– Я понимаю, что и у этого котенка есть когти, – почти ласково произнес он. – Но пусть не забывает, что я могу справиться с ним одной рукой, если захочу. – Вы мне угрожаете? – Ничего серьезного, – произнес он, вновь вспоминая о границах, которые для себя определил, – однако теперь мне начинает казаться, что Хью был довольно снисходителен к вам. При всем уважении к вашему трудному детству наказания вы все равно заслуживаете. Губы ее разомкнулись, грудь несколько раз приподнялась и опустилась. – Вы не понимаете, что говорите. – Возможно. Но, поверьте, мне известно о вас больше, чем вы полагаете. – Будь это так, вы вели бы себя иначе, не стали бы игнорировать меня и скрываться целыми днями. Я интересна вам меньше античных вещиц, которые оставили пылиться на полках в этом доме. – Она вскинула голову. – И вы не имеете права меня наказывать. – У меня есть право поступать, как сочту нужным. – Пусть так. Хотите наслаждаться вновь полученной безграничной властью? Бриггс вздрогнул, слова задели за живое, в глубине души он знал, что это правда. Радость от полученной власти возможна лишь в случае, когда объект к этому готов, однако сейчас речь идет не об играх в спальне. Но что это? Он, кажется, и сам не понимал. И Беатрис тоже, это ясно. Глаза ее горели, что говорило о волнении и гневе. И он точно знал, что она не представляла, отчего их пикировка повергла ее в такое состояние. О, ему отлично известно, отчего бурлила ее кровь, и это заставляло презирать самого себя. Его подвело умение сдерживаться. Он намеренно говорил о наказании, но целью было не испугать ее, а взволновать. Подталкивая ее все ближе к черте, он наблюдал за реакцией, определяя, как далеко может зайти. Похоже, Беатрис готова поддержать его игру, что ж, он не возражает против некоторого сопротивления вначале. Она любит схватки, эта маленькая Беатрис, это характеризует ее полнее, чем она может вообразить. Она сделала шаг назад, отступая на безопасное расстояние. Умная девушка. Так будет лучше. Пора заканчивать игру. – Вы правы, – произнесла она, – я впервые вижу вас в обыденной жизни. Я ошибочно полагала, что хорошо знаю вас, основываясь на человеке, с которым общалась в присутствии брата. Я совсем вас не знаю, потому не буду рассуждать о ваших качествах. Скажу, однако, что я уже сильно привязалась к Уильяму. – Вот как? – Да. Потому что вижу в нем себя, хотя вы можете считать это глупостью или не верить вовсе. Это правда. Защита какой ценой, Бриггс? – Ему не… – Вы говорили, что он чаще не выражает эмоции и чувства. Знаете, я понимаю, что близкие всегда желали мне добра, делали все ради моего блага. Мой отец, мама, Хью – все хотели защитить меня от плохого. Они так старались, что забыли об одном: риск – часть жизни. Он должен в ней присутствовать. Я так многого не испробовала в жизни, того, что непременно должна была. Я многое не сделала. Дышать и жить – не главное, я в этом уверена. – Но без этого не было бы вообще ничего. – Поездка в Лондон не станет угрозой жизни Уильяма. Она будет всего лишь трудной. – Мы, кажется, говорили о вас, Беатрис. – Приятно, что вспомнили обо мне. Но я лично устала от этого, я хочу думать о чем-то другом, более значимом. Глядя ей вслед, Бриггс не мог отделаться от ощущения, что проиграл в этой схватке. Похоже, с Беатрис не будет легче, чем с Сереной. Но самое тревожное, что в душе он ощущал: именно Беатрис сделает его счастливым. Глава 8 Беатрис задалась вопросом, сможет ли когда-нибудь крепко заснуть и выспаться. Она тревожилась об Уильяме и прислушивалась, вместо того чтобы отдыхать. Дни тянулись один за другим, проведенные по большей части в одиночестве. Бриггса она видела редко. Чаще доводилось общаться с гувернанткой Элис, которая так и не стала относиться к ней теплее. Трапезы проходили и вовсе в полном одиночестве, а ночи казались бесконечно длинными. Беатрис пришла к выводу, что настоящая ее жизнь мало чем отличается от той, что она вела в Байби-Хаус. Только рядом не было мамы. Не было никого, кто уделял бы ей внимание. За исключением, пожалуй, Уильяма. Некоторые дни с ним можно было назвать чудесными, но некоторые… С мальчиком часто случались истерики и приступы гнева. Такие дни он переживал тяжело. Беатрис понимала, почему Бриггс так беспокоится о сыне, однако не отказалась от мысли, что такого умного ребенка нельзя держать в изоляции от мира. Она совсем недавно жила словно в коконе, у нее и сейчас не было желания погружаться в суровую реальность, она предпочитала изучать фрески, любоваться красками, стараясь не замечать сколов и трещин. Не исследовать глубоко жизнь родителей, не анализировать их действия. Вместо этого она сосредоточилась на себе, на своем внутреннем мире. Ее больше заботила новая дружба. И новые полеты фантазии. Решение броситься в объятия Джеймса привело совсем не к тому, что она ожидала, положение ее рядом с Бриггсом стало не менее простым, чем прежнее. Погружение в реальную жизнь оказалось делом не совсем приятным, а главное, она не была уверена, что ей это нравится. Останавливало лишь то, что, отказавшись от движения вперед, она не сможет помочь Уильяму. Беатрис сидела в гостиной, смотрела на рулет с джемом и размышляла, как начать разговор с Бриггсом, когда вошел дворецкий Гейтс. – Сэр Джеймс Прескотт, ваша светлость. Сказать, что вас нет дома? Сердце подпрыгнуло от радости. Джеймс. Конечно, она не откажет. От возможности увидеть друга даже закружилась голова. Если Гейтс и отнесся с недовольством, что она принимает мужчину, то не показал этого. Похоже, он больше думает о приличиях, нежели осуждает ее. Джеймс вошел в комнату, и солнце будто даже стало ярче светить. Он сам обернулся для нее солнцем, а она уж и забыла, как приятно, когда тебе улыбаются. Гейтс поклонился и вышел, оставив, однако, двери широко открытыми. – Джеймс, я так рада, что ты здесь. Садись же, я велю подать чай. – Спасибо, Беат. – Он не сводил с нее напряженный взгляд. Как важно и приятно, что друг наконец рядом, тот, кто хорошо ее знает, особенно когда Бриггс всячески игнорирует. – Все хорошо? – взволнованно спросил Джеймс. – Он хорошо с тобой обращается? Она заморгала, сдерживая эмоции. – Ты о моем супруге? – Беатрис смахнула слезинку, все же упавшую на щеку. – Да. – Почему должно быть иначе? – Ты не выглядишь счастливой. – Почему ты решил, что причина в… его ко мне отношении? Джеймс смутился. – Дело в том, что о герцоге Бригамском говорят много разного. И о его… наклонностях. Впрочем, мне не стоит придавать значение сплетням такого рода, тем более если все хорошо. Беатрис моргнула. Похоже, она опять не понимает что-то очень важное. – Скажем так, он мужчина с весьма своеобразным вкусом. Некоторые назовут его извращенным, но я бы никогда не употребил такой эпитет. Бриггс извращенец? У нее не было четкого понимания, что это значит, ясно лишь, что человек, которому дают такую характеристику, в чем-то отличен от нормы. Представить невозможно, чтобы одержимый соблюдением правил брат дружил с таким мужчиной. Более того, позволил ей выйти за него. «Ты станешь для него подопечной, но не женой». – Я не замечала ничего подобного, – произнесла она с улыбкой. – Наверное, это неплохо. – Что это значит? Джеймс вздохнул и сел в кресло напротив нее. – Значит, что ты хорошая, а такие, как он, нет. – Все вокруг только и твердят, что я милая и хорошая. Почему? Что я такого сделала? Чем дала повод? – Ты… – Я глупая, да? Я не знаю людей, не получила должного образования, чтобы поддерживать беседу, ничего не сделала в жизни. – Ты не глупая, вовсе нет. Ты просто наивная. – О, как я устала от этого. – Ты хочешь, чтобы он лишил тебя невинности?