64 "Да будешь долго ты руководим, — Ответил он, — душою в теле здравом; Да светит слава по следам твоим! 67 Скажи: любовь к добру и к честным нравам Ещё живёт ли в городе у нас, Иль разбрелась давно по всем заставам? 70 Гульельмо Борсиере, здесь как раз Теперь казнимый, — вон он там, в пустыне, — Принёс с собой нерадостный рассказ"[203]. 73 "Ты предалась беспутству и гордыне, Пришельцев и наживу обласкав, Флоренция, тоскующая ныне!" 76 Так я вскричал, лицо моё подняв; Они переглянулись, вняв ответу, Подобно тем, кто слышит, что был прав. 79 "Когда все просьбы так легко, как эту, Ты утоляешь, — отклик их гласил, — Счастливец ты, дарящий правду свету! 82 Да узришь снова красоту светил, Простясь с неозаренными местами! Тогда, с отрадой вспомянув: «Я был», 85 Скажи другим, что ты видался с нами!" И тут они помчались вдоль пути, И ноги их казались мне крылами. 88 Нельзя «аминь» быстрей произнести, Чем их сокрыли дали кругозора; И мой учитель порешил идти. 91 Я двинулся вослед за ним; и скоро Послышался так близко грохот вод, Что заглушил бы звуки разговора. 94 Как та река, которая свой ход От Монте-Везо в сторону рассвета По Апеннинам первая ведёт, 97 Зовясь в своём верховье Аквакета, Чтоб устремиться к низменной стране И у Форли утратить имя это, 100 И громыхает вниз по крутизне, К Сан-Бенедетто Горному спадая[204], Где тысяча вместилась бы вполне[205], — 103 Так, рушась вглубь с обрывистого края, Мы слышали, багровый вал гремит, Мгновенной болью ухо поражая. 106 Стан у меня верёвкой был обвит; Я думал ею рысь поймать когда-то, Которой мех так весело блестит. 109 Я снял её и, повинуясь свято, Вручил её поэту моему, Смотав плотней для лучшего обхвата. 112 Он, боком став и так, чтобы ему Не зацепить за выступы обрыва, Швырнул её в зияющую тьму[206]. 115 "На странный знак не странное ли диво, —