Я полулежала в кресле, испуганно таращась в раструб другого прибора – и где-то через час он выплюнул пару контактных линз. Одновременно с этим Аэдо запустил сбор цифрового следа Мари Клэр Тодории – того, который она оставила в сетях до исчезновения, инициировал расшифровку доступа к реплике ее локального банка данных, да и вообще перетащил его поближе, прямо в вычислительную систему корабля. И наконец, когда я уже начала терять нить происходящего, Аэдо объявил, что остался один маленький нюанс, с которым лично мы ничего не можем сделать, но который в то же самое время не является камнем преткновения. «Если где-то хранится ее расшифрованный геном, то ты не сможешь их обмануть, – сказал Аэдо, – с другой стороны, если вести себя тихо, не высовываться, то кому нужна одна из миллиардов? К тому же совершенно непонятно, что с тобой делали пираты. Они могли модифицировать твой геном в угоду своим интересам». – Но меня могут идентифицировать по геному, – огорчилась я, – как-то мы постоянно забываем, что мой расшифрованный образец хранится в базе данных пилотов Альянса. «Тогда первое время придется избегать планет с высокой степенью цифровизации. Осядешь где-нибудь на периферии, да на той же Кайене. К сожалению, тогда и пилотом ты больше не сможешь быть». Я согласно кивнула. – Это точно. Как только начну устраиваться в транспортную компанию, у меня возьмут образец генома – и он обязательно совпадет с имеющимся в базе… Но это ничего. Я уже работала администратором кафе, смогу еще кем-нибудь… очень неприметным. Аэдо, казалось, о чем-то размышлял. Пока я отдыхала в кресле, он все крутился рядом со своими лабораторными модулями, периодически поправлял параметры процессов. Снова снял перчатки, и я сквозь ресницы любовалась его руками. В общем, пришла пора признаться хотя бы себе: тянуло меня к этому человеку. И было с ним легко и приятно, словно мы знакомы всю жизнь. Случилось это… как-то вдруг, словно внутри меня маленький рубильник переключили в состояние «On». Но так бывает, я знала, и ничего с этим не поделаешь. Тут Аэдо переместился куда-то в угол лаборатории, проделал какие-то пассы над нишей, затянутой матовой пленкой, похожей на веки рептилии, а затем вернулся ко мне, неся в пригоршне небольшой контейнер. «Возьми. Я думаю, так ты сможешь устроиться комфортно». Я не успела и возразить толком, как он вложил контейнер мне в руку и сразу же отошел в сторону, вернулся к своим модулям. – Что это? – Я покрутила в руках подарок. Было похоже на большую, с ладонь, зеленую фасолину, и как его открыть – совершенно неясно. Я надавила пальцами на край, как если бы открывала обычный контейнер. Крышка легко, как по маслу, сдвинулась в сторону, а внутри я увидела десятка два прозрачных и похожих на льдинки кристаллов. Дыхание внезапно застряло в горле. – Аэдо, – прошептала я, – это же… «Алмазы, – прилетело сообщение, – у меня имеется небольшой запас. Мне кажется, с ними тебе будет гораздо проще решить многие формальные и бытовые вопросы». – Естественно. Гораздо проще, – растерянно пробормотала я и закрыла контейнер. – Мне совершенно не верится, что ты все это делаешь для меня. Просто так. «Просто поверь, так тоже бывает». – Такие вещи делают далеко не для всех, – горько прошептала я. «Не думай об этом. Думай о том, как будешь устраиваться на Кайене». – Мне бы хотелось устраиваться там с тобой, кем бы ты ни был. «Я уже говорил, что это невозможно. Не потому, что я не хочу, а потому, что я не выживу». – Мне кажется, тебе попросту внушили, что ты не выживешь, – возразила я, все еще сжимая в руках контейнер с алмазами, – в любом случае ты мог бы попробовать. Или… ты просто не хочешь пробовать со мной? Он пожал плечами. «Марго. Я очень хочу… с тобой. Но я понимаю, что одна ты можешь легко затеряться. А со мной так уже не получится, даже если предположить, что после отключения от системы я смогу выжить». Снова отвернулся, пошарил в шкафу и вернулся, держа на раскрытой ладони пластиковый шприц с компактной иглой. «И еще вот что. Этот препарат – исключительно девиранская нанотехнология. На два часа поднимет на ноги организм практически с любой степенью повреждения. Даже если будет позвоночник перебит. Даже если кардиосклероз. Практически все, что угодно, лишь бы голова была на месте и артерии целы». – Ого, какое будущее ты мне прогнозируешь! Шприц лег мне в ладонь, и Аэдо накрыл его моими же пальцами, сжимая руку в кулак. «Я ничего не прогнозирую. Но случиться может все, что угодно, да ты это и сама понимаешь». Конечно, я понимала. Посмотрела на полупрозрачный пластик, внутри которого была розоватая жидкость, сунула ее в карман. «Кстати, мы закончили, ты можешь идти к себе». Я поднялась с кресла, оставив алмазы на подлокотнике, но вместо того, чтобы идти к выходу, подошла к медиуму. Со спины. И молча обняла его, прижав ладони к груди, а щеку – к широкой спине. Ожидала, что он оттолкнет или пришлет возмущенное сообщение – но в нейроинтерфейсе воцарилась пугающая, тревожная тишина. И Аэдо замер неподвижно, как будто и не крупным и сильным мужчиной был, а маленьким крольчонком под рукой человека. – Мне будет не хватать тебя, – прошептала я, – быть может, все же рискнешь? Все равно твое состояние сложно назвать жизнью. «Марго…» Я вздрогнула, когда он накрыл мои руки своими, теплыми, немного шершавыми. А потом переплел свои пальцы с моими. Как хорошо… такие простые прикосновения, а столько в них приятного тепла. – Мне так хочется услышать твой голос. «Но я не могу говорить, что-то изменено во мне». – А мы бы тебя починили, – шепнула я, – совсем починили… И всхлипнула невольно. Аэдо осторожно повернулся ко мне, все еще держа мои руки в своих, чуть наклонился, заглядывая в лицо – а я опустила голову, чтобы не видеть этого ужасного рисунка пчелиных сот. Так мы и стояли молча, он рассматривал меня, а я – его руки. Вот на правом запястье рукав сдвинулся выше, чем следует, и там – узкая белая полоска, так похожая на шрам. Но это не шрам. Скорее участок кожи, лишенный пигмента. Внутри у меня как будто что-то хрустнуло, ломаясь. Эта полоска сантиметра два в длину… Такая же была у Алекса. Он говорил, что с ней родился, такой маленький депигментированный участок. Я перестала дышать, горло перехватило. Внутри все стремительно сжималось в одну точку, которая тем не менее могла разорвать меня в клочья, как Вселенная во время Большого Взрыва. А я… слепая курица! Я просто не принимала того, что было на поверхности. Походка. То, как он поворачивал голову. То, как работал с программными модулями. Все это было очень знакомо – а я не видела, потому что не хотела видеть и ничего не ждала. То, что он обвешал моими цифрографиями каюту. И то, что решил спасти, невзирая на последствия… Конечно, его тело очень изменилось. Ему нарастили мышечную массу, заменили руку и ногу, которые, видимо, просто оторвало тогда… Его лицо спрятали навсегда. Но маленькое белое пятнышко на запястье – кому оно было интересно? На него попросту не обратили внимания те, кто все это сотворил с моим… – Алекс, – резко выдохнула я, чувствуя, что пол уходит из-под ног, – почему ты не сказал мне сразу?!! «Я не Алекс, – прилетело мгновенно, – я – Аэдо». Кажется, я пошатнулась, он легко подхватил меня на руки и усадил в кресло. А я, вскинув руки, сунула их под интерфейс, жадно ощупывая лицо, которого не видела – и которое уже начала забывать. Слепая, глупая курица! Судорожно хватая ртом воздух, я гладила выпуклый лоб, широкие брови, твердые скулы, переносицу с небольшой кривизной… И маленький рубец прямо под нижней губой, очень старый, он почти не ощущался под пальцами, но – был! – Но ты же Алекс, – прошептала я, понимая, что еще немного – и сойду с ума. – У тебя его тело! Тело Александра Вейна, который погиб в ловушке девиран! «Я не знаю, откуда у меня мое тело. Кажется, его создал Верховный стор». Это было слишком больно. И жестоко. И тогда я оттолкнула его от себя изо всех сил, а сама, перекатившись на другую сторону кресла, вскочила на ноги. – Если ты… не Алекс, то… то… тогда ваш стор украл это тело, чтобы дать его тебе! Вор! Проклятый вор! Ты носишь тело того, кого вы убили! Все вокруг словно окунулось в багровый свет, взялось мелкими точками. Я схожу с ума? Возможно. Но – мужской силуэт в черном. И в голове бьется, пульсирует мысль: это тело Алекса, моего Алекса. Но его забрали. И отдали непонятно кому. Подселили какую-то дрянь инопланетную и теперь используют… О-о-о, Алексу даже отказали в посмертном покое, потому что самого Алекса, выходит, больше нет – а его тело движется, ходит, что-то делает. Невозможно, просто невыносимо все это понимать и видеть. «Марго». – Иди в задницу! – взвизгнула я. – Не смей ко мне приближаться! Воры! Вы – жалкие, трусливые воры! Да лучше бы ты меня в самом деле убил, тогда бы я не увидела всего… этого… Я хотела еще сказать… Много чего, наверное. Но слова, мысли – все путалось. И единственное, что я оказалась в состоянии сделать, – это выскочить из лаборатории и бежать, задыхаясь, к себе, чтобы потом, забившись в угол между кроватью и стеной, прижать к груди колени, уткнуться в них носом и плакать. Долго, непрерывно. Да, тело Алекса Вейна осталось. Но самого его, выходит, больше не было. В теле моего любимого теперь жила совершенно другая личность. * * * В моей каюте было темно, единственным источником света служила плотная мембрана двери, сквозь которую просачивались редкие, рассеянные лучи ламп в коридоре. И я… устала плакать.