Бриггс снова потянул за косу, и подбородок ее приподнялся. В уголках глаз скопились слезы, но она выдержала, ощущая при этом гордость за то, какой обладала силой. И это давало свободу. Казалось, именно сейчас она может доказать ему, что это правда. Не только ему, но и себе. Всем, кто считал ее слабой. Вот он, ее шанс вступить в ряды воинов, убедить всех, что она выдержит, она достойна. Мысль дарила бесконечное чувство удовлетворения. А потом его губы коснулись ее, но в поцелуе не было ни нежности, ни осторожности. Тело охватил жар такой силы, которого ей никогда не доводилось испытывать. Он разрушал все прежнее. Движения губ сопровождались новым рывком, на ум приходило сравнение, будто она погружается в пучину чего-то неизведанного. Беатрис тонула и не хотела тому противиться. Потом язык его раздвинул губы и соприкоснулся с ее собственным, отчего подкосились ноги, и она бы рухнула наземь, если бы не удержали ее сильные руки Бриггса – удержали за волосы. Поцелуй его заглушил сорвавшийся крик. Он держал ее крепко и не позволил бы рухнуть на землю, хотя она едва стояла на ногах. Беатрис шла туда, куда он вел ее, испытывая полное доверие. Он подтолкнул ее, заставив сделать несколько шагов назад, и вот она прижалась спиной к ледяной статуе. Бриггс был охвачен тем же жаром, что и она. И к ее бедру прижимается что-то твердое… Беатрис покосилась на статую. Но то, что она чувствует, по размеру гораздо больше. Он продолжал целовать ее, заставляя вспыхнуть в голове новый вопрос: означает ли это, что он хочет ее? Ах, она совсем не разбирается в подобных вещах. Бриггс говорил, что люди занимаются этим не только для продолжения рода, но и для удовольствия. Из желания ощутить наслаждение и… боль. Беатрис не сразу поняла, что край платья и сорочка под ним отодвинуты, а грудь ее обнажена. Бриггс лишь на пару мгновений отстранился от нее и жадно оглядел, любуясь. Да, именно жадно, она была уверена, что не ошиблась. Понять это помогло некое знание, которое, оказывается, всегда было в ней, но обнаружилось только сейчас. Она больше не чувствовала себя растерянной. Каждое соприкосновение их языков подтверждало, что тело само знает, как действовать, надо лишь идти туда, куда оно ведет. Если бы Беатрис сейчас спросили, что происходит и почему она действует именно так, а не иначе, она не смогла бы ответить. Она просто знала, что все происходящее доставляет ей удовольствие. Он накрыл ее грудь ладонью и стал давить, будто мять. Сначала осторожно, нежно, затем сильнее. Беатрис не сдержала крик, в ту секунду боль отозвалась приятным спазмом где-то внизу живота. Похоже на трепет в минуты, когда хор восторженно повторяет: «Аллилуйя». Внутри вспыхнула и разнеслась по телу надежда. Волна тепла разливалась жидким золотом, покрывая ее броней, укрепляя. В то мгновение она чувствовала себя могучим воином. Живым. Свободным. И одновременно легкой, почти невесомой. Способной на любые свершения. А потом Бриггс взял в ладонь другую ее грудь и не стал, как прежде, медленно увеличивать силу. Сжав зубы от боли, Беатрис посмотрела прямо ему в глаза. Но все же она сдалась и запрокинула голову, прижавшись к животу статуи. Тело содрогнулось в экстазе, когда удовольствие и боль, смешавшись, поразили ее. Закрыв глаза, она невольно задалась вопросом, так ли два этих чувства далеки друг от друга по сути. Бриггс дал ей понять, что она может выдержать и будет награждена. За терпение и выносливость. Он впился в ее шею и не сразу вернулся к губам, но потом целовал так долго, что она едва не задохнулась. Новизна чувств способна лишить рассудка. Бриггс осторожно прикусил ее губу, возвращая в реальность, несколько раз ощутимо ущипнул ее, отчего внутри словно забил фонтан чувств, ни одно из которых не было ей знакомо. Волны накрывали ее одна за другой, опять заставляя задыхаться. Мысли путались в голове, состояние напомнило ей предсмертное. Ей уже приходилось перемещаться в пространство, где не раздавалось ни звука, не было света, лишь тишина и покой. А потом взорвался фейерверк эмоций. Она стала чем-то большим, чем была прежде. Когда все стихло, Беатрис, скользя по статуе, сползла на землю. Приоткрыв глаза, поймала взгляд Бриггса, торжествующий и… полный ужаса. Он склонился и взял ее за подбородок. – У тебя хорошо получилось, – произнес он. Она поняла, что дрожит всем телом, от холода или чего-то еще. В следующую минуту она уже была у него на руках. Он внес ее в дом и стал подниматься по лестнице. Сердце билось, словно загнанный зверь. Куда он несет ее? Что будет дальше? Бриггс принес ее в спальню и осторожно положил на кровать. Он стал неожиданно нежным, манеры были очень отличны от прежних. – Спи, – произнес он. – Бриггс, – прошептала Беатрис. – Прошу тебя, не говори ничего. – Но я хочу… я должна знать. Вы вернетесь в бордель? – Нет, – ответил он напряженно. – Прошу, не ходите туда. – Я не обязан перед тобой отчитываться, дорогая жена. – Да, я знаю, но мне бы не хотелось, чтобы вы туда ходили. И надеюсь, мое слово будет иметь вес вне зависимости от того, должны вы отчитываться передо мной или нет. – Сегодня я не пойду в бордель. Беатрис подспудно понимала, что смогла добиться очень многого. Значит, он ходил в бордель, чтобы делать все это с другими женщинами. Чтобы сделать с ними… Она понятия не имела, что. Раньше ей не доводилось ощущать ничего подобного, но она хотела испытать это снова. Желание захватывало и пугало. Внутри появилась ноющая тяжесть, потребность получить что-то еще. Беатрис постаралась отвлечься, но оказалось, это совершенно невозможно. Она могла думать только о поцелуях и объятиях Бриггса. Отчетливое осознание желаемого вызвало головокружение. Забылось ощущение силы, уверенности и мощи, осталась лишь… пустота, которую требовалось заполнить. Сейчас она испытывала отвращение, хотя раньше умела получать удовольствие. Совсем недавно она чувствовала себя сильной женщиной, а теперь опять стала прежней Беатрис. И этого оказалось достаточно, чтобы возненавидеть себя. Глава 11 Бриггс ощущал себя так, словно прошлым вечером спустился в ад. Как он мог себе позволить все испортить? Беатрис была… необыкновенной. Именно такой, как он ожидал. Какая ирония судьбы, что младшая сестра лучшего друга стала той женщиной, которая подходила ему, будто была создана Богом специально для него! Как это жестоко. Беатрис извивалась в его объятиях, стонала, наслаждаясь той малостью, на которую он решился. Если же она получит больше, они вместе сольются в экстазе от боли и наслаждения, достигнут невероятных высот… Нет, не стоит даже думать об этом. Сегодня надо уделить время сыну. Он возьмет его с собой и покажет достопримечательности Лондона. Ведь ради них ребенок выдержал трудную дорогу. В одном Беатрис оказалась права: если увлечь Уильяма тем, что ему интересно, он перенесет все трудности. Нелегкое путешествие надо чем-то компенсировать. Он давно научился менять образы, становиться то терпеливым учителем, то герцогом, то заботливым отцом Уильяма. Легкое отвлечение прошлым вечером не заставит его сбиться с пути, не займет его внимание на целый день. И все же пришлось признать, что выбросить произошедшее из головы и из сердца не так-то просто. Он повел себя неосмотрительно с Беатрис. Впрочем, о какой неосмотрительности речь, если она его жена? Они постигли самые азы, кто знает, может, продвинутся и дальше. Не будь ситуация печальной, могла бы стать смешной. Но ничего в этой проклятой ситуации таковым не было. Бриггс решил найти Уильяма и предложить выпить горячий шоколад с тостами и обговорить план на день. Насколько он знал сына, ему необходим четкий маршрут, которого непременно надо придерживаться, если нет желания стать свидетелем его плохого настроения. Войдя в детскую, он сразу увидел Беатрис. Она сидела на полу рядом с Уильямом и увлеченно вела разговор, кажется, на тему обуви. – Доброе утро, – произнес Бриггс. Она подняла голову и покраснела до корней волос, отчего внутри его разлилось тепло удовлетворения. Значит, она тоже помнит прошлый вечер. Она была красива. Он мог бы ее научить. Огонь возбуждения несся по венам. Он всему ее научит. Она станет самой прекрасной его ученицей. А потом… Нет. Нет. – Мы с Уильямом говорили о предстоящей прогулке, – сказала Беатрис. – У меня планы на этот день, – заявил Бриггс. – Поскольку у меня сегодня нет встреч и прочих дел, я намерен показать Уильяму достопримечательности Лондона. Мальчик задрал голову и посмотрел на отца с восторгом, а ведь он не был из тех детей, что активно проявляют эмоции. Хотя у Бриггса не было большого опыта общения с другими детьми, он понимал, что его ребенок от них отличается. Потому он научился ценить подобные моменты и реакцию сына, дорожил ими, как редкими драгоценностями, делавшими жизнь лучше. Может, другие отцы, чьи дети умели радоваться и делали это часто, не ощущали всей ценности такого поведения, для Бриггса же улыбка ребенка была дороже награды из золота. – У меня есть список того, что сегодня можно сделать, – продолжал Бриггс. – Когда? – спросил Уильям. – Сначала тост. И шоколад. А потом отправляемся. – В котором часу? Бриггс знал, что ответ надо хорошо продумать. Он помедлил и посмотрел на часы. – Как ты относишься к тому, чтобы выехать из дома в десять тридцать? – Хорошо, – согласился мальчик. – Но тебе придется обуться, – торжественно заявила Беатрис. – Я обязательно надену ботинки. – Уильям посмотрел так, будто у нее выросла вторая голова. Бриггса это позабавило. – Можно и мне? – Тост? – спросил Уильям. – Нет, поехать с вами. – Она повернулась к герцогу. Бриггс уже открыл рот ответить отказом, как Уильям резко повернулся и посмотрел прямо ему в глаза, что случалось так редко, что он опешил и даже отпрянул. – Она должна пойти, – сказал он. – Я подумал, – попытался возразить Бриггс, – мы проведем время в мужской компании. – Нет, это всегда скучно. А с Беатрис не скучно.