Я включаю планшет и набираю ее номер. Какие же длинные гудки! Из спальни доносится песня в жанре скримо[5], установленная на звонке у сестры. Элла обрезала ниточки, оборвала мосты и забаррикадировала дороги. Не оставила мне ни единого шанса. Ужас подкрадывается к сердцу, и оно отзывается: стучит, едва не проламывая ребра. Я ощущаю мир до боли пронзительно. Ноги несут меня на улицу. Я обязана найти Эллу. Вот что пульсирует в висках. Вот что обжигает мышцы. А если… Нет, забудь о плохом, Шейра. Ты не опоздаешь. Мелькают дома и дороги. Я прыгаю взглядом с небоскреба на небоскреб. Элла упоминала какую-то стройку. Стройку, на которой должна победить. Я застываю посреди центральной улицы. Монотонное движение подхватывает меня. Два шага в секунду. Крик не находит выхода и превращается в слезы. Я прижимаю кулак к губам. Думай, Шейра, думай! Где в городе опаснее всего? Ответ до смешного прост. Там, где Эллу поджидают сущности. Моя сестра отправилась на стройку, где обитают голодные и беспощадные существа. Люди, лишенные кармы. Люди, не прощающие ошибок. А если Игра заключается в том, чтобы выбраться со стройки не обнуленным, с зеленым индикатором? Если Элла не надела маску специально? «Нынче модно по опасным местечкам шляться. Там подростков партиями вывозят. По сто штук. Вот дурные, да? Экстрима им подавай». «Экстремалов» обезвреживают люди в белых костюмах и масках. Вчера перед пранком мы это обсуждали. Я помню. И до сих пор стою за черт знает сколько остановок до штаба. Я будто просыпаюсь – расталкиваю прохожих, они ругаются, но это неважно. Два шага в секунду – слишком медленно, чтобы не умереть. Глупая наивная девчонка! Во мне борются раскаленная злость и страх, всепоглощающий страх. Как она могла так поступить? Как я могла не прислушаться к ней? Я сажусь в кабину на неизвестном мне небоскребе. Еду в тысячный раз, но лишь сейчас понимаю, какой это нерасторопный транспорт. Клянусь себе, что теперь буду ездить на поездах. Разбить бы экран управления, растоптать, выкинуть в окно. Если бы в кабине был водитель, а не компьютер, я бы заставила его выставить максимальную скорость. Жарко. Струйки пота щекочут шею. Я задыхаюсь и начинаю подвывать. На меня косятся картонки-люди. Царапаю сиденье – лишь бы отвлечься. Пусть из моего запаса вычтут полметра… Или какой там штраф за мелкое хулиганство? Наконец двери открываются. Остановка. Лифт. Долгие пятьдесят две секунды. Мне больше не нравится кататься в стеклянном цилиндре. Я его ненавижу. И возненавижу этот город, если он украдет у меня Эллу. Шаг. Еще шаг. Еще тысячи шагов до того места, где решится судьба сестры. Или уже решилась. Я несусь мимо домов и заросших садов. Справа маячит штаб. Мне некогда звать Кира. Я впервые пойду на стройку одна. Мы были там трижды, изучали поведение сущностей для пранка. Эти твари иногда охотятся в городе, поэтому людям запрещено снимать биомаски на улице. Я пытаюсь выровнять дыхание, но тело, словно проколотый шарик, сдувается. Может, я ошибаюсь и Элла выбрала менее опасное развлечение? Вскоре передо мной вырастают заплесневелые стены. Под ногами разбитые кирпичи, у зданий нет крыш – сплошные серые лабиринты. На дорогах желтеет засохшая трава. Тихо. Здесь всегда тихо. Они любят молчать, когда нащупывают уязвимые места своих жертв. Я скольжу пальцами по лбу. Биомаска скрывает лицо. Они не увидят главного – глаз. Я мягко ступаю по заросшей тропе. Между сухими стеблями-иголками похрустывают камни. Колени пружинят. Я готова убежать в любой момент. Или сделать так, чтобы убежали они. Я отошла от штаба метров на четыреста. Этого мало. Нужно пробраться в сердце их логова – на арену разрушенного цирка. Раз в неделю Утешители обыскивают стройку. Как по мне, редко. Стены расступаются. Поздравляю, Шейра, ты прошла первый этап Игры. Правда, нечестно – с маской. Трава и кусты обступают черный круг арены. Лет пятьдесят назад она была красной и сюда приходили дети, чтобы поглазеть на львов и смешных людей. Что теперь? Сюда приходят такие же дети. Приходят и отдают свои жизни сущностям – непонятно во имя чего. Хруст. Им надоело молчать. Они пришли за мной. Я осматриваюсь: Эллы нигде не видно. Тварей тоже – прячутся. Готовятся к нападению. – Шейра! – раздается за спиной до дрожи знакомый голос. Я рада, я безумно рада его слышать. Я оборачиваюсь и молю небеса, чтобы волосы сестренки не оказались седыми. Чтобы ее море плескалось, а не спало подо льдом. Вот ты где, Элла. Моя родная Элла. – Зачем? – слетает с моих губ. Я едва сдерживаю слезы. – Вот… – Испуганная до чертиков, я забыла маску сестры дома, поэтому делюсь своей. – Тебе нужнее. Но Элла не спешит становиться безликой. Мне неуютно, будто с меня сняли одежду, а затем привязали к столбу на центральной улице. – Успокойся, – качает головой Элла. – Игра не окончена. Границы моего терпения постепенно стираются. – Что не так? – Игра заключается в том, чтобы добраться до арены и не обнулиться. Я последняя. – Тогда где остальные? – Вот. Из-за стен появляются десятки седых подростков с белыми зрачками и гематомами. Маленькие, худые, но больше не добрые и не наивные. Больше не дети. Мне хочется кричать, срывать голос, чтобы добраться до их сердец. Я уверена: чувства тех, чьи волосы больше не будут ни русыми, ни черными, еще теплятся в этих телах. И, возможно, они позволят нам уйти. Совершат последний добрый поступок, прежде чем перемолоть себя в мясорубке голода. – Пожалуйста… – шепчу я. В городе, на улицах, дежурят Утешители. Появляется сущность – ее увозят в третий блок. Туда, где она никого не «съест». Только это бессмысленно. Обнуленные все равно сбегают. Но кому нужна стройка? Люди в здравом уме сюда не суются. Кроме тех, для кого адреналин дороже жизни. Кроме тех, кто готов заплатить кармой за проигрыш в Игре. На фонарном столбе, у арены, краснеет кнопка. Она подает сигнал Утешителям. Если не нажму – они приедут через неделю. Нас с Эллой найдут в понедельник, как раз тогда, когда мы, новые монстры, уже сойдем с ума от голода и забудем, что такое жалость. Я плавно приближаюсь к столбу. Сущности следят за каждым моим движением. – Надень маску, – умоляю я сестру и замираю от ужаса.