– Нет… – На ее щеке блестит одинокая слеза. – У тебя три байта. Целых. Три. Байта. Я смогу. Но Ник не успевает начать: Ольви с силой давит на кнопку. – Прости, Матвей, – хрипит он. – Скоро приедут Утешители. Я читал. Здесь куча штабов. – Ты ненормальный! Альба может обнулиться в любую секунду! – Ник вкалывает сестре лекарство, и она обмякает в его руках. – Не оперируй ее, – умоляю я. – Они все поймут! – А есть выбор? – Он берет скальпель и перчатки. – Ты ставишь под угрозу наш план, – рычит Ольви. – К черту план! Я опускаюсь на колени. Как неделю назад. Только тогда вместо девушки, ненавидящей меня всем сердцем, обнулялась Элла. Сейчас Альба откроет глаза. Белые глаза. Удивится, что видит чересчур четко. В ней умрет страх и завянет надежда. – Нет, Матвей! – внезапно взвизгивает Ольви, прижимая Ника к земле. Они превращаются в пульсирующий комок ярости и горечи. Поднимается ветер, перебирающий струны-колосья. Фальшивая мелодия. И дурацкий танец этих двоих. – Хватит, – выплевываю я. Нащупав в колосьях флешку, я вливаю в индикатор бывшей подруги спасительные метры. Ей станет легче. Ненадолго. Альба близка к черному порогу, но до приезда Утешителей дотянет. Ты же всегда искала свет. Вот и сейчас не ломайся. Это моя привилегия. – Еще раз что-нибудь выкинешь – забудешь свое имя! – кричит Ник, заламывая Ольви руку. – Уяснил? – Пошел ты! – Пожалуйста… – всхлипываю я. – Уяснил? – Да что ты о себе возомнил?! Жалкая сущность! – Даже я, сущность, не так жалок, как ты! – Заткнитесь! – не выдерживаю я, зажимая уши. – Пока вы выясняете отношения, она теряет последние байты! Их танец мерзок. Их ярость пахнет кровью. И ветер, поняв, что арфа не настроена, затихает. Чертыхнувшись, Ник отпускает Ольви, и занесенный для удара кулак врезается в землю. Ник подползает к нам и осматривает запястье Альбы. – Два гига… Это было рискованно, Шейра. А если бы она их потратила в один присест? – По-твоему, лучше было ждать, пока она обнулится? – Я задыхаюсь от возмущения. – Или пока вы наиграетесь? Дорога в небе, едва заметная во тьме, вздрагивает. Появляется черная точка. К нам едут Утешители. Я зачарованно слежу за их приближением. Все как тогда. Я не забуду зрачки «недетей», прячущуюся за мной Эллу и беспощадно седые волосы. Кабина приземляется. Две Утешительницы спешат к нам. Не из-за жалости или сострадания. Они выполняют свою работу. Холодно, бесчувственно. Их учат быть черствыми, чтобы они не сошли с ума. Одна наклоняется к Альбе, а другая поворачивается к нам. – Что произошло? – Ее нужно оперировать, – хмуро отзывается Ник. – А этому парню… – Ясно, – перебивает женщина. – Обсудим в третьем блоке. Я не знаю, радоваться или плакать. Нас отвезут к серверам. Оскар был бы счастлив, но мы не собирались сближаться с людьми по ту сторону. Утешительницы берут на руки Альбу и Марка. Мы ковыляем в кабину. Обычный салон, обычные сиденья. Сюда не вписываются лишь ослепительно-белые костюмы и резкие движения людей-роботов, отдавших себя и свою жизнь на съедение Семерке. Мы летим, но не так, как в городе, – здесь воздух другой. И люди – поломанные куклы. Здесь до шарканья сапог, выстиранных скрипящих простыней и лая собак честно. Но я больше не хочу правды. Меня от нее воротит. Я вспоминаю о забытых в вагоне рюкзаках и радуюсь тому, что планшет ношу в кармане. За окном светлеет небо. Под нами – темное здание, врезавшееся в землю буквой «П». Во дворе мерцают фонари, грустно изучающие потрескавшийся асфальт. Левее, совсем как в городе, простирается зеркальное поле кармы. Кабина опускается к железным автоматическим дверям. Здравствуй, третий блок. Здравствуй, еще одна каменная коробка, ломающая жизни. На первом этаже нас встречает просторный зал. Справа вывеска столовой. Пусто. Выпотрошенная тушка птицы, не иначе. С обрезанными крыльями. Камеры наблюдают за нами, под потолком мерцают лампы. Утешительницы идут к центральной лестнице. Наш путь заканчивается на втором этаже – в полумраке коридора. Возле окна горит экран с надписью: «Отделение последней стадии». По спине бегут мурашки. Вот как называются наши две недели. Утешительницы кивают на кожаные кресла. – Ждите здесь. Вашим друзьям мы поможем, не беспокойтесь. Они исчезают. Долго-долго стучат каблуки. Я молюсь, чтобы так же долго держалась Альба. Как по мне, проходит лет сто, прежде чем появляется немолодая женщина в белом костюме. – Доброй ночи, господа. – Она заправляет за уши прядь седых волос. Седых из-за возраста. Ее зеленые глаза слишком добры, чтобы принадлежать Утешительнице, а голос слишком мягок, чтобы отдавать жестокие приказы. – Что… – начинает Ник. – Альба в порядке, мы прооперировали ее. Сейчас она спит. Альба. Эта женщина знает о нас все. А я, наивная дурочка, уже поверила в ее человечность. – Откуда вам известно… имя? – напряженно интересуюсь я. – Неужели вы думали, что мы не вскроем ее базу данных? – закусывает губу она. – Да и неважно это. Я Рене. Главный Утешитель отделения последней стадии. А как зовут вас? – Мы туристы, – вымучиваю я. Рене опирается на ручку кресла и наклоняется к нам. – Надеюсь, вы понимаете, какие могут быть последствия? – Мы не… – осекается Ник. – Мы ехали на электричке, а тут парень без сознания, – прерывает молчание Ольви. – Наша подруга испугалась и начала седеть. – Да? – приподнимает брови Рене. – Мне позвонили дежурные Утешители и сообщили, что нашли в вагоне три тела. Возможно, их убила Альба? – Что вы несете? – сквозь зубы цедит Ник. – При убийстве преступник обнуляется сразу! – Я ее не обвиняю. Но Семерка будет рассматривать две версии. И не факт, что выберет версию с Марком. – Рене выпрямляет спину. – Это не все. Альба покинула город незаконно. Появись она на таможне, ее бы направили во второй блок как больную планемией. Утешительница протягивает нам маленький планшет с синим датчиком. – Я вынуждена изучить ваши базы данных. Девушка первая. – Вы не имеете права, – цепенею я. – Ошибаетесь, дорогая. У работников третьего блока неограниченные полномочия. Ник сжимает мое плечо. От его прикосновения я успокаиваюсь и подношу запястье к датчику. На экране вспыхивают фото, имя, фамилия и возраст. Внизу огромными красными буквами значится: «НЕДЕЛЯ ДО ОБНУЛЕНИЯ». Рене морщится, словно это сообщение причиняет ей боль. – Шейра, Шейра… Мы бы отвезли вас во второй блок, но… Это бесполезно. – Можете не продолжать, – мрачнею я.