Как же стыдно! Лучше вовсе уйти… Но как встаю, так и сажусь обратно, ведомая уверенным жестом Владислава Владленовича. — Мне нужно идти на рабочее место, — отзываюсь тихонько, уставившись на свои лежащие на коленях руки. — Очень верное решение, — тут же подхватывает Владлен Леонидович. — Нет, — тут же отрицательно реагирует босс. — Алена останется здесь. Ей нужно время успокоиться. А вот мы с вами сходим прогуляемся, есть что обсудить, — шагает в сторону родителей. Я не смотрю в их сторону и не вижу лиц, но уверена, что сказанное им не по нраву. — Может хоть сперва познакомишь нас с той, кто скоро родит нам внука? Вдох и никакого выдоха. Вот бы еще сквозь пол провалиться, но, увы, такого умения людям не дано. К сожалению. Но как же неловко. Ужас просто. Даже со словами не нахожусь так сразу. А потом и не приходится. — Позже. Сейчас ей надо немного успокоиться. Она и без того сильно перенервничала. А пока вам все объясню я. Идемте, — велит Владислав Владленович и первым направляется на выход. Попутно и родных разворачивает лицом к дверям. Практически выталкивает за дверь. Сам задерживается ненадолго. — В правом верхнем ящике есть шоколадка, съешь, — выдает новым велением. — И ванильный мокко себе тоже обязательно сделай. И сегодня поработай лучше здесь. Останешься в приемной, и я не могу дать гарантию, что никто не станет донимать хождениями в попытке узнать подробности произошедшего, — и не дожидаясь моего ответа, уходит, плотно прикрыв за собой дверь. Я действительно остаюсь одна. Со стоном накрываю лицо обеими ладонями и наклоняюсь вперед, утыкаясь лбом в колени. Ну, вот как можно было попасть в такую идиотскую ситуацию? Ладно Боря, черт с ним, пусть думает, что хочет, его мнение вообще больше не трогает, сплетни сотрудников тоже можно пережить, а вот то, что свидетелями моих неосторожных слов стали родители начальника — это фиаско! Представляю, что они теперь обо мне думают. Можно успокоить себя тем, что их сын сам вписался в отцы моему нерожденному ребенку, и я здесь не причем, не заставляла так говорить, да только именно моя несдержанность привела к такому исходу. Владислав Владленович просто слишком благороден, чтобы бросить даму в беде. — Тоже мне дама в беде, — фыркаю невесело на собственные мысли. — Ты, Алена, кто угодно, но не она. Скорее дурочка с переулочка. Совсем не думаешь, что говоришь. И никакие гормоны оправданием здесь служить не могут. Лишь природная дурость. А ее, как оказалось, во мне полным-полно. Иначе бы давно заметила предательство мужа и не чувствовала себя такой идиоткой. Как можно было быть такой слепой? Второй день задаюсь вопросом и не нахожу ответа. Просто потому что не ждала ничего такого от человека, с которым столько лет прожила вместе под одной крышей. Да и кто вообще ждет предательства от близких людей? Ибо если семье не доверять, то кому вообще тогда доверять? Как и нет смысла в таком случае создавать эту самую семью. И я опять погружаюсь в депрессию… Лучше и правда поступить, как велел Владислав Владленович. Да и работа сама себя не сделает. Тем и занимаюсь. Сперва снимаю с себя верхнюю одежду и переобуваюсь в офисные балетки, после ставлю готовить себе ванильный мокко, а пока машина смешивает ингредиенты переношу ноутбук в кабинет босса. И шоколадку, чуть подумав, тоже вытаскиваю из ящика. И раз уж все равно обнаглела, приватизирую у начальства еще и кресло: большое, кожаное и чертовски удобное. В которое я усаживаюсь вместе с ногами, предварительно разувшись. В общем, устраиваюсь за чужим столом с максимальным комфортом. Ну а что? Сам разрешил! Именно в таком виде и застает меня по возвращению господин Бестужев. Я его появление, кстати, пропускаю, занятая тем, что сижу в повернутом спинкой ко входу кресле и по телефону ругаюсь с бухгалтерией, которая опять зажала деньги на рекламу. — Тамара Павловна, я понимаю, что вы хотели, как лучше, но ваша работа заключается не в экономии бюджета, а в его распределении на прописанные руководством нужды компании. Не надо, пожалуйста, своевольничать. Я устала получать жалобы от руководителей других отделов на то, что из-за того, что они не получили вовремя нужную сумму, у них встал рабочий процесс. Или и того хуже, клиент жалобу подал. Женщина спорит со мной, доказывая мне свою точку зрения. Я, прикрыв глаза, терпеливо жду, когда она выговорится. Будь Тамара Павловна помоложе, я бы была более непримирима, но ей уже пятьдесят девять, и работает она на нашу компанию с самого ее открытия, поэтому Владислав Владленович и не увольняет ее, из уважения к стажу и сотрудничеству. Все же до пенсии человеку осталось всего ничего, и некрасиво выгонять работницу накануне официального ухода. И с одной стороны я с ним согласна, а с другой — не он выслушивает жалобы на постоянной основе. — Тамара Павловна, давайте вы сейчас сделаете, как вам сказано, а потом мы с вами вместе подумаем, где и на чем можно сэкономить без вреда для развития компании, хорошо? — вношу устало альтернативой. И, о, чудо, получаю долгожданное согласие, спешно отключаю вызов и выдыхаю, потирая лоб. Каждый раз с ней одно и то же. Ох, уж эти советские нравы и вечное стремление сэкономить на всем, что можно и нельзя. Беда в наш двадцать первый век. Не то, чтобы я не согласна с тем, что не нужно экономить, но надо различать, где стоит и нет этого делать. — В следующий раз буду перенаправлять эти жалобы напрямую вам, Владислав Владленович, сами разбирайтесь с вашими излишне озабоченными бюджетом личностями, — бурчу себе под нос, откидываясь на спинку кресла. И тут же вздрагиваю, заслышав веселое: — Да вы и без меня отлично справляетесь, Алена Игоревна. Давайте вы лучше продолжите сидеть в моем кресле и дальше, а я — отдыхать? Едва не падаю с этого самого кресла, так резко разворачиваюсь в сторону двери, на пороге которой застыла массивная фигура босса. — А-а… я тут вот… работаю, — мямлю растерянно, смотрю на телефон начальства, которым пришлось воспользоваться, раз уж собственный недоступен, и спешу вернуть его на место. Выходит не сразу. Руки будто забыли, как держать предметы, и я дважды роняю трубку, прежде чем положить ее на место. — Я вижу, — усмехается мужчина. — У вас хорошо получается, — шагает в мою сторону. — И кресло мое вам идет. Я тут же спешу встать с упомянутого, чувствуя себя еще более неловко, чем прежде. Все-таки плохая это была идея — пользоваться благами начальства, пусть даже с его разрешения. Куда теперь себя девать, не знаю. — Я… да… простите, — каюсь со вздохом. — Как прошел разговор с родителями? — спешу отвлечь его от своих промахов. — Отлично прошел, — получаю ответ. — Они все поняли? — уточняю с надеждой. И не считают меня падшей женщиной… Смешно, но их мнение для меня почему-то куда более важно, чем того же Бориса. О последнем вообще думать не хочется. И так прекрасно знаю, что он обо мне теперь думает. Сам сказал перед уходом. Ну и ладно. Зато я сохранила свой секрет от него, что гораздо важнее. Вместо ответа Владислав Владленович идет ко мне. И я с замиранием сердца слежу за его приближением. И чем меньше становится дистанция между нами, тем быстрее оно колотится. Мужчина останавливается в шаге от меня, разглядывая неожиданно пристально и несколько задумчиво. — Что? — шепчу, готовая услышать все только самое плохое. — Да вот думаю, — прищуривается босс. — О чем? — Стоит ли делать то, что хочу, или лучше подождать? Ничего не понятно, но очень интересно. — Считаю, что когда чего-то очень хочется, не стоит себе в этом отказывать, — помогаю, как могу, ему с выбором. — И то верно, — усмехается он. И прежде чем я успеваю переварить его ответ, он одним широким шагом окончательно стирает расстояние между нами, а затем достает из кармана кольцо. О котором я до этого мгновения не особо и помнила. То, которое так отчаянно себе желает вернуть мой муж. — Вы это хотели сделать? — интересуюсь холодно, с ненавистью глядя на блеск металла в обрамлении бриллиантов. Украшение забирать не спешу. Если только, чтобы пойти и швырнуть его в рожу предателя. А еще лучше засунуть в рот, пусть глотает и наслаждается тем, что оно теперь всегда будет с ним. Не думала никогда, что могу чувствовать к кому-то такую ненависть и желать всего самого плохого. А ведь я так успешно избегала этот час воспоминаний о нём. — Нет, — отвечает Владислав Владленович. — Сделать я хотел иное. — И что же? Вместо ответа мужчина обратно сжимает кольцо в своей ладони, а затем касается свободной моего подбородка, вынуждая приподнять голову и взглянуть на него. — Это, — произносит едва слышно, склоняется и… целует. Глава 14 Целует. Он. Меня. Целует! Настолько теряюсь, что не сопротивляюсь, позволяя его губам и дальше творить, что им вздумается. А хочется им много чего, несмотря на мягкость в действиях. Меня буквально топит в ощущениях ласки и нежности. Я медленно, но верно погружаюсь в них, как если бы и впрямь тонула в морской пучине, глядя в глаза того же цвета, что и она. Мне хочется позвать его по имени, попросить прекратить это безумие, и я почти это делаю, но именно в этот момент мужские пальцы отпускают мой подбородок и принимаются неспешно скользить вниз по шее, оставляя на своём месте невидимую линию, сотканную из мурашек. Они непослушной толпой разбегаются в стороны, покрывая кожу плеч и рук. Из горла вырывается тихий то ли писк, то ли хрип. И сама не знаю. Ничего уже не знаю. Не понимаю. Себя в том числе. Просто прикрываю глаза и наслаждаюсь каждым мгновением легкости, что пробуждают действия мужчины. Так хорошо… Никогда не было. Все заканчивается слишком неожиданно и быстро. Я не сразу осознаю это. Открываю глаза и еще некоторое время смотрю в чужой взор с приоткрытым ртом, позабыв о том, что надо дышать, жду, что мужчина продолжит, но этого не происходит. А вместе с тем и в моем сознании проясняется. Мысли тут же в хаотичном порядке принимаются анализировать произошедшее, и… — Зачем вы это сделали? Очень хотелось, чтобы вышло возмущенно, но мой голос слишком слаб, а растерянность сильна. Не то, чтобы я не понимала, для чего мужчина вдруг целует женщину, но… это же безумие! Невозможно! — Отвечу позже, а сейчас подготовьте все для совещания. Оно состоится уже через пятнадцать минут. Босс отстраняется, но не отходит. Сперва кладет на стол злосчастное кольцо. Только после этого уходит. Покидает кабинет, оставляя меня одну переваривать произошедшее, которое категорически отказывается перевариваться, снова и снова заставляя переживать ощущения в момент поцелуя.