Беатрис внезапно смутилась, вспомнив то теплое чувство, охватившее ее в карете рядом с Бриггсом. Но ведь Джеймс открыл ей свои тайны, даже те, как он утверждал, за которые его могут отправить в тюрьму. Чего же она боится? Перед ней дорогой друг, который искренне к ней расположен. – Мне было бы легче ответить… если бы я знала, что это значит. – Не надо ничего знать, Беатрис. Совсем не обязательно знать о предмете все, чтобы понять, привлекает ли он тебя. Мысли в голове Беатрис путались, но она не могла злиться даже на себя, видя ласковую улыбку Джеймса. – Тебе надо лишь решить, хочешь ли ты близости с ним. – Я… – У тебя возникает желание его поцеловать? Она чувствовала, как горят щеки. – Я… пожалуй, да… – Так поцелуй его, Беатрис. – Он сказал… – Не важно, что он сказал, это наверняка не имеет ничего общего с его желаниями. Она едва не задохнулась, сердце забилось сильнее. – Но, Джеймс… я не могу… – Что бы он ни говорил, ты его жена. Беатрис перевела дыхание. – Довольно обо мне, прошу. Расскажи, чем занимаешься ты? – Я здесь, чтобы сообщить тебе об отъезде. – Отъезде? – Да, я уезжаю в Рим с… другом. – Будешь отныне жить там? – Какое-то время, по крайней мере. – Он широко улыбнулся. – Я счастлив, Беатрис. – Рада за тебя, но я… Она почувствовала появление мужа раньше, чем увидела его. Теперь он стоял в дверях с грозным выражением лица. – Ваша светлость. – Джеймс поднялся. – Я пришел лишь попрощаться с вашей супругой, я уезжаю из страны. Бриггс быстро перевел на него взгляд. – Вы, должно быть, Джеймс. По тону его нельзя было сказать, хорошо или плохо он к этому относится. – Да, милорд. – В будущем, если захотите навестить мою жену, потрудитесь убедиться, что я дома. – Он мой друг, – вмешалась Беатрис. – Он мужчина, и вы собирались за него замуж. Я не хочу прослыть рогоносцем в собственном доме. – Если вы сомневаетесь в моей порядочности, надеюсь, по поводу миледи у вас нет сомнений, – произнес Джеймс. Бриггс бросил на него испепеляющий взгляд. – С вами мне не о чем тревожиться, верно? Уголок рта Джеймса приподнялся. – Совершенно, милорд. К тому же я уезжаю. Джеймс повернулся к Беатрис: – Не забывай, о чем мы говорили. Будь собой. Если не хочешь быть милой, не будь ей. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. От переполнявших сердце чувств Беатрис едва не заплакала. В ее жизни так мало дорогих людей, и все они будут так далеко! – Я непременно навещу тебя, как только вернусь. Джеймс пожал ей руку и вышел. Немного придя в себя, Беатрис перевела взгляд на Бриггса и увидела, что глаза его холодны как лед. – О чем вы только думали? Бриггс не мог объяснить, чем конкретно вызван бушевавший внутри гнев. – Я думала выпить чаю с другом, герцог. Он уже понял эту ее черту, видел, как она говорила с Хью в своей комнате после инцидента. Тогда он восхищался ее самообладанием и способностью держать себя в руках в любой ситуации, сейчас же вызывающий тон раздражал. – Не будь слуги так преданы мне, мог бы разгореться невероятный скандал. Беатрис рассмеялась. – Мне казалось, это норма, когда замужняя женщина развлекается с другим мужчиной. Глаза Бриггса сверкнули яростью. – Не в моем доме, – процедил он. Он видел, как от звуков его голоса вспыхнули ее щеки, будто маяк на холме сигналил таким, как он, что она готова принадлежать ему и таять от его ласк. Стоит ему коснуться пальцами ее шеи… она охотно опустится на колени… Бриггс резко остановил себя. – Утром мы уезжаем в Лондон, – произнес он, отчасти чтобы сменить тему. Он был в ярости, узнав, что она принимает мужчину, пусть и не того, кого может заинтересовать. Несмотря на то, что не должен и сам желать ее. Надо скорее покинуть Мейнард-парк. Он привык считать дом только своим, однако по непонятной причине сюда опять вернулись призраки из детства. Возможно, наступила пора, напоминавшая о прошлом, – самое начало лета, когда все в цвету. В это время года скончался отец. Отец всегда в оскорбительной манере насмехался над тем, к чему он так трепетно относился в эти недели июня. – Бриггс, я хочу поговорить с вами об Уильяме. Услышанное краем уха имя заставило мгновенно отвлечься от воспоминаний об отце и насторожиться. – Нет, – ответил он неприлично резко. – Разве ваши родители?.. – Нет. Я никуда не ездил в детстве, все время проводил в поместье. – И это вам нравилось? В некоторой степени. Ведь это давало возможность посвящать время любимому занятию, оставаться в своем собственном мире, никем не тревожимым. – Вы хотите, чтобы все было просто, – хрипло произнес он. – А все совсем не так. Вы злитесь на родных, которые всю жизнь вас оберегали, но не вам судить, насколько это было необходимо. Возможно, вы бы умерли без такого вмешательства. – Я не… Не думаю, что могу это знать. – Не знаете, но именно это могло вас спасти. Возможно, Уильяму одиноко, но общение с другими детьми может стать не лучшим для него выходом. Как это не было когда-то для меня. Я… до сих пор зол на отца, но в этом он был прав. Признание стоило ему немалых душевных сил, пожалуй, он до конца жизни не поймет, почему сказал это. Возможно, его подталкивала искренность Беатрис. Помимо всего прочего, разумеется. Нечто в ее речи предполагало откровенность в ответе. Бриггс очень внимательно относился к поддержанию равновесия в жизни.