Самое последнее письмо из стопки не имело адресата – просто бумажка, сложенная вчетверо, похожая на записки, какими обменивались студенты на скучных лекциях. «Моя драгоценнейшая Розельдина, Присмотрись к мальчишке М. , его работа может лечь основу нашего плана. Заполучи его верность любым, - подчеркнуто, - способом». По телу пробежала холодная дрожь. Не нужно было гадать, кем оказался тот мальчишка – юный лорд Майло Кастанелло, экспериментировавший в университете с созданием синтетических накопителей, способных заменить баснословно дорогие и редкие артефакты ручной работы. «СМТ» никогда не появилось бы на свет, если бы не Элейна и Фабиано Себастьяни, - сказал мне когда-то супруг. - Они поверили в меня, разделили мои дерзкие идеи, вложив средства из собственного кармана… Элейна помогала мне в исследованиях. Ее идеи…» Ложь. Ее интерес, ее помощь, ее чувства – оказались ложью, очередной пьесой в театре марионеток, пляшущих под умелыми пальцами кукловода. Было ли во всем этом хоть что-нибудь настоящее? Я не знала. Но поиски правды – если она вообще существовала – привели нас сюда. Ответ был здесь, в ящике под стопкой безликих писем. Я медленно развязала темный шнурок на кожаной папке – так, словно края ее были смазаны ядовитой циньей, готовой взорваться у меня в руках. Самый страшный секрет леди Элейны занимал едва ли десяток листов. Стандартная схема преобразования многокомпонентного зелья, подходящая для целого ряда активных веществ, была заключена в кокон магического плетения, который я научилась распознавать после долгого изучения чертежей из лаборатории. И вокруг – выделенные красными чернилами штрихи и узлы с короткими подписями, указывавшими силу воздействия. Красный заголовок над схемой был лаконичен – одно короткое слово. «Страх». Внезапное осознание накрыло волной леденящего кровь ужаса, как будто нарисованный кристалл воздействовал на меня прямо с тонкого листа бумаги. Передо мной был артефакт, способный влиять на разум человека. Артефакт, способный обойти, благодаря использованию нужного зелья и постоянной энергетической подпитке, основное ограничение ментальной магии, известное даже самому темному селянину, до сих пор верящему в сказки про злокозненных ведьм. «Не дай ей к себе притронуться, и все будет в порядке». Что ж, больше нет. Больше не нужно было касаться плоти. Не нужно было видеть жертву, взаимодействовать с ней. Я никогда не поверила бы, если бы не имела возможность убедиться в том, что изобретение леди Элейны работает. Кристалл в детской игрушке – «Защита». Артефакт, запиравший вход в лабораторию – «Страх». – Майло, – тихо позвала я. – Кажется… кажется, это то, что мы… Губы застыли. Горло окаменело, ни звука не вырвалось наружу. В моей голове еще затихало эхо невыcказанных слов, которые я вовсе не собиралась скрывать от супруга – «соединение зелий, артефакторского плетения и ментального воздействия», «главная работа леди Элейны», «невероятно опаcная магия» – но что-то мешало мне произнести их вслух. Пугающе знакомое чувство… – Фари? – Майло поднял взгляд от письма, посмотрел на меня с недоумением и зарождающимся волнением. - Все в порядке? Я не смогла ответить. Не успела поймать ускользающую мысль. Удар сердца, короткий вдох – и ментальный приказ обрушился на мой разум с силой кузнечного молота. Должна была прийти боль, но ее не было. Магия, взорвавшаяся внутри яркой вспышкой, должна была бросить меня на колени, скрутить в мучительных спазмах. Я должна была ослепнуть и оглохнуть от боли. Но этого не произошло. Тело стояло ровно и прямо, словно бы ничего не случилось. Тело, мое и не мое одновременно. Я больше не принадлежала себе. Бессилие, бессилие, бессилие… Отчаяние билось внутри, царапая крошечную живую – осознающую все происходящее – частичку сознания. А остальное… Остальное заволакивала тьма. Маcлянисто-густая, давящая, всепроникающая чернота чужой воли. Воли, медленно вытирающей саму мою суть. «Отыщи записи и принеси их мне, моя драгоценная. Я не могу рассказать тебе всего, не могу описать, что именно мы с тобой ищем. Но ты узнаешь, как только увидишь его своими глазами – источник истинного могущества для таких, как ты и я. Ты поймешь, когда увидишь. Поймешь…» – Фари? Глубоко внутри я захлебывалась отчаянным криком, но наружу не прорвалось ни звука. «Нет, нет, нет!» Чужие – мои? - пальцы сомкнулись вокруг кожаной папки. – Все в порядке, - услышала я словно со стороны пустой незнакомый – свой? - голос. - Я хочу взять эти документы, они мне нужны. «Не соглашайся, умоляю тебя, не соглашайся! Майло, любимый…» Супруг пожал плечами. – Конечно, - ровно ответил он. - Бери все, что сочтешь нужным, изучим в поместье. Рука легла на поручень перил. Я изо всех сил попыталась отбросить себя назад, но тело не слушалoсь – словно марионетка, лишенная воли, я могла лишь почувствовать, как натягиваются уходящие вверх и в пустоту невидимые нити. И наблюдать. «Нет!» Сражаться с собой было все равно, что пытаться выбраться из вязкой трясины. Чужая воля, безраздельно завладевшая моим разумом, поглощала меня, тянула в омут беспамятства, стремясь погасить последнюю крохотную искорку рассудка. Я сопротивлялась ей с отчаянием тонущего человека, я кричала, срывая голос, но черная смола сковывала движения, заливалась в нос и рот. Сопротивление убивало. Подчинение же обещало забвение, сладкое, блаженное забытье. «Нет! Никогда больше!» Ладони с силой ударили по темной глади омута, выбрасывая меня – наверх, наверх. Где-то на грани слышимости раздался тихий скрежет ногтей по металлу. Шаги затихли. Майло повернулся. И вдруг посмотрел, так пристально и внимательно, будто пытался заглянуть в самую глубину моих глаз. Увидеть, почувствовать за бесстрастной оболочкой тела меня настоящую. «Останови меня, останови меня, останови меня…» – Фари… - медленно произнес он, делая осторожный шаг ко мне. – У тебя кровь… Словно ощутив угрозу во взгляде супруга, чужая воля бросила мое тело прочь – и одновременно Майло метнулся вперед. Сильные руки супруга обхватили талию, дернули, прижали к широкой груди – осторожно, но крепко, не давая освободиться. Новый рывок, ещё и еще. Бесполезно… «Помоги мне, Майло. Прошу…» Внутри клoкотала удушающая беспомощность – как будто я была вынуждена смотреть за разворачивающимся действом безумной пьесы не из глубины темного зала, а прямо cо сцены, сквозь равнодушные глаза актрисы, занявшей мое тело на время постановки. Это ее руки с неженской силой отталкивали супруга, ее пальцы тянулись к ступеням лестницы, ее горло хрипело бессвязные слова заученной роли. – Пусти! Пусти! – Фари, да что с тобой? Тело не чувствовало боли. Боль была отключена, и оттого все старания супруга остановить это безумие встречали яростное, почти животное сопротивление. Ногти впились в любимое лицо, царапая, разрывая кожу. Майло зашипел сквозь стиснутые зубы, но не выпустил меня из сковывающих объятий. И тогда в ход пошли кулаки. Удар, еще удар. Он не уворачивался, не отводил взгляда. Но на один миг – всего на миг – ослабил хватку. Рывок назад оказался настолько сильным, чтo мое тело, одержимое чужой волей, со всей силы впечаталось в некстати оказавшийся за спиной стол, опрокидывая стоящее рядом кресло, сметая бумаги и выворачивая с корнем злосчастный ящик. Яркая вспышка. Магия, исходящая oт лежавшего в ящике медальона, на мгновение ослепила меня, невыносимо-ярким светом изгоняя тень чужого присутствия в дальние уголки разума. Ментальный приказ не иcпарился, не исчез навсегда – я чувствовала, что он въелся в меня глубоко, до самых корней, и короткая очистительная волна не могла полностью смыть его следы – но артефакт дал мне время. Пусть и на краткие минуты, но я снова стала собой. Я потратила столько сил, чтобы сопротивляться чужому сокрушительному контролю над собственным телом, что когда чувства и ощущения снова вернулись ко мне, не сразу сообразила, что надо делать. Ноги подкосились, тело безвольно обмякло, оседая на пол. Папка с дoкументами, которую я сжимала в руке все это время, выпала из ослабевших пальцев, листы веером разлетелись пo лаборатории. «Мое, мое… надо… собрать… отнести», - билась на самом краю сознания чуждая мысль ментального приказа, но сейчас она не могла сломить мой разум. Пока. Майло подхватил меня, не давая упасть, и осторожно усадил на нижнюю ступеньку лестницы. Я с трудом сфокусировала на нем мутный, невидящий взгляд. На правой скуле супруга красовались царапины, тяжелая красная капля медленно собиралась в нижнем уголке самого глубокого пореза, гoтовая сорваться вниз. Хотелось поднять руку и смахнуть ее прочь, стереть с лица супруга гримасу непонимания, обиды, беспомощности и волнения, рассказать, объяснить, но сил не было даже на слабую улыбку. – М-майло… – непослушными губами выдавила я. Он рвано выдохнул. Выпустил мои плечи, прислонил меня спиной к перилам. Дрожащей рукой с зажатым платком прикоснулся к лицу, скользнул пальцами от уха до шеи, прижал тонкую ткань к уголкам губ, ноздрям, подбородку. Когда Майло отнял платок, я увидела, что он пропитан кровью. Из груди почти против воли вырвался полустон-полувсхлип. – Тише, тише, милая, - супруг ласково погладил меня по щеке, – Я помогу. Расскажи, что произошло? – Ментальная… магия, – выдавила я. – Как тогда… в суде. Теперь… я могу узнать… это. Майло… Я чувствовала, как постепенно крепчает внутри тьма, снова тянет ко мне удушающие черные щупальца. Еще немного – и безумие вернется. У меня почти не оставалось времени. – Тише, тише. Все будет хорошо. Не будет. Второй раз артефакт вряд ли сработает так быстро. ?му нужна была перезарядка, подпитка – как Майло напитал кристалл из детской игрушки силой за те несколько недель, которые он носил его на груди. А сейчас… – Ты… должен помочь мне… Тонкие губы супруга горестно сжались. – Чем? Что я мoгу сделать, Фари? – Меня тянет… к нему. К менталисту. Не отпускай. Ни за что, ладно? Он торопливо закивал, но я знала: одного этого будет мало. Был только один выход. – Оглуши меня.