– Мы все обдумали! – убеждает нас Эмили. – Да, Вилли? Кабинет наполняет тишина. Мои стервятники едва не сжирают меня, прежде чем ее муж соглашается. Я проклинаю сегодняшний день и беспечность этих двоих. Во мне клокочет протест, но что я могу сделать, если они – добровольцы? Если они устраивают пикник на рельсах, слыша стук колес? Если верят, что поезд подождет, пока их праздник не закончится? Я бессильна перед надеждой. К сожалению. – Хорошо, – сглатываю я. – В случае… обнуления. Вам нужна подстраховка? – Те разработки подойдут, – мрачнеет Эмили. Вот оно. То, о чем молчала Рене. То, из-за чего я ненавижу свою работу и добровольцев. – Что?! – Пожалуйста, – всхлипывает она, – помогите. – Это слишком опасно. – Нам нечего терять, правда? – Всегда есть что терять, – качает головой Карл. – Вам тоже, – впервые за весь разговор подает голос Вилли. – Уважаемые… – я поднимаюсь. – Если мы заключаем договор, с нас снимается ответственность за операцию. Так что, прошу, давайте без угроз. – Документы ложатся на стол. – Подписывайте. Дальше все происходит в безмолвии. Сбившееся дыхание Эмили, ее синие пальцы, скрип ручки – женщина вынуждает согласиться и себя, и мужа. Мы договариваемся провести операцию через пять дней. Попрощавшись, Эмили ныряет в коридор, а Вилли застывает в дверях и пронизывает меня будоражащим странным взглядом. Будто знает, чем это закончится. И умоляет меня отказаться. Но я не отказываю добровольцам. Загружаю историю болезни. Всплывает фото веселой рыжей девочки. Что бы она выбрала, если бы была совершеннолетней? Гореть мне в аду, если не то же, что и родители. Шейра Дождавшись вечера, я включаю планшет. Настало время звонка в блок номер три. Я помню голос секретарши – жестокий, холодный, презрительный. Она не сущность – хуже. Как и все Утешители, она не способна сострадать, и в этом ее проклятие. – Нет, Элла не хочет ни с кем общаться, – в очередной раз чеканит женщина. Я знаю, знаю, как тяжело тебе привыкнуть к седине, сестренка. Ты постарела в двенадцать. Но умоляю, не старей душой. Я бросаю трубку. Утешительница слишком спокойна, а во мне бурлит желание растормошить ее. Нет, истерика здесь не поможет. Оскар – последняя надежда. Прокручиваю в голове вчерашний разговор с… Ником. Как же умело он прятался за лживым образом Матвея! И как непривычно не сжигать себя ненавистью. Ночь проходит за поисками кармы. Под нашим пранком собралось двести тысяч просмотров. Я «съедаю» половину. Да, Ник и Ольви поделились со мной четвертью наворованного, но лучше перестраховаться. С трудом дождавшись утра, я спешу в офис. Из гостиной доносятся вопли: – …Он шарлатан! Матвей, ради бога, забудь о нем! Я окунаюсь в полумрак зала. Разъяренный гость из прошлого не замечает меня. Киваю сидящему в кресле Ольви. Мешки под глазами, синеватая кожа, отсутствующий взгляд – все указывает на то, что он так и не уснул. Чуть поодаль, прижавшись плечом к стене и строча что-то на тонком планшете, стоит Ник. – Кто шарлатан? – интересуюсь я. – Шейра! И ты здесь! – цепенеет Оскар. – Я вас умоляю, забудьте о Ларсе! – Почему? – Он не скажет вам ничего хорошего! – А вы попробуйте найти того, кто скажет, – парирую я. Еще ни разу я не видела Оскара таким злым и… безумным. Он сметает бумаги со стола и трет виски. Я уверена: если бы в офис заглянул Ларс, гость из прошлого сыграл бы «Похоронный марш» на его костях. – Вместо того чтобы готовиться… – Подготовимся, – перебивает его Ник. – Альбе нужно отдохнуть хотя бы день. И это время мы потратим на просьбу Марфы. У каждого есть запретные имена – раскаленные, сжигающие последнюю защиту. Чтобы даже биомаска не спасала. Сколько теперь их у Ольви? Сколько раз он не спасен? – Матвей, – шипит Оскар, – ты же понимаешь… – Да. Все будет хорошо. Не переживайте. Нам пора. Попрощавшись с гостем из прошлого и выслушав очередную гневную тираду, мы спешим к Ларсу. Сворачиваем на многолюдную улицу и подчиняемся ее правилам: безликости и скорости. – На остановку? – перекрикивает толпу Ольви. Мне больно слышать его голос – ненастоящий, изломанный. – Да. К Университету, – подтверждает Ник. – Это же рядом с моим домом! – удивляюсь я. – Почему не позвонил? Я бы встретила вас уже там. – Не успел. Сам только узнал. Мы поднимаемся на лифте и запрыгиваем в кабину. – Что связывает Оскара и Ларса? – Я не рвусь занимать место. Тем более пустуют лишь одинарные. – Ничего. – Ник повисает на поручне. – Просто лет пятнадцать назад все судачили о незаконных экспериментах сумасшедшего ученого. – И над чем же он… – Ольви едва не падает – мы отправляемся. – Экспериментировал? – Вроде как над душами сущностей. Вскоре я замечаю Университет, с высоты небоскреба кажущийся игрушечным. Он состоит из двух десятиэтажных корпусов-коробко?в, вокруг которых выстроились фонари-спички. От них зигзагами расходятся тропки парка. И если с высоты центральная улица напоминает ящера, то Университет – паука со сломанными ножками. Вскоре мы сливаемся с потоком студентов. Все как один – в разрисованных биомасках. Новая мода. Издалека – лицо, вблизи – бездарная копия. Мы бежим по одной из «сломанных ножек». Шелестят клены и дубы, ветер разносит сладкий аромат роз с клумб и запах сырости – налетели тучи. – Думаю, Ларс в исследовательском корпусе, – предполагает Ник. Автоматические двери не успевают закрываться из-за бесконечного потока людей. Мы подстраиваемся под скорость толпы и оказываемся в просторном зале. Гудят лифты, к стенам прижимаются диваны. Галдеж давит на уши. Мы подходим к девушке, дежурящей у полукруглой стойки с ключами. – Чем могу помочь? – Мы к Ларсу, – отвечает Ольви. – К кому? – К Ларсу. – Он… не принимает. – Девушка закусывает губу и наклоняется к нам. – Уносите ноги, пока можете. Он же тю-тю! Я боюсь с ним один на один оставаться, а он, как назло, до девяти вечера засиживается. Приходится ждать! – Это срочно, – вмешиваюсь я. – В каком он кабинете? – На десятом этаже. Выкупил все аудитории, чтобы никого рядом не было! Нет, этот Ларс точно того. – Она крутит пальцем у виска. – Удачи вам. И с вас метр кармы. На ремонт холла. Мы подносим индикаторы к маленькому экранчику в столе, после чего спешим к лифту.