Епископ Борджиа поспешно собирался в Ватикан. Отец вызвал сына к себе, значит, произошло то, чего они ждали все последние дни. Стало быть, Чезаре надо поторопиться. И, невзирая на то, что тело его требовало отдыха после неспокойной ночи и не менее мятежного утра, он живо облачился в лиловую сутану, насквозь пропахшую приторно-сладким ладаном. Чезаре поморщился. Как же ему опостылело рядиться в эти юбки. Слова сестры все отдавались эхом в глубине души: «Ты ведь любишь Господа, Чезаре?». Лукреция всегда задавала много вопросов, эта девчушка желает все знать. Раньше ее детские «почему» вызывали умиление, теперь же на ее вопросы у него не всегда находились ответы. Как он может любить того, кто не слышит его мольбы? Сколько раз Чезаре просил Господа избавить его от порочных мыслей о сестре, сколько раз он молил о другой доле, о судьбе воина, а не священника. В ответ всегда было молчание. И греховная любовь терзала его все больше с каждым днем, и вместо освобождения от сана он из простого чтеца превратился в епископа. Верно, Господу не было дела до Чезаре Борджиа. В действительности, он уже давно утратил веру во все эти сказки о Спасителе, что с детства вдалбливали ему в голову на уроках богословия, а позже в семинарии. Еще во время обучения в университете он понял, что полумифологические постулаты о жизни и смерти, о Рае и Аде, о Боге и Дьяволе придуманы людьми лишь для порабощения других людей. Лживое благочестие слуг церкви никогда не внушало Чезаре доверия, ибо он хорошо знал цену напускной праведности. Каждый клирик в красном во главе с самим Папой стяжал, предавал, лгал, прелюбодействовал, а порой шел и на куда более тяжкие грехи ради собственной выгоды. И небо не падало на землю, Архангел Михаил не обнажал огненный меч, а церкви все также стояли во всем своем праздном великолепии. Святые призывали к смирению, пастыри к покаянию, каноники к молитве, но Чезаре с полным воодушевлением готов был внимать лишь тем философам и мыслителям, которые предлагали познать себя и мир вокруг. А молитве Чезаре предпочитал логический расчет. Стратегия и тактика куда надежней пустых просьб к небу. У него больше не оставалось времени для размышлений. Отцу нужна помощь, и кто, если не Чезаре, способен оказать необходимое содействие? Его братец Хуан? Этот бездельник опять не ночевал дома, наверняка очередной бордель стал его пристанищем на ночь. Несмотря на свой строптивый нрав и распутства, Хуан всегда был любимцем семьи. Именно для него отец готовил ту судьбу, о которой мечтал Чезаре. Младший брат уже успел получить почетный титул герцога Гандийского, хоть и ровным счетом ничем этого не заслужил. Чезаре не раз задумывался, отчего отец благоволит Хуану больше, чем кому-либо из своих детей. Почему он, послушный сын, не может добиться той же благосклонности? Отец не верит в него? Думает, что старший сын способен лишь чадить кадилом и принимать исповеди грешниц Рима? Минуя улицы до Ватикана, Чезаре слышал гомон простого люда о кончине понтифика, но горожане не оплакивали Иннокентия, их скорее пугало безвластие, что неизбежно наступает на время конклава. До тех пор, пока новый понтифик не избран, жизнь переворачивается вверх дном: шайки дерзких разбойников грабят кардинальские дворцы, устраивают народные бунты на улицах. Все низвергается в хаос, волнение и тревожное ожидание. Чезаре остро осознавал зыбкость положения, в котором они очутилась нынче. Испанцы — чужаки на итальянских землях, им необходимо удержаться на плаву любой ценой. На кону поставлено все будущее семьи Борджиа в Риме. В стенах Ватикана вице-канцлер встретил сына с гримасой вселенской скорби на своем властном и все еще красивом лице. Однако стоило им покинуть резиденцию усопшего понтифика, как настроение отца совершенно переменилось, глаза загорелись привычным хищным блеском. — Ты нашел брата? — строго спросил Родриго, зорко оглядываясь по сторонам, будто выискивая шпионов, притаившихся за колоннами или в многочисленных альковах. — Я найду его сразу, как выберусь отсюда, — уверил Чезаре. Отец коротко кивнул. — Пойдем, — сказал он, приобняв сына. Они проследовали длинными коридорами, в которых уже запирались ставни для конклава, слуги и стражники носились по собору в невероятной суете. В глаза отца застыла тревога, когда он окинул сына взглядом и произнес: — Нужно выбраться отсюда, пока не закрыли двери. — Итак, началось? — удостоверился Чезаре, быстро шагая рядом с отцом. — Знаешь, что делать? — Да, отец, — поспешно заверил епископ. Они сотни раз обсуждали, как поступать в случае кончины понтифика, Чезаре знал наизусть, какие богатства и приходы распределить между кардиналами и их семьями. При условии необходимости. — Береги семью, — назидательным тоном сказал отец, — пока не изберут нового Папу, в Риме будет безвластие. Чезаре вдохнул тревожно и глубоко. Значит защита дома на нем, а не на герцоге Гандийском. Что ж, спасибо и на том. — Каждая фракция будет биться за своего кандидата, — меж тем продолжал отец, — и если после первого голосования, — он настойчиво повторил, — если дым будет черным… — Как ты сказал, — нетерпеливо перебил Чезаре, резко остановившись, — я знаю, что делать! — он выпалил это слишком самоуверенно и устремился вперед, оставляя отца позади. Но не успел епископ сделать и пары шагов, как крепкая рука больно схватила его плечо. Отец яростно толкнул Чезаре к стене, словно непослушного щенка. Они были одного роста и одинакового телосложения, но епископу на мгновение почудилось, что отец навис над ним всем своим могучим телом. — Всю жизнь я ждал этого момента! — зашипел он у самого лица сына. От зловещего блеска глубоких черных глаз кровь стыла в жилах Чезаре. — Повторим все еще раз! — упорно продолжил Родриго приглушенным голосом, чеканя каждое слово. — Если мы не победим сразу, я пошлю весточку! — Голубиной почтой, — сдавленно произнес Чезаре, негодуя про себя. В нем клокотала строптивость, но проявить ее он не смел. — Имена кардиналов, которых надо убедить, — еще тише проговорил отец, переходя на валенсийское наречие. — С помощью земель, приходов и, если нужно, золота, — повторил Чезаре, будто заученные слова. — Это ведь подкуп, отец, — дерзко обронил он, изгибая бровь. В отличие от других грешников, епископ точно знал, когда совершал грех и когда пренебрегал обетами — годы, проведенные за изучением слова Божьего, не прошли даром для молодого Борджиа. Отец наказал сыну принять судьбу церковника, заставил дать обеты, отречься от своих стремлений и желаний только для того, чтобы в нужный момент вынудить его попрать данные обещания. Эта сделка между собственной совестью и благом церкви была вовсе не по душе Чезаре. Да, он вырос плохим католиком, но при этом не был лишен благородства души, принципов совести и чести. Но теперь он вынужден проявлять смирение и послушание. Отец рассчитывает на него в своих амбициозных планах. Оправдывает ли цель средства? — Господь простит нас, сын мой, — отмахнулся Родриго беспечно. — Но я не потерплю оплошности от вас с братом! Чезаре в раздражении отвел нахмуренный взгляд. В своей преданности интересам семьи епископ был полностью уверен, но разве он в силах держать ответ за брата, который сам за себя не в ответе? — Ты все понял? — прорычал Родриго в лицо сына. — Отвечай мне! — потребовал он, повышая голос. Чезаре вспыхнул: — Мы не подведем тебя, отец! Родриго смерил сына внимательным взглядом и одобрительно кивнул. Короткая улыбка едва коснулась морщинистого рта, он энергично расцеловал Чезаре и бесцеремонно хлопнул его по щеке в скупой отцовской ласке. — Иди, — твердо бросил Родриго, и сын повиновался, не сказав более ни слова. Быки Борджиа. Часть пятая Выбравшись из мрачных коридоров Ватикана на свет Божий, Чезаре вдохнул горячий вечерний воздух и устремился по шумным улицам города в направлении дома. Тревожный рокот колоколов вещал о смерти понтифика со всех звонниц Рима. Последняя неделя июля выдалась жаркой. Простой люд на улицах маялся от знойной духоты, знать укрывалась от палящего солнца в прохладных палаццо, бездомные псы рыскали по темным закоулкам в поисках спасительной тени. Чезаре жаждал избавиться от парчовой рясы, прежде чем пускаться на поиски брата по злачным местам города. Он знал пристанища, облюбованные Хуаном — все эти бордели и питейные, в коих Чезаре уже не первый раз случалось искать герцога. Что заставляло младшего брата проводить время с дешевыми шлюхами, а не с куртизанками из высшего общества? Отец никогда бы не отказал Хуану в средствах для любой сиятельной и не слишком гордой дамы. Хуан ничем не уступал Чезаре во внешней привлекательности, в физической силе и удали. Вместе они были непобедимы на улицах Рима, мало кто смел задевать «быков Борджиа», как называли их, благодаря фамильному гербу. Червленый бык, гарцующий на золотом фоне. Отец с детства учил юношей оставлять распри за стенами дома, все должны знать — семья Борджиа нерушима и брат за брата стоит горой. Но они давно не были так дружны, как желал Родриго. Негласное соперничество между братьями разгоралось с каждым годом вместе с ростом их амбиций. Чезаре гневался, что именно Хуану предстояло стать Гонфалоньером Святой Церкви в случае победы отца на конклаве, Хуан же завидовал слишком крепкой дружбе Чезаре и Лукреции. Ему всю жизнь чудилось, что они дружили против него. К тому же серьезные дела семьи отец доверял старшему сыну, а не герцогу Гандийскому. На площади, у фамильного палаццо, где обитали Борджиа, епископ услыхал бранную ругань и заметил толпу зевак, галдящих на соседней стороне квартала. Он устремился туда, вглядываясь в лица нарушителей спокойствия. — Убирайся в Испанию, Борджиа! — нагло крикнул Стефано Орсини, толкнув Хуана в плечо. Зоркий глаз Чезаре тотчас приметил еще одного пса из рода Орсини, снующего неподалеку со злобной усмешкой. Не раз епископ на пару с братом скрещивали шпаги с этими задирами. — Пожил в Риме и хватит. От мертвого Папы ты милости не дождешься! — продолжал подначивать Стефано, ухмыляясь. Епископ притаился за толпой зевак, решив понаблюдать, как повернется дело дальше, но рука его уже отыскала шпагу в складках рясы. Чезаре Борджиа всегда носил при себе оружие: просторные одежды священника славно прятали острый клинок для внезапного удара и легкую испанскую рапиру для подстраховки. И то, и другое не раз выручало Чезаре на опасных улицах города. — Я здесь родился, между прочим! — бросил Хуан уходящему вперед Орсини. — Разве свинья, — обернулся Стефано с ухмылкой, — рожденная в конюшне, становится конем? — оба резко схватились за мечи, предупредительно звякнув ними. Зеваки оживленно загоготали, засвистели, предчувствуя драку. Стефано первый убрал шпагу в ножны, дерзко погрозив Хуану пальцем и, цокнув языком, вразвалочку двинулся вперед. У Чезаре сжались кулаки, ему не нравилось, когда имя Борджиа попиралось, но сейчас было не время вступать в противостояние. Нынче судьба семьи висела на волоске, любой уличный конфликт мог решить исход событий не в их пользу. — Теперь Рим для римлян. Новый Папа об этом позаботится, — вещал Стефано, пробираясь между зеваками вперед по дороге. Хуан устремился за ним вслед. В лице брата Чезаре углядел знакомую непримиримость и спесивость. — А может новый Папа будет испанцем? — нагнал Хуан обидчика. — А может моя мать Дева Мария? — заржал Стефано, не оборачиваясь. — Богородица была римской шлюхой? — Хуан стремительно обнажил саблю. — Вот это новость! В один миг шпаги со свистом и скрежетом сошлись в яростном противостоянии. Епископ Борджиа с досадой выругался, вовсе не заботясь о том, что его могли услышать, все вокруг были слишком поглощены происходящим. В любой другой день Чезаре, не задумываясь, подсобил брату в гневе против Орсини, и они бы на пару, как и всегда, одержали победу. В любой другой день, помимо этого. Пролить кровь Орсини сегодня стало бы непозволительной ошибкой. Хуан умел управляться с холодным оружием, он ловко и отчаянно отбивался от нападающих, однако даже он не мог в одиночку справиться с шайкой злых псов Орсини. Хуан оказался в опасном положении, он рычал и кричал как дикий зверь, нанося удар за ударом. Мощным толчком ноги повалил одного на землю, несколькими неистовыми пинками отбился от другого, лишь для того, чтобы в следующую секунду самому оказаться на лопатках. Стефано уже замахнулся мечом над лицом Хуана, когда точный и быстрый клинок Чезаре пресек опасный выпад, и в мгновение ока острое лезвие уперлось в горло противника. — Мой брат говорит, не подумав, — сдавленно процедил Чезаре, удерживая шпагу у подпрыгивающего кадыка неприятеля. — Он просит прощения, — Чезаре косо глянул на отряхивающегося брата. Убедившись, что конфликт исчерпан, он поднял саблю с земли и вручил Хуану. — Нужно было дать закончить ему дело, — с пренебрежением сказал Чезаре и убрал свою рапиру в ножны. Удостоив брата лишь мимолетного взгляда, он зашагал прочь. — Убить меня? Твоего младшего брата? — протянул Хуан, усмехаясь. — Отец никогда бы тебя не простил! — выкрикнул он вслед Чезаре, но тот лишь отмахнулся, не оборачиваясь.