– Спасибо, что пришел. И прости, что не показала те документы. – Нет, ты права. – Кир горячо мотает головой. – Это – единственный шанс. Он останавливает взгляд на моих волосах. – Хм… – Что? – Да ничего… – Что там? Я снова подбегаю к зеркалу. У меня первый седой волос. Молодец, Шейра. Ты ближе к сестре на пару шажков. Правда, идешь не по той дороге. – Сова, спокойно! – Кир в два счета оказывается рядом. – Волосинка, подумаешь! Все будет хорошо. Да мы с тобой таких пранков наснимаем! Я заставляю себя улыбнуться. – Да, ты прав. Я вернусь здоровой. – Обещаешь? – Конечно! – Я шутливо пихаю его в бок. – Ну что, Сова… Это война! – Он накрывает голову одеялом и падает на меня. – Страдай, несчастная! Вскоре, прижатая к полу и обездвиженная, я принимаю поражение. – Один-ноль в мою пользу! – тоном диктора объявляет Кир. – Какой удар! – Ладно, ладно, – кряхчу я. – Поздравляю. Только слезь с меня. Дышать тяжело. – Опять твои намеки. Я вовсе не толстый. – При чем здесь намеки? В животе начинает урчать – я давно не ела. Отдышавшись, мы плетемся на кухню. Достаем из холодильника пакеты с кашей. Кир уплетает еду с небывалой скоростью. – Слышишь, – чавкает он. – А что вы в походе есть будете? – Возьму с собой. – Не тяжело будет? – А что ты предлагаешь? – Например, себя. Я давлюсь со смеху. – Это, конечно, великодушно с твоей стороны, но… – Сова, у тебя совсем крыша поехала? – Нет, Кир, я не людоед. – Вообще-то, я хотел предложить связные ящики. Присылал бы тебе еду, к примеру, раз в день. А ты бы по Сети говорила мне координаты. Надеюсь, вдоль дороги к третьему блоку Семерка догадалась установить почтовые точки. – Без понятия, – хмыкаю я. – А если что-нибудь пойдет не так? Я же сгрызу своих коллег. И это будет на твоей совести. – Поверь, Сова, совесть сбежала от меня сразу после того, как увидела мои бесстыжие глаза. Ну что? Согласна? – Ладно, буду тебе писать. Мало ли что нам понадобится. Посидев у меня еще немного, друг уходит, сетуя, что его ждет Карина, а мне нужно поспать. Я забираюсь в постель и погружаюсь в мир новых кошмаров. Веселье, принесенное Киром, угасает с такой же скоростью, с какой нарастает тревога. Потерпи, Элла. Я буду с тобой в любом случае. А сущностью или человеком – неважно. Глория Я изучаю отчеты и выкидываю старые документы. Клочки бумаги летят в мусорное ведро. Карл за своим столом паяет микросхемы. Мозг фонтанирует жуткими идеями – впору писать ужасы. А все из-за того, что Шейра не берет трубку. Сегодня я набирала номер дочери раз десять, не меньше. Где ее носит? Работать она пошла… Наглая ложь. Ей чихать на мои предостережения и советы. Пранки ей подавай. Эгоцентричная дурочка. – Что-то случилось, – бормочу я. – Она… о боги, она… – Не накручивай себя, – перебивает меня муж. – Вдруг действительно работа? – А Элла? – Вот что я думаю… – запинается Карл. – Только не волнуйся. Я пролистаю списки обнулившихся. – Что? – Он не в себе. Он просто не в себе. – Что ты такое говоришь?! – Лучше убедиться, что Шейры и Эллы там нет. – Да… – киваю я, стараясь задушить новый поток жутких догадок. – Ты, наверное, прав. Я позже им позвоню. Если не ответят, завтра спустимся в отделение сущностей. Карл возвращается к микросхемам, а я никак не могу успокоиться. Папка-регистратор глядит удивленными прорезями и ждет, когда я облегчу ее ношу. Но ей придется потерпеть: мне не до бумажек. Готовясь заклевать меня, стервятники «а вдруг» расправляют крылья. Где мои девочки? Наткнулись на сущностей? Совершили что-то плохое? Поседели? Нет, они бы не обнулились. Они бы не поступили с нами так жестоко. От мрачных мыслей меня отвлекает стук. В кабинет вбегает главный Утешитель отделения последней стадии – растрепанная и запыхавшаяся Рене. Что-то случилось. Или кто-то. Элла? Шейра? Карл сгребает микросхемы в ящик и спешит ко мне. – Надеюсь… – осекается он, стискивая мои плечи. – Среди Последних ваших дочерей нет. – Утешительница опирается на стол и прокашливается. – Я по другому вопросу. У нас гости. Родители моей пациентки. – История болезни? – Скинула вам на планшет. – Ладно, почитаю. – Я активирую экран и проверяю почту. – Ей семь, у нее планемия и проблемы с сердцем. Это все, что вам нужно знать, – закусывает губу Рене. – Есть вероятность, что обнуление она не выдержит. Но родители пообщались с Семеркой, и те одобрили. – Наши исследования не окончены, – протестую я. Утешительница чувствует мою неуверенность и с нажимом произносит: – У нас нет выбора. Семерка подписала документы. Мне жаль. – Она потупляет взор и, пошатываясь, шагает к двери. – Хорошего дня. И, кстати, родители девочки уже здесь. Я напрягаюсь. Рене чего-то не договаривает. Я хочу догнать Утешительницу и вытрясти из нее правду, но ладони Карла все усерднее давят на плечи. – Пусть войдут! – кричит он ей вслед. Мы тонем в неведении несколько секунд. Я бы осталась в них жить, но город не щедр на альтернативы: продает вечность взамен на жизнь. Валюта на любителя. Немолодые мужчина и женщина переступают порог. Она улыбается и, присев на диван, закидывает ногу на ногу. Ее муж осторожно, плавно опирается о стену, словно боится, что она картонная. На его теле цветут гематомы, а женщина излучает здоровье и наивность. – Я Эмили, – представляется она. – Это мой супруг, Вилли. Наслышаны о вас… – Очень приятно. Но давайте ближе к сути, – мягко прошу я. – Мы хотим попробовать… – Она дожидается кивка мужа и продолжает: – Ваш метод лечения. – Вы понимаете, чем это может закончиться? – Я давлю на столешницу так отчаянно, что пальцы начинают трястись. – Кажется, нет, Глория, – цепенеет Карл.