Тем временем я постараюсь наконец разобраться в той чудовищной каше, которая образовалась в моей голове. Но этого я, разумеется, не сказала… Место было чудесное: уютная заводь, ивы склонились к самой воде, в их кронах тихо и умиротворяюще шелестел ветер, журчала вода, солнце окрашивало горизонт рыжим и алым. Я так засмотрелась, что не сразу заметила расстеленный на траве ковер, на котором были живописно разбросаны цветастые подушки. На белоснежной скатерти поблескивала серебряная посуда, на большом блюде горкой возвышались соблазнительные ягоды – свежая клубника и черешня, сверкающие каплями воды. Кроны ив образовывали нечто вроде шатра, так что мы оказались скрыты от любопытных глаз. Впрочем, берег был пустынен, и только вдали кто-то рыбачил с лодки. Сидеть, прислонившись спиной к стволу ивы, оказалось удобно и даже мягко благодаря целой россыпи подушек. Пахло травой и чем-то упоительно вкусным, отчего у меня потекли слюнки. Ричард устроился напротив. На лицо его ложились причудливые тени, на губах играла полуулыбка. Я поневоле им залюбовалась. Ричард был красив той породистой холодной красотой, которая отличает чистокровных аристократов. Светло-пепельные волосы чуть длиннее общепринятого закрывали немного оттопыренные уши – единственный изъян в безупречной внешности мужа. Голубые глаза смотрели на мир спокойно и холодно, с высокомерием человека, у которого все есть и он этого заслуживает. Красивый мужчина, с которого можно рисовать как надменного рыцаря, так и важного банкира. Как же вышло, что он стал моим мужем? Ричарда занимали вещи куда более прозаические. – Хочешь ветчины? – предложил он, заглянув под серебряные крышки. Соблазнительный аромат резко усилился. – Еще есть сандвичи, сыр, печенье и фрукты. Я украдкой сглотнула слюну. За весь день я съела лишь булочку, от которой давно остались лишь воспоминания. – Ломтик ветчины и сандвич с огурцом, если найдется, – ответила я благовоспитанно, памятуя, что леди не к лицу выказывать волчий аппетит, и сложила руки на коленях. Ричард с улыбкой подал мне требуемое, присовокупив еще несколько моих любимых сандвичей, маслины и кусочек сыра с плесенью. Муж был необыкновенно мил и внимателен. Пока я утоляла голод, он рассказывал обо всяких пустяках. Беседа ни о чем помогла мне расслабиться, постепенно я даже стала улыбаться шуткам и задавать вопросы о знакомых. Несмотря на занятость, Ричард посещал все мало-мальски значимые мероприятия в округе. Ума не приложу, когда он при этом успевал заниматься делами алхимического концерна Блэкморов, научными исследованиями и вдобавок преподаванием! Из-за тяжелой болезни мамы Ричарда его отец старался больше времени проводить с женой, и они почти совсем отошли от светской жизни, так что Ричард отдувался за всю семью. Вспомнив о свекрах, я смутилась. Разве можно настолько забыться? – Как поживают твои родители? – поинтересовалась я, улучив паузу. Лицо Ричарда смягчилось, как всегда при упоминании его матери. Он неторопливо отправил в рот черешню, прожевал и ответил: – Благодарю, маме заметно лучше. Отец на прошлой неделе уехал к ней на воды. Чем болела старшая леди Блэкмор, мне оставалось лишь догадываться. Во всяком случае, на сумасшедшую она не походила нисколько, хотя и была замкнутой. Поначалу я ужасно боялась знакомства с родителями мужа. Ричард, уговаривая меня на магический брак, описал их отношение к будущей невестке в самых темных красках. На деле его отец встретил меня со сдержанным неодобрением, а мать кивнула рассеянно и вернулась к своей книге. Хотя такая сдержанность как раз могла быть следствием уже заключенного магического брака, неопровержимо подтвердившего серьезность наших с Ричардом намерений. С тех пор старшего лорда я видела от силы раз пять на семейных мероприятиях, а старшую леди и вовсе только однажды, на прогулке в парке. Зато я знала, что Ричард каждый вечер получает отчет о самочувствии матери и живо интересуется делами родных. Должно быть, муж заметил мою невнимательность, поскольку оборвал очередную смешную историю и подался вперед. – Еще ветчины? Я промокнула губы и отложила салфетку. – Спасибо, я наелась. Ричард заговорщицки улыбнулся. – Перейдем к десерту? – Только немного ягод, – поколебавшись, ответила я. – Уверена? Посмотри, что у меня есть! Жестом фокусника Ричард поднял крышку над очередным блюдом, и я ахнула, вмиг позабыв о сложных отношениях с семейством Блэкморов. – Мои любимые! Эклеры поблескивали глазурью и так одуряюще пахли шоколадом, что захотелось немедленно попробовать. Ричард лукаво улыбнулся. – Помнишь? Щекам стало горячо. – Такое не забывается… На балу у миссис Уайтчер он столь откровенно выделял меня среди прочих дам, что поползли завистливые шепотки. Потанцевав со мной два танца – больше не позволяли приличия – Ричард остался рядом и развлекал меня приятной беседой. Когда он на минуту отошел, мама прочитала мне целую лекцию, требуя вести себя идеально и не упустить свой шанс. К возвращению кавалера я уже изнывала от маминых нотаций и охотно согласилась выпить с ним пунша. – Хотите пирожных? – предложил Ричард, заметив мой тоскливый взгляд на столы со сладостями. – Нет, благодарю, – скрепя сердце отказалась я. Эклеры ужасно неудобно есть ножом и вилкой, а взять их пальцами совершенно недопустимо. Крем и растаявший шоколад безнадежно испортят перчатки. – Вам же хочется, – шепнул он, склонившись к самому моему уху, отчего по спине у меня пробежали мурашки. – Мама не разрешает, – так же заговорщицки ответила я. – Их совершенно невозможно есть на публике. Ричард удивленно приподнял брови и предложил немного подышать воздухом на балконе. Я согласилась, хоть и понимала, что балансирую на самом краю приличий… Не знаю, как он умудрился раздобыть по дороге эклер – магия, не иначе! – но стоило нам скрыться от посторонних глаз, как на ладони Ричарда будто материализовалось пирожное. – Иногда стоит нарушить запреты, – шепнул Ричард, поднося эклер к моим губам. Я смотрела на лакомство и, что скрывать, на мужчину, чуть дыша от сладкой запретности происходящего. Он кормил меня сам, чтобы я не запачкала платье, а потом впервые меня поцеловал…. Ричард помнил тоже. Глаза его потемнели, а голос внезапно сел: – Позволишь? Я кивнула. Воспоминания туманили голову и будоражили кровь. Я словно вернулась в тот вечер со вкусом шампанского, шоколада и счастья… Муж подался вперед и поднес к моим губам пирожное. Я откусила и прожевала, не чувствуя вкуса. – Шоколад, – шепнул Ричард и протянул руку. – У тебя на губе. Совсем как тогда. Он вытер прилипшую крошку… и властно притянул меня к себе. Мы целовались до умопомрачения, до пелены перед глазами. Я позабыла обо всем. Подозрения, страхи, даже возможные свидетели вдруг показались мне ничего не стоящей ерундой. Значение имели лишь губы, руки, шепот. Туман в голове. Почти лихорадочные ласки. Пуговицы корсажа брызнули в стороны, но даже это меня не отрезвило. Я словно со стороны услышала свой тихий смех и бесстыдно подставила шею под жадный поцелуй. Ричард приник губами к моей груди… Но вместо сладкой истомы низ живота вдруг скрутила боль. До мужа не сразу дошло, что я уже не отвечаю, а напротив, выдираюсь из его объятий. – Эмма? Любимая, что?.. – хриплым от страсти голосом спросил он, глядя на меня затуманенными глазами. – Болит, – прохныкала я, пытаясь свернуться калачиком. – Ребенок… Ричард побелел, подхватил меня на руки и почти побежал к дому, приговаривая: – Сейчас, сейчас… Потерпи… Эмма, держись! Боль отступила почти сразу, оставив неприятное тянущее ощущение внизу живота. Я кусала губы, перед глазами плыло от слез. Как же так?! Неужели я потеряю ребенка? Из-за своей дурости, из-за побега и скитания по улицам! Я стиснула руки так, что ногти впились в ладони, и попыталась успокоиться. Нельзя паниковать! Ричард едва не смел с пути открывшую дверь экономку. – Доктора, быстро! – отрывисто велел он и взбежал по лестнице со мной на руках. Выглянувшая на шум Мэгги остолбенела с одежной щеткой в руке. – Что с миледи? – спросила она тоненьким от испуга голоском. – Помоги ее раздеть! – рявкнул Ричард, сгружая меня на кровать поверх покрывала, и принялся кое-как сдирать жалобно затрещавшее платье, которое теперь наверняка превратится в годные лишь на выброс лохмотья. В четыре руки меня вытряхнули из платья и уложили в постель, подсунули под спину валик. Расторопная (и деликатная!) горничная умчалась за чаем и ароматическим уксусом, дав нам с мужем поговорить наедине. Ричард присел на край постели и напряженно спросил: – Эмма, ты как?