— Оа, — прошептал в ответ Клинок, использовав половину запаса сербскохорватских слов и жался, что не знает, как сказать «подождите». Хныканье внутри вдруг смолкло, и несколько секунд тишину нарушал лишь звук его собственного дыхания. Затем внутри комнаты послышался выстрел, затем об пол клацнуло что-то металлическое, а затем и что-то тяжелое с глухим стуком ударилось о дерево. Клинок приложил глаз к щелке между дверью и косяком, а потом устало поднялся на ноги. — Все о’кей, — прокричал он вниз. Внутри комнаты он обнаружил юношу — лет пятнадцати, как он определил, — неуклюже лежащего на полу. Тот отстрелил себе половину головы. Посреди комнаты лежал АК-47. «Но почему?» — спросил себя Клинок. Он повернул голову и нашел ответ. На кровати лежала девушка не старше этого юноши, обнаженная, с носком во рту и шарфом, туго затянутым вокруг шеи. Он вытащил носок и развязал шарф, почти оцепенев и подавляя бессвязный крик. Пощупав сонную артерию, он ощутил пульс. Пульс слабый, но девушка дышала, еле-еле, и вокруг губ уже проявилась синева. На теле видимых повреждений не было, не считая покраснения вокруг влагалища, и Клинок перевернул ее, выпрямив ей руку и ногу. Дыхание стало свободнее. В дверях показался Абдулагу, оглядел сцену и произнес что-то на родном языке, и в этой фразе, казалось, одновременно проявились и удивление, и смирение, и печаль. Он подошел и стал рядом с Клинком у кровати. — С ней все в порядке? — спросил он. Словно отвечая на этот вопрос, девушка открыла глаза. Сначала веки поднимались как бы нехотя, но потом вдруг испуганно взметнулись вверх. Абдулагу что-то сказал и взял ее за руку. Девушка затрепетала. Клинок осмотрелся, ища ее одежду, но ничего не нашел. Тоща он сорвал занавеску с окна и накрыл ее, пока она всматривалась в его лицо, пытаясь понять, что происходит. Он отвернулся и с минуту постоял так, о чем-то лихорадочно размышляя. — Останься с ней, — сказал он боснийцу, стараясь мимикой внушить ему смысл сказанного. Абдулагу кивнул. — Она пойдет с нами, — сказал он. Клинок вышел из комнаты и, проходя мимо двух лежащих трупов, не удержался и пнул один из них. И тут впервые в жизни он потерял над собой контроль и до тех пор пинал безжизненные тела, пока не появился Абдулагу и мягко не отвел его в сторону. Находящийся в спортзале Дохерти услышал донесшиеся издалека слабые звуки двух ружейных выстрелов. Весьма сомнительно было, чтобы эти звуки насторожили кого-нибудь в городе, и переживал он только за то, как бы одна из пуль не досталась Клинку или тем двум боснийцам. В самом же зале Хаджриджа и Нена, переходя от одной женщины к другой, объясняли, что произошло и куда их забирают. Это отнимало много времени, но Дохерти понимал, что торопить процесс нельзя. Нена медленно и тщательно объяснила, словно разговаривая с ребенком: — Эти женщины однажды уже оказались в автобусе, без объяснений, и очутились здесь; и нельзя их вновь посадить в автобус, не объяснив, куда и зачем их везут. Реакция женщин, как и ожидалось, была самой разнообразной. Некоторые впадали в шок, пусто таращась в пространство, словно внезапно сойдя с ума. На других вдруг нападала такая усталость, словно они не спали несколько дней и ночей. Многие вели себя как безумные, отказываясь поверить в происшедшее и в то, о чем им говорят. Некоторые были просто вне себя от злости. Состояние рассудка Нены оценить было трудно. Дохерти в основном помнил ее как женщину, готовую посмеяться, полную энтузиазма, не умеющую скрывать свои эмоции. Но он также чувствовал, что она сосредоточена и внутри себя — от Рива он знал, насколько серьезен ее настрой стать доктором, — однако это редко проявлялось в общении с другими. Женщина, которую он видел теперь при тусклом освещении зала, имела мало общего с той, прежней, которую он знал. «Что же это за люди, которые занимаются подобными вещами?» — спросил себя Дохерти. Он всегда терпел неудачу, пытаясь представить себе людей, которые, например, руководили немецкими концентрационными лагерями, и теперь обнаружил, что все равно не может понять таких людей. Любой может потерять человеческий облик под влиянием момента или на период даже довольно продолжительного стресса, но тут было что-то другое. На ум пришло слово «зло», но слово оставалось лишь словом, не объясняя ничего. — Босс, — сказал у плеча Крис. — Только что вернулся Кал так. КПП захвачен нами, но они там обнаружили девушку в плохом состоянии. Придется ее забрать с собой. Дохерти опустил лицо в ладони. — Хорошо, — сказал он и убрал руки. — Как дела у Дамы? — Он и Хаджич только что вернулись, где-то стянув бензин. Сейчас заливают бензобак автобуса. А как у нас дела тут? — Почти все наготове, я думаю. — Он посмотрел на часы. — Сербы, должно быть, удивятся, где же их женщины. — Жаль, что нет времени разнести этот мотель до основания, — сказал Крис. — Н-да. — Кто на чем поедет, босс? — Я бы хотел, чтобы автобус вел Клинок — он самый сумасшедший и лучший из водителей, которых я видел. Сопровождать его будет Дама. Ты и я поедем на грузовике с боснийски ми ребятами. И мне кажется, нам надо прихватить с собой двух этих пленников. — Он потер глаза. — А пока все на автобусе доедем до КПП. К ним подошла Хаджриджа. — Мы готовы, — сказала она почти укоризненно. —А вы? — Да, — ответил Дохерти. Она обернулась и что-то сказала женщинам, которые стали подниматься на ноги. Еще несколько слов, и те гуськом двинулись на выход, бросая на мужчин злые взгляды. Замыкала их процессию Нена. Она встряхнула золотистой гривой распущенных волос и тут же напомнила Дохерти ту, знакомую Нену. — А что ты тут делаешь, Джеми? — спросила она. — Или это просто совпадение, что ты оказался здесь? — Нет, — сказал он. — Мы искали тебя и узнали, что ты находишься в этом месте... — А зачем вы искали меня? — Из-за Рива. Она посмотрела на него. Ей всегда нравился Дохерти, нравилась его жена-аргентинка, нравилось, как они жили вместе. Она даже вспоминала о них вчера, размышляя над своими взаимоотношениями с Ривом. Похоже, Исабель и Джеми нашли хрупкое равновесие между независимостью и привязанностью друг к другу. Это так непросто. А вот они с Ривом никак не могли справиться с этой ситуацией. Она окинула взглядом опустевший зал. — Разве женам сасовцев уже не позволяют уходить от своих мужей? — пробормотала она голосом, в котором смешались усталость, вызов и горечь. Автобус с выключенным двигателем по инерции вкатился на стоянку спортзала. Женщины забрались внутрь, заполнив тридцать восемь сидений из сорока двух. Двум пленникам приказали сесть в проходе, что они и сделали, закрыв головы руками, словно в ожидании града ударов от женщин, которых они охраняли. Калтак сел за руль, остальные бойцы отряда сгрудились впереди автобуса. Когда они вывернули на главную дорогу, Дохерги бросил взгляд назад, в направлении реки и мотеля. Никто не выходил посмотреть, не возвращался ли грузовик. То ли везло, то ли сербы перепились или объелись таблеток. Через минуту автобус подъехал к КПП. Клинок занес внутрь тепло укутанную девушку и передал ее Хаджриджу. Йена приступила к осмотру. — У тебя все в порядке? — спросил Дохерти у Клинка. Тот мрачно улыбнулся. — У меня-то прекрасно, — сказал он. «А по виду и не скажешь», — подумал Дохерти. — Ты поведешь автобус, — сказал он. — Хорошо, — ответил Клинок, оглядывая тускло освещенные лица женщин в глубине автобуса. — Просто следуй за грузовиком, — сказал Дохерти. — Если понадобится отдых, тебя сменит Дама. — Он еще проинструктировал Клинка, вышел из автобуса и пошел к грузовику. Забравшись в кабину, где уже ждали Хаджич и Беган, он кивнул в ответ на вопросительное выражение лица водителя. Грузовик тронулся, и в зеркало заднего вида Дохерти отметил, что неосвещенный автобус следует сзади на расстоянии ярдов тридцати. Никто бы в свете фар грузовика и не догадался, что позади едет автобус, разве что оказавшись уже позади грузовика. Они ехали по узкой долине, несколько раз переезжая петляющую в замкнутом пространстве реку. Где-то там впереди им предстояло пересечь линию, разделяющую территории, контролируемые соответственно сербами и мусульманами. Наверняка должны были встретиться какие-то блокпосты, а может быть, и немедленный предупредительный огонь. И чем быстрее они доберутся до этой линии, тем меньше шансов, что их там уже будут ждать, подумал Дохерти. Он не переставал удивляться, что никто так и не пошел искать грузовик в Вогоске. Может быть, сейчас уже хватились и обнаружили лишь опустевший спортзал. Он подумал: «Может быть, стоит остановиться и перерезать телефонные провода?» — но счел это напрасной тратой времени: ведь сербы тогда воспользуются рацией. Еще он подумал: «Не пустить ли автобус впереди? Ведь если придется пробиваться сквозь неожиданную преграду, задний автомобиль будет наиболее уязвим. Но, с другой стороны, если они с ходу налетят на неприятеля...» Дохерти приказал себе прекратить сомневаться в уже принятых решениях. Едущий сзади Клинок ориентировался на огни движущегося впереди грузовика. Это был излюбленный трюк Дохерти — превращать два автомобиля в один; нечто похожее они проделывали и в Аргентине во время побега из того города, где они с Беном взяли «языка». И тогда тоже была ночь. Такая же, как эта. И хотя в Аргентине было трудно, но происходящее там воспринималось как приключение. Надо сделать так, чтобы и происходящее здесь воспринималось так же. Надо так сделать. Он глянул на Даму, сидящего с МР5 на коленях, с лицом, не отражающим никаких эмоций. «Интересно, а что у него скрывается внутри? — подумал Клинок. — Может быть, ничего. А может быть, и Дама, подобно ему, Клинку, относится к тем людям, которые не готовятся к тому, что произойдет, а просто всегда готовы иметь дело с реальностью». Матушка, как правило, любила повторять ему: «Когда-нибудь ты дождешься». — «Дождусь чего?» — «Вот как дождешься, тоща и увидишь». Он понимал, что действует ей на нервы таким своим поведением, но, с другой стороны, ей чем-то нравилось, что он так ведет себя. Он глянул в зеркало заднего вида. Хаджриджа сидела, держа на коленях ту девушку и глядя в окно. Он понял, что ничего не знает о ней, как это было с другими женщинами, которыми он всерьез увлекался, и на этот раз это было почему-то важно для него. Луна стояла уже высоко, освещая призрачным светом долину. Грузовик и автобус проехали под мостом, по которому шла железная дорога из Сараева; рельсовый путь вскоре повернул и побежал вдоль автострады. Слева по камням скакала река из Вогоски, чтобы дальше впиться в полноводную Миляжку. Со всех сторон неровная линия гор выделялась на звездном небе. В свете фар грузовика показался какой-то дорожный знак. — По какой дороге ехать? — спросил Беган командира, притормаживая. — Обе дороги ведут в Високо, — сообщил Хаджич Дохерти. — По главной автостраде легче ехать, но зато на второстепенной меньше шансов нарваться на пост. — Значит, покидаем автостраду, — предложил Дохерти, глянув на часы. Шел четвертый час. — О’кей, — согласился Хаджич. Он что-то сказал на своем языке водителю, и тот поехал по правой дороге. Дорога бежала мимо небольших голых полей и втягивалась в туннели из хвойных деревьев. На протяжении нескольких миль следовали различные повороты, спуски и подъемы, пока внезапно дорога не выскочила к маленькому городку. И после череды крутых поворотов они пересекли железную дорогу и проехали мимо указателя, обозначавшего, что они въезжают в Семизовач. Поначалу город казался вымершим, большинство домов были сожжены или взорваны, но, когда грузовик въехал на главную площадь, вдоль одной из ее сторон показалась шеренга военных автомобилей. Недалеко горела жаровня, вокруг стояли солдаты, обратив освещенные огнем лица к неожиданным визитерам. Грузовик и автобус так и оставили их таращиться, проехав дальше по главной улице.