие, двинулся по узнице в обход епископа, будто зверь вокруг своей жертвы. Он весь превратился в слух. — Открой мне его мысли, — продолжал Чезаре, — его планы. Борджиа резко обернулся и вперил в Микелетто пронизывающий до самых костей взгляд. Убийца осторожно выдохнул, подумав, что жертва тут скорее он сам. Пора привыкать к блеску этих необычайных глаз, а не восторгаться ими каждый раз, подобно влюбленной девице. — Тогда вы должны меня пытать, милорд, — после краткого размышления произнес Микелетто. — Того, что есть, недостаточно? — удивился Чезаре. — Чтобы убедить кардинала, — сказал Микелетто, стягивая с плеч простеганный дублет, — говорить должна моя спина. Он быстро снял сорочку через голову, обнажая костлявую спину, укрытую застарелыми шрамами. — А я слышал, — добавил Микелетто, бросив беглый взгляд на нахмурившегося епископа, — его интересуют мужские тела. Убийца с холодным любопытством окинул взглядом арсенал пыточных орудий, подвешенных на решетку, свисающих с потолка. Не долго думая, он выудил треххвостую плеть из сыромятной кожи и встряхнул ее, будто примеряясь. Рукоять славно легла в ладонь, согрела теплым полированным деревом кожу пальцев. Он ухмыльнулся сам себе и обернулся к Чезаре: — Но даже я не смогу исхлестать себя убедительно. Микелетто уткнул рукоять плети в мягкий бархат моццетты на груди епископа: — Вы должны меня высечь. Несколько долгих мгновений Чезаре всматривался в ничего не выражающее лицо убийцы. Аметистовый перстень полыхнул лиловым отблеском прежде, чем его пальцы легли на рукоять хлыста. Микелетто едва заметно кивнул, повернулся, схватившись руками за бревно дыбы — подставил голую спину в распоряжение хозяина. Тишину рассек негромкий свист, а кожу его рассекли обжигающие ремни плети. — Сильнее, — проговорил убийца, ухватившись за дыбу покрепче. Следующий удар не заставил долго ждать. Он пришелся хлестче, но, сдается, епископ нуждался в уроках порки. Очевидно из его несмелых замашек, ему не приходилось никого сечь ранее. — Сильнее, милорд, — подбодрил Микелетто, и в следующее мгновение спина его выгнулась от пронизывающего удара. Кожа лопнула, боль сделалась режущей и палящей. — Если, — выдохнул Чезаре, наотмашь хлестнув рассеченную спину наемника, — ты предашь меня, — еще удар, — то закончишь свои дни здесь! До Корельи донеслось тяжелое прерывистое дыхание хозяина. Он буквально ощутил, как с каждым вдохом в молодом Борджиа разгоралось пламя животной жестокости. Кажется, он усвоил урок. Микелетто зажмурился, и, несмотря на жгучую боль, раздирающую его спину, где-то в глубине души, он посмеивался. Ведь страдание для убийцы давно стало заурядным делом: он причинял боль, испытывал боль сам, он жил среди страданий. Боль заставляла его чувствовать себя живым. — Значит, — отрывисто промолвил Корелья, — предавать вас не в моих интересах, милорд! — Хорошо, — бросил Чезаре, продолжая наносить удар за ударом. Спина Микелетто ныла и пылала, словно расплавленная лава. Он знал, каждый удар оставляет уродливый след. Затем раны превратятся в шрамы, и шрамы эти никогда не исчезнут — подобно печати. Подобно клейму. Метка господина на своем слуге. Клеймо Борджиа.