Внезапно Беатрис посмотрела на него слишком пристально, будто проникая в глубь души. – Почему вы злы на отца? – Это не имеет отношения к теме нашего разговора, – ответил Бриггс и сжал от напряжения зубы. – Не может быть. Раз вы до сих пор испытываете столь сильное чувство. Она говорила прямо и бесхитростно, будто на самом деле проявляла интерес, это обезоруживало и не оставляло иного шанса – лишь ответить. – Отец был жестоким человеком. Он наслаждался, унижая людей и властью над теми, кто слабее. И знаете, как это его характеризует? – Как? – спросила Беатрис неожиданно тихо, почти шепотом. – Он был трусом. Настоящий мужчина не использует свою силу таким низким образом. – Но вы же не используете свою силу таким образом. Бриггс окинул ее пристальным взглядом, испытав внезапно острое желание смотреть в ее прекрасные глаза до тех пор, пока она сама не отвернется. Он может употребить свою власть, свою силу, чтобы ей было хорошо. Это облегчило бы боль, снизило градус нервного напряжения, увеличивающегося с каждой минутой с той поры, как в его доме появилась Беатрис. Она заставляла его вспоминать о том, какие надежды он питал когда-то, о том, чего никогда не сможет получить. Необходимо заставить себя отвлечься. Ему никогда не добиться, чтобы она всецело принадлежала ему, именно так, как он хочет. Сейчас не стоит вспоминать о Серене, отце и о том, как они едва не лишили его дружбы Хью. И не надо подвергать риску отношения с Беатрис. – Нет, – произнес он, – не использую. – А что ваш отец? – Мой отец любил оскорблять и унижать всех вокруг. Ему нравилось, чтобы люди чувствовали себя мелкими и ничтожными. Обычно ему удавалось добиться этого парой метких слов. И действий. Отец не колеблясь забрал все, чем дорожил он, Бриггс. Он начинал действовать, лишь дождавшись, когда сын вложил всю свою душу в дело, чтобы потеря нанесла особенно тяжелый удар. – Бриггс, мне очень… – Я не желаю быть объектом вашего сочувствия, – остановил ее он. – Мой отец гниет в земле, а я герцог Бригамский. – Он улыбнулся, зная, что глаза по-прежнему остаются холодными. – Возможно, я не лучший отец, но я сделаю все, чтобы сын не чувствовал себя ущербным. – Я не сомневаюсь, что вы беспокоитесь только о нем. А я… – А вы мне не верите, потому что просто наивная девочка, не знающая жизни и уверенная, что лучше всех понимает, как поступить в сложившейся ситуации. У него отлично получилось смутить ее, но она быстро пришла в себя. – Возможно, это правда. Меня сама жизнь сделала наивной, лишила возможности набраться опыта, но я способная ученица. Однако с Уильямом все иначе, это никак не связано с опытом или наивностью. Вовсе нет. Я узнаю в нем себя и ощущаю боль. – Вы прежде всего замечаете, что он одинок, потому что одиноки сами. – А что чувствуете вы? Губы Бриггса медленно растянулись в улыбке. – Гнев. Глава 9 У Беатрис было немало поводов для радости: они отбывали сегодня в Лондон и должны успеть к началу сезона, к тому же Бриггс заказал ей новые платья. И все же она не ощущала ни восторга, ни волнения. Причина того в недавнем разговоре. Она все еще была расстроена отказом взять с собой Уильяма и не меньше ситуацией с Джеймсом и последующим выяснением отношений. Беатрис испытывала смешанные чувства, но ни одно из них нельзя было назвать даже отчасти приятным. «Поцелуй его». Сердце подпрыгнуло к горлу. Она совсем не хотела его целовать. К тому же была невероятно зла за грубое поведение, за то, какие эмоции он заставил ее испытать, за то, что пробудил желание… Беатрис в задумчивости стояла у двери в холле, когда увидела спускающегося по лестнице Уильяма, Элис и лакея с дорожной поклажей. – Что это значит? – обратилась она к подошедшему Бриггсу. – Это значит, что я подумал над вашими словами, – нервно произнес он. – Вы подумали над моими словами? – Да. – И потому изменили решение? – Да. Изменил решение. Уильям отправляется с нами в Лондон. По лицу мальчика невозможно было понять, доволен ли он предстоящей поездкой, но Беатрис очень надеялась, что это так. Возможно, они даже смогут вместе посетить те места в городе, которые ему так интересны, ведь и она никогда там не бывала. Дорога заняла пять долгих часов, за это время Уильям был и беспокойно-суетливым, и тихим, и чрезвычайно разговорчивым. А добрый час пути увлеченно рассказывал Беатрис об итальянской архитектуре. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что несколько дней назад именно в это время впервые переступила порог Мейнард-парка и услышала крики Уильяма. Они сделали остановку, поскольку мальчику понадобилось выйти по нужде, и, к удивлению Беатрис, за ним последовала не гувернантка, а отец. Элис старалась избегать малейшего зрительного контакта с Беатрис, которая сочла это делом вполне обычным. Расстраивало лишь, что такое поведение лишало ее собеседника. Гувернантка Уильяма ничуть не была похожа на белокурых ангелоподобных созданий, которым отдавал предпочтение отец, выбирая, кому доверить дочь. Хотя она уже тогда чувствовала, что главное не то, насколько они будут полезны ей. От одной мысли кожа покрывалась холодным потом, будто масляной пленкой. Поерзав на сиденье, она решила выйти, чтобы некоторое время побыть вдали от этой нелюбезной женщины и заодно размять ноги. Однако в следующую секунду послышался громкий крик, гувернантка поспешила выбраться из кареты и бросилась к воспитаннику. Беатрис от нее не отставала. Уильям лежал на земле, отказываясь вставать и вообще шевелиться. Бриггс стоял рядом с мрачным выражением лица, но настроенный решительно. – Уильям, – произнес он, не повысив голос, – нам необходимо немедленно вернуться в карету. – Я устал, – произнес распластавшийся на земле мальчик. – Это не имеет значения, тебе не следует лежать здесь, если хочешь, можешь лечь в карете. – Я не могу спать в карете. Там шумно. – Уильям. – Я не могу, не могу, не могу. И все началось сначала – препирательства, упреки, уговоры. Ребенок метался, катался по земле, не желая успокаиваться, упирался пятками в грязь, пинал и откидывал камни. Беатрис в нерешительности остановилась в отдалении, не представляя, что сказать, как реагировать. Она ощущала себя неразумной и совершенно бесполезной. Впервые захотелось сбежать и вернуться в Байби-Хаус, где подобных проблем не возникало, было тихо и спокойно. Там она не смогла бы натворить ничего плохого, как, например, уговорить Бриггса взять с собой в Лондон сына. Наконец, герцог изловчился, поднял мальчика и прижал к груди. – Возвращайтесь в карету, – бросил он обеим женщинам. Гувернантка спешно повиновалась, а Беатрис стояла на месте и во все глаза смотрела на Бриггса. – Находите зрелище достаточно увлекательным? – спросил он. – Нет, вовсе нет. – А по вашему виду не скажешь. Он прошел мимо и направился к экипажу. Там он посадил сына на диван, не обращая внимания на истошные крики. – Забирайтесь внутрь, – сказал он Беатрис. Она без слов повиновалась и обратилась к мальчику: – Уильям, – она старалась говорить спокойно, – но ты ведь хотел увидеть Лондон? Ребенок вопил, будто не замечая, что к нему обращаются. Бриггс сидел напротив с мрачным лицом. Что же делать? – Уильям. – Она решила повторить попытку. Тот хлопнул ее по руке ладонью и завопил: – Не могу, я не могу! Разумеется, ей не было больно, но от неожиданности она отпрянула и прижала руку к груди. Бриггс подался вперед и сжал руками его плечи.