— Человек из МИДа, — уточнил Дохерти. Он открыл дверь и обнаружил за ней мужчину среднего роста с короткими вьющимися волосами и тем развязным выражением лица, которое любят создатели фильмов о юных прожигателях жизни и прохиндеях. — Господи, как высоко к вам подниматься, — посетовал тот, входя и присаживаясь на краешек постели. — Ну, удачи, парни, — сказал Бриндли сасовцам и захлопнул за собой дверь. Торнтон перевел дух. И тут же полез в карман за сигаретой. Он прикурил от зажигалки «зиппо» и выпустил дым в потолок. Дохерти, чья антипатия к этому человеку росла с каждым мгновением, удержался от того, чтобы вырвать у него сигарету изо рта. В конце концов, судя по тому, как тянуло холодом от заколоченного окна, им грозила смерть скорее от переохлаждения, чем от пассивного курения. — Добро пожаловать в Сараево, — улыбнулся человек из МИ6. — У вас тут ничего нет выпить? Нет? Жаль. Как прошел полет? Немного трясло? — Есть у вас для нас информация? — спросил у него Дохерти. — Да нет, ничего особенного. Но я узнал людей, которые прекрасно знают Завик. Они смогут рассказать вам... — А что слышно о Нене Рив? Торнтон затянулся и оглядел комнату в поисках пепельницы. Клинок взял одну с прикроватной тумбочки и протянул ему. — Благодарю, — сказал он, едва не уронив пепел мимо. — Эта женщина словно растворилась в воздухе. Я ходил в госпиталь, разговаривал с ее боссом и коллегами, но никто ничего не может сказать. Я тайком, разумеется, осмотрел ее комнату, но из находящегося там нельзя понять, куда она делась. О, я даже морг проверил на всякий случай. Кроме шуток. Дохерти задумчиво смотрел на него. — Как вы оцениваете наши шансы добраться до Завика? — спросил он. Торнтон пожал плечами. — Информацией о ситуации там я не обладаю... — Меня больше интересует, как мы можем выбраться из Сараева. — А, ну над этим я работал. Один из лидеров мусульманской милиции готов помочь при условии, что и его интересы будут соблюдены. Мы должны были встретиться сегодня утром, но мой переводчик исчез... — Разве вы не говорите по-сербскохорватски? — прервал его Дохерти, стараясь скрыть недоумение. Если Торнтон и заметил это, то ничуть не смутился. — В наши дни в этом нет такой уж необходимости — практически все люди говорят по-английски. Но не беспокойтесь, завтра я разыщу его. — Хорошо, — сказал Дохерти. — Есть какие-нибудь новости о самом Риве? — Больше ничего не было. А потом, вы же знаете эти слухи. Хорваты уверяют, что сербы заживо сожгли всех его людей в Завике, в церкви. Сербы заявляют, что им доподлинно известно, что его отряд головорезов расправился с жителями нескольких деревень на территории сербов. Мусульмане утверждают, что он разрушил мечеть в Завике и заставил их детей есть свинину. Обычные россказни. — А из Завика не было беженцев? — Нет, таковых не обнаружено ни на побережье, ни в Загребе. Что бы там ни происходило, но похоже, что местные жители или не могут, или не хотят уходить оттуда. — Вот как? — Вот так. Телефонной связи с ним, разумеется, нет, а само местечко находится вдали от оживленных дорог, высоко в горах. А поскольку территория, на которой оно находится, контролируется сербами, то, вероятно, город окружен или по крайней мере блокирован. Но точно никто не знает. Ходят слухи, что пропавший американец — вы слышали о нем? — ну, он исчез неделю назад отсюда, пытался пробраться в Завик. — Как его звали? — Бэйли, по-моему. Можете порасспросить других американцев. Торнтон полез за очередной сигаретой и обнаружил, что пачка пуста. — Завтра я встречусь с Муфтиком, — сказал он, поднимаясь и потирая шею. — Вечером буду в баре. — В восемь часов будете? — спросил Дохерти. — Конечно, я ведь там провожу каждый вечер. — Не сомневаюсь, — пробормотал Дохерти, когда шаги человека из МИ6 затихли в коридоре. — Что за ничтожество! — пробормотал Дама. — Чеширцы помочь не могут, а этот алкоголик не желает, — сказал Клинок. — Похоже, босс, рассчитывать придется только на самих себя. Дохерти улыбнулся. — Похоже. Но есть и хорошая новость. Если он разговаривал только с теми работниками госпиталя, которые владеют английским, то у Криса есть шанс раскопать то, что тот пропустил. Около полудня Дохерти и Крис вышли из отеля. Серые тучи все еще висели над городом, но уже выше, так что видны были вершины холмов по обе стороны долины. Пара часов прошла, а на город не упал ни один снаряд. Госпиталь, в котором работала Нена Рив, располагался в старом городе, с милю или около того вдоль долины на восток. Дохерти и Крис прошли по слегка поднимавшейся вверх улице Маршала Тито, торопливо пробираясь от подъезда к подъезду в местах, кажущихся уязвимыми, и проносясь бегом, как сумасшедшие, через открытые пространства. Дохерти вспомнил, как в Глазго они ходили с матерью по магазинам и, оставаясь с братом на улице, бегали друг за другом от одного фонарного столба к другому. Однако заниматься тем же самым в Сараеве в почтенном возрасте казалось ему немного неестественным, впрочем, только до того момента, когда пуля снайпера, просвистев мимо его головы, выбила кусок бордюрного камня на противоположной стороне улицы. Дохерти стремглав пронесся через открытое пространство и, посмотрев вверх, увидел, как ему из-за полузабитого окна беззубо улыбается какая-то старуха. Она сказала что-то по-сербскохорватски, и Крис перевел: «Чуть-чуть не попали». Дохерти решил, что это открытое пространство служит ей своего рода телевизором, с которым не так скучно. Избавившись таким образом от ощущения нереальности, Дохерти с напарником продолжили свое неравномерное передвижение, и оба вздохнули с облегчением, оказавшись на узких улочках старого города. Руководствуясь картой Бриндли, они без труда отыскали госпиталь. Его стены и окна пострадали еще больше, чем гостиничные, а ступени главного входа были усеяны осколками стекла, как в здании аэропорта. Здесь было в избытке бойцов в мундирах боснийских правительственных войск, хотя понять, что они на самом деле охраняли, было трудно. Большинство из них просто стояли с каменными лицами, безучастно взирая на поток заплаканных посетителей. Дохерти и Крис прошли внутрь, и лингвистическое искусство последнего довело их до кабинета главного врача. Та, с покрасневшими глазами на осунувшемся лице, сидела за письменным столом, заваленным различными бумагами. «Вам надо повидаться с доктором Разнатовичем», — сказала она: тот был начальником Нены Рив. Юный санитар — не старше пятнадцати лет — повел их лабиринтами коридоров мимо лежащих на полу пациентов, одни просто с переломами, другие с открытыми ранами и искаженными болью лицами, а кое-кто и с безмятежной печатью умиротворенности — верным признаком отхода в мир иной. Один коридор был забрызган кровью, словно здесь кого-то проволокли. У доктора Разнатовича был небольшой перерыв между операциями, и он куда-то страшно торопился, хотя и хотел быть чем-то полезным, узнав, что речь идет о Нене Рив. По-английски он говорил в совершенстве, и потому вряд ли они могли узнать от него больше, чем Торнтон. — Я плохо знал ее, — сказал он, стуча по водопроводному крану в надежде извлечь хоть немного воды. — Но знаю, что она хороший врач и что осталась здесь, когда многие уезжали. Мы болтали несколько раз, когда работали вместе, но это и все. Сараево не то место, где после работы можно пойти и спокойно выпить, — добавил он, слегка улыбаясь. Дохерти спросил, не знает ли Разнатович кого-нибудь из близких друзей Нены по госпиталю. Тот не знал, но предложил попытаться узнать у одной из сестер, сестры Родзич. Юный санитар, который во время беседы не спускал с них зачарованного взгляда, повел их в новое путешествие по коридорам. Сестра Родзич буквально засыпала на ходу и потому была только рада передышке, оказавшись в кресле. По-английски она не говорила, и это было добрым знаком. Но и она не сообщила им ничего полезного. Лишь когда они уже собрались уходить, она кое-что вспомнила. — Дзилана Бегович. Кажется, Нена иногда играла с ней в сквош. В подвале у нас есть корты. Санитар повел их дальше, на этот раз мимо детской палаты, где ряд за рядом стояли койки, а на них, немилосердно исхудавшие, лежали детишки, провожая их скорбными взглядами. Дзилану Бегович они нашли с руками буквально по локоть в крови. Ей повезло больше, чем Разнатовичу: из ее крана текла тонкая струйка воды. — Да, я знаю Нену Рив, — сказала она, — но времени на разговоры у меня нет. — Это важно, — сказал Крис, понимая, насколько легковесно звучат эти слова для человека, который каждый день спасает чьи-то жизни. Дзилана задумалась, облокотившись о раковину. — О’кей, — сказала она спустя несколько секунд и посмотрела на свои часики. — Я освобожусь через час. И как только смогу, встречусь с вами в кафе «Принцип». Это на улице Боскаржича, — добавила она и удалилась. — Куца теперь? — по-сербскохорватски спросил санитар. — В морг, видимо, — нехотя сказал Дохерти. На своем веку он насмотрелся на раненых, на кровь и боль, но все же увиденное в этом госпитале ошеломило его. — Это сюда, — объявил санитар, после того как Крис перевел слова Дохерти. Юноша проводил их вверх на два пролета по лестнице, затем по длинному коридору и по соединительному между двумя корпусами проходу с выбитыми окнами. Запах появился прежде, чем они добрались до морга, и потому резкий аромат сливовицы, выдыхаемый смотрителем этого заведения, ощущался даже с облегчением. — К нам за день прибывает до двадцати покойников, — с гордостью сообщил им смотритель, — а земля чертовски стылая сейчас, если даже вы настолько сумасшедший, что не боитесь показаться на кладбище. Сербские снайперы любят охотиться за похоронными процессиями, — пояснил он. — Мы просто хотим проверить, нет ли туг нашего друга, — сказал Крис. — Что ж, будьте моими гостями. — Оставайся здесь, — сказал Дохерти Крису: не было необходимости вдвоем заниматься этим делом. Он медленно пошел по проходам между рядами трупов. У некоторых в ранах что-то шевелилось, и Дохерти вспомнил наставления Клинка о червях — те питаются только мертвой плотью. Что ж, здесь им предложена именно такая. Интересно, если наглухо закрыть сюда двери, черви все пожрут? Дохерти пошел назад по другому проходу. Нены Рив здесь не было. Зато здесь были чьи-то еще друзья. Благодарить ли их за это? Интересно, как быстро люди восстанавливаются после таких вот зрелищ, после поиска родственников здесь? И тут он краешком сознания понял, что творится в душе его собственной жены. — Спасибо, — сказал он смотрителю. Санитар отвел их к главному входу, и Дохерти попытался предложить ему пятидолларовую банкноту, но юноша отказался. Выходя из дверей, Дохерти оглянулся. Парень таращился им вслед с благоговением, словно выпало ему счастье повстречаться с гостями с другой планеты.