И снова пытаюсь захватить в легкие так нужный им кислород. Но его нет. Ничего нет. И Влада нет. И я будто не живая. Как ночная изморозь на ветках деревьев. А еще вчера шел дождь, и мы с Владом под ним гуляли. И я чувствовала себя живой и нужной. Сегодня… ничего нет. И меня нет. Лишь визг тормозов откуда-то сбоку, мгновение боли, а затем… ничего. В себя прихожу лежа на кровати. Кажется, я переспала, потому что в голове слишком мутно и тяжело. Глаза совсем не хотят открываться, я буквально заставляю себя это сделать. Черт, что ж так плохо-то? Будто меня камазом переехало. И тошнит опять. Надоело, в самом деле. А еще я, кажется, отлежала себе левое бедро, ибо болит неимоверно. Ладно, вдох и надо все-таки попытаться встать. — Куда? — слышится внезапно откуда-то сбоку. Глаза я все-таки открываю. Чтобы растерянно замереть. Я нахожусь в больничной палате с зелеными стенами, лежащая на койке, подключенная к разным приборам. В руку капает система, а рядом стоит… — Валентина Петровна? — Ну и напугала ты нас, — качает она головой, проверяя показатели прибора. — Когда тебя привезли с кровотечением, думала, все, не сохраним ребеночка, настолько сильное оно было. — Кровотечение? — повторяю за ней хмуро. Больше ничего не говорю. На мозг калейдоскопом обрушиваются воспоминания произошедшего. Наше утро с Владом, его подарок, мои сборы в магазин с его бабушкой, а потом появление незнакомки с ребенком. Точнее, жены и сына. Только на этот раз я не чувствую удушающих объятий обморока , лишь тошноту, которая с каждым пройденным мгновением становится все нестерпимей. — Вале… — хочу предупредить, но не успеваю. Меня тошнит прямо на постель. — Ох, сейчас-сейчас, — тут же начинает активничать женщина. Мне хочется попросить ее не мельтешить, потому что от этого только голова кружиться больше и тошнит сильнее прежнего. Но все, что я могу, это просто ухватить ее за край халата и упасть обратно на подушку. Слабость просто дикая. — Ничего, это пройдет, потерпи. Реакция организма на железо. Я сейчас… Не знаю, что она имеет в виду, да и не интересно. Прикрыв глаза, я просто пытаюсь отрешиться от всего и систематизировать узнанное. Я явно в клинике близнецов. И простая скорая сюда вряд ли бы меня привезла. Значит, вызвал кто-то знакомый. Влад? Но он должен был вернуться только к вечеру, значит отпадает. Тогда кто? Впрочем, ответ на этот свой вопрос я получаю уже вскоре. Как только вызванная Валентиной Петровной санитарка меняет испачканное белье на чистое вместе с одеялом. Тогда же вместе с врачом входит та, кого уж точно не ожидаю тут увидеть. — Бабушка Мила? — удивляюсь. И та чуть ли не на колени передо мной падает, начиная плакать и причитать. — Ты прости меня, девонька, я ж не специально. Я ж только вывернула из-за угла дома, а тут ты и сразу на дорогу. Вот я и не успела вовремя затормозить, дура грешная. А я смотрю на нее и все, что меня интересует, к чему этот спектакль и доброе отношение, если у Влада уже есть жена и ребенок? Даже ненароком думаю, что может она специально меня сбила? В сговоре с законной супругой Влада. Появились ведь обе одновременно. Глупость, конечно, с учетом, как убивается старушка из-за случившегося. Но вдруг тоже спектакль? Я уже ничему не удивлюсь. И все же не могу не поинтересоваться: — Баб Мил, а Влад правда женат? Все ее причитания тут же прекращаются. Она поднимается с колен на ноги, утирая слезы с щек, глядя на меня с таким видом, будто я только что глупость какую-то сморозила. Но не успеваю я расслабиться, как она отводит свой взор и шумно вздыхает. — Только не врите, — прошу я у нее. — Я ее видела. И ее, и их сына. Милослава Дмитриевна поджимает губы в недовольстве. — Вернулась, значит, змея… — Значит, правда? — уточняю я упавшим голосом. — Правда, Аленка, правда, — вздыхает старушка. — Уж не знаю, чем она его привлекла, но он, как увидел ее на одной встрече много лет назад, так и пропал. Мы как только не пытались его переубедить, но он втемяшил себе в голову, что любит эту мегеру, и все. Никого не слушал. А потом ребенок родился… — повторно вздыхает. Вот оно как… — Зачем ему тогда я? Зачем он меня с вами всеми познакомил? Ребенка обещал признать? Жить вместе предложил. Я не понимаю… И вы… вы все приняли меня, заставили почувствовать нужной и родной, хотя знали, что это все неправда. Зачем? Спокойней, Алена, не стоит скатываться в истерику. Все хорошо. Ну или обязательно будет. Верь в это. — Влад попросил. — Зачем? Я повторялась, да, но это же чушь какая-то несусветная! — Да не знаю я, Аленка! — вскидывается бабушка, тоже раздражаясь от нашего разговора. — Не знаю. Лично я понадеялась, что ты сможешь отвлечь его от этой грымзы-жены. Ты ж мне действительно понравилась, девонька, — улыбается сквозь слезы. — Такая чистая, светлая, открытая девочка. Я как тебя увидела, так сразу и влюбилась. Ты ж бриллиант чистой воды, каких сейчас крайне мало. Сразу поняла, что если и может сделать нашего Владушку счастливым, так это ты. А эта его Дурьяна — стерва, жадная до денег. Не нужен он ей никогда не был. Только его кошелек. Проститутка, прости оспади! — крестится на сказанное. — До сих пор не понимаю, что он в ней нашел. Ай, ну его! Доведет меня, заморожу свои активы и пусть дальше строит бизнес, как хочет. Вопреки обиде я все же смеюсь. Так забавно она выглядит в злом амплуа. — И как заморозите? Это разве возможно? — Ну, девочка моя, при желании возможно все, особенно там, где есть нужные связи, — подмигивает Милослава Дмитриевна мне ободряюще. Я же качаю головой. — Нет, не надо. Не хочу, чтобы из-за меня рухнул ваш семейный бизнес. — Так я ж не насовсем. Пока не одумается. — Все равно не надо, — отказываюсь. — Лучше сделайте так, чтобы мы с ним пока не встречались. Хочу побыть немного одна, прийти в себя и вообще. Если, конечно, он захочет со мной встречаться… Но то я оставила при себе. — Ты его не простишь, да? — расстроенно уточняет старушка. Я в ответ лишь пожимаю плечами. Не знаю, что сказать, когда и так все ясно. Хотя кое-что меня все же волнует. — У него в паспорте нет никакого штампа. Как это возможно? В квартире я пребывала в настолько расстроенных и растерянных чувствах, что и не подумала о таком, пришибленная новостью. Теперь же призадумываюсь и об этом. — Да что там паспорт? — махает рукой собеседница. — Потерял один раз, и все. Чтобы заново проставить штамп, нужно идти в ЗАГС. Влад просто так и не сходил. — Понятно, — киваю, соглашаясь с ее объяснением. Не понятно, как при таком раскладе он собирался строить со мной отношения? Будучи женатым на другой. Зачем познакомил со своими родителями, представил, как свою девушку? Зачем вообще затеял все, если изначально знал, что это ни к чему не приведет? Ребенка моего признать обещал. Что за бред? И кажется, меня опять сейчас стошнит. — Милослава Дмитриевна, вы простите, но мне что-то нехорошо, — прикрываю глаза, пытаясь успокоиться. — Да-да, конечно. Ты прости меня, Аленка, старушку невнимательную. Похоже, пора водителя нанимать. Реакция уже не та, совсем не та у меня. Слава богу, что с тобой все хорошо. Я на это только слабо улыбаюсь, не глядя. Слышу, как она, еще немного на месте потоптавшись, все же покидает палату. Как возвращается меня проверить Валентина Петровна. Я послушно отвечаю на ее вопросы, продолжая втыкать в темноту закрытых век. Нет меня. Не хочу не видеть никого, не знать. Немного одиночества и спокойствия — вот о чем я сейчас мечтаю. Хоть ненадолго забыться и не думать о плохом. А ведь я поверила. Вопреки всем своим сомнениям. Позволила сердцу открыться ему. А он… Зачем? Ну, зачем он так? Зная, как сильно меня подкосило предательство мужа. Что за нелепая игра? Идиотизм сплошной. Как и застывший на пороге Борис. Этому-то от меня, что нужно? Глава 25 — Зачем пришел? — интересуюсь, даже не пытаясь быть дружелюбной. Одет, как всегда, с иголочки в очередной свой серый костюм, а в руках держит букет моих любимых белых лилий. Светлые волосы уложены набок, а в серых глазах светится беспокойство. Но я не ведусь на эту видимую заботу. Приподнимаюсь и удобно устраиваюсь в положении сидя. — Мне позвонили, как твоему самому близкому родственнику. Невольно морщусь. — Не стоило приходить, как видишь, со мной все в порядке.