Глава 14 Не успел Дуглас разыскать Барбару Баргу в зале и осторожно приобнять за плечи, как через пару минут уже оказался с ней в автомобиле. Она была расслаблена и вальяжна, как кошка, и то и дело улыбалась своим мыслям. – Чудная вечеринка, правда? – промурлыкала она. – Я бы сказал, на любителя, – сдержанно ответил Дуглас. – О, в таком случае я любительница! Даже когда мы уходили, официанты еще вносили «Моэт» ящиками и белужью икру в банках по фунту весом. Хозява умеют кутить со стилем. – Так вы, глядишь, заявите, что и Аль Капоне был стильный малый. – Уже заявила! Год назад я написала о нем целый разворот в «Сэтурдэй ивнинг пост». Вышла на двух пивных баронов тех времен в Гэри. Это Индиана, прямо по ту сторону границы штата от Чикаго, где, как вы знаете, раньше заправляли банды… Короче, они мне столько рассказали! И я так и ответила: Аль Капоне был стильный малый! Именно в такой формулировке! И она подергала Дугласа за рукав, заглядывая ему в глаза, – ей было очень важно донести смысл своих слов, как часто бывает с людьми после пары бокалов. Дуглас смотрел в окно. Он находил отвратительным то, что Гарен и Шетланд развозили гостей на специально нанятых такси. Он находил отвратительным, что все эти автомобили были снабжены ярлычками «службы первой необходимости» на лобовом стекле, позволявшими нарушать комендантский час. Он находил отвратительным то, что теперь ему следовало изменить свое мнение о Гарене и Шетланде – бессовестных коллаборационистах и мошенниках, – потому что их уважали полковник Мэйхью, сэр Роберт и его старый друг Бернард. Дуглас понимал, что так сразу он отвращение в себе не задавит, на это потребуется время. И восторженное щебетание Барбары лишь усложняло задачу. – Ну не будьте таким букой! – Барбара протянула к нему руку со своего угла мягкого кожаного сиденья. – Еще не хватало, чтобы между нами встал Аль Капоне. – Простите. Дуглас повернулся к ней в ту же секунду, когда она подалась ему навстречу, и они столкнулись носами. – Ай! – вскрикнула Барбара, потирая носик. Неожиданное прикосновение застало Дугласа врасплох, и он ощутил ту смесь влечения, неловкости, жара и отчаяния, какой не испытывал с юных школьных лет. Автомобиль ехал в сторону Белгравии. – Почему мы свернули сюда? «Дорчестер» в другой стороне. – А вам так необходимо круглые сутки быть копом? Я арендовала маленький домик рядом с Белгрейв-сквер. У друзей – они уехали на три месяца в Миссури, не хотели оставлять его без присмотра. Вот в этом маленьком райончике за последние три месяца случилось четырнадцать краж, представляете?! – Только не надо вешать на меня все лондонские преступления, – неловко брякнул Дуглас. В юности так с ним происходило всегда: именно с теми девушками, которые больше всего ему нравились, он ухитрялся выставить себя либо грубияном, либо дураком. – Я бы пригласила вас выпить, но хозяева просили отпускать водителей сразу по приезде… Дуглас наклонился и открыл для нее дверь, сделав знак водителю, чтобы тот не выходил. – Не волнуйтесь, я позвоню в Скотленд-Ярд, и за мной пришлют машину. – Знаете, мои источники говорят, что возможность вот так вызвать себе машину в этом городе есть только у очень важных птиц, – заметила Барбара, стоя на мостовой и роясь в сумочке в поисках ключей. – Вы, должно быть, не последний человек в Скотленд-Ярде. – Все пытаются меня в этом убедить, – проговорил Дуглас, оглядываясь. Домик, который снимала Барбара, располагался на одной из так называемых кучерских улиц. Строения на таких были невысокие, нижние этажи прежде занимали конюшни и каретные сараи, над ними располагались небольшие квартирки, которые считались подходящими лишь для конюхов и шоферов. Теперь же, когда бывшие конюшни стали превращать сперва в гаражи, а потом и в гостиные с высокими потолками, кучерские кварталы стали переходить в ранг фешенебельных. Фасад дома был увит плющом, площадка перед входом выложена камнем. Войдя внутрь, Барбара стала включать светильники один за другим. Дуглас залюбовался тем, как искусно сработаны декоративные стенные панели, как аккуратно положена краска – все это было сделано с большим мастерством, которое теперь встречалось все реже. В обстановке тоже многое притягивало взгляд, хотя Дуглас и не мог сказать, что общий стиль соответствует его вкусам – огромные китайские вазы, переделанные в настольные лампы, белый ковролин на полу и персидский ковер на стене. Нельзя было не признать, что получилось очень уютно. – А чем занимаются ваши друзья из Миссури? – спросил он. – Опиумный притон содержат? – Ох и едкая же вы скотина, – беззлобно отозвалась Барбара. – Ну тут такая роскошь… Дуглас снял плащ, Барбара же осталась в пальто и даже подняла меховой воротник. – Эти кварталы называются «мьюзы». Знаете почему? – И, не дав ему ответить и тем самым испортить все удовольствие, она поспешно выпалила: – Это значит «птичьи клетки»! Для соколов. Раньше тут держали соколов для королевской охоты. – Надо же, никогда не слыхал. Барбара заулыбалась, и на миг Дуглас увидел ее маленькой девочкой, которая гордится каждым словом похвалы. И ему очень нравилась и эта девочка, и умная, прекрасная женщина, в которую она выросла. Барбара восхищала его, и впервые он осмелился предположить, что эти чувства взаимны. Впрочем, слишком долго он тешиться этой мыслью не стал. Отвернулся к книжным полкам и заставил себя читать надписи на корешках, выкинув из головы все остальное. «Энциклопедия Британника», издание четырнадцатое. Четыре путеводителя по Лондону, один с треснувшим переплетом. Ощетинившийся многочисленными закладками каталог магазина «Сирс». Телефонный справочник по Манхэттену. Маленький атлас. Карманный словарь английского языка, рядом такой же немецкий. Дуглас чувствовал на себе взгляд Барбары, но не оборачивался. На маленьком столике стояла пишущая машинка. Рядом – полпачки писчей бумаги, прижатые камерой «Роллейфлекс», баночка косметического крема и дюжина шпилек. Из мусорной корзины торчали смятые листы. Барбара возилась с камином. – Спички нужны? – спросил Дуглас, подойдя к ней и опустившись рядом на корточки. – Вы, британцы, вообще равнодушны к холоду! Она была так близко, что он почти чувствовал ее дыхание на щеке. И она пристально смотрела ему в лицо, словно удивляясь его холодостойкости. – В ваших домах нет тепла, – пожаловалась она наконец, вставая и отходя в сторону. Дуглас понял, что она имеет в виду центральное отопление. Улыбнувшись, он повернул ручку и зажег газ. – У нас в Америке даже простой рабочий не согласится жить в доме, где нет горячей воды, душ – это уголок с дырой в полу и вот такое «отопление»! – быстро добавила Барбара, отступила еще на шаг и замерла. Дугласу очень захотелось обнять ее, но она зябко поежилась и вышла в смежную с гостиной кухню. – Вечеринка была хороша, только ну и жуткий же на ней собрался народец, – донеслось оттуда. Дуглас решил пойти следом. – Последствия войны, – сказал он. – Это уж точно. Я была в Мадриде и в Каталонии. И так повсюду, можете мне поверить. Черные рубашки, красные, коричневые… Везде какие-нибудь мерзавцы пытаются захватить мир. Уж я насмотрелась корыстных политиканов – от Гран-Чако до Аддис-Абебы. – Ого, а вы немало войн повидали… – В восемнадцать лет моя газета отправила меня в Парагвай, писать о Чакской войне. С тех пор я успела сделать репортажи из Китая, Эфиопии, Испании, а в прошлом году была в Абвиле, когда подошли немецкие танковые дивизии. – Странный выбор профессии для женщины. – Ой, не будьте вы английским сухарем! Она открыла кран. Трубы взвизгнули и загремели. Наполнив водой кофейник, Барбара достала из буфета нераспечатанную жестяную банку. – У меня есть настоящий кофе! Что вы на это скажете, инспектор? – Вы отправились на войну в восемнадцать лет. Что ваш отец на это сказал? – А он был владельцем газеты. Барбара улыбнулась и встретила его спокойный взгляд. До этой минуты для нее флирт с галантным англичанином был лишь способом развеяться. Может, она рассчитывала на короткую интрижку, не более того. Не в первый раз она строила глазки влиятельным мужчинам в чужих, раздираемых войной странах, в которые приводила ее работа. Однако теперь все было иначе. Этот человек начинал ей очень нравиться, и она ничего не могла поделать со своим сердцем, хотя опробовала уже все доселе помогавшие тактики – вспоминала эгоистичных иностранных любовников, последние годы развалившегося брака, боль разрыва, унизительную процедуру развода. Все без толку – этот человек был другой. – Вы с сахаром пьете, инспектор? А может, ей просто очень грустно и одиноко в этом богом забытом, несчастном городе – так одиноко, как не было еще никогда? – Дуглас, – ответил он. – Меня теперь все называют Дугласом. В газетах пишут, что это, мол, новые веяния, принесенные войной. Отказ от лишних церемоний. Он вскрыл и протянул банку кофе. Барбара вздрогнула, когда их пальцы соприкоснулись. – Дуглас, значит? Ну что ж, лучше так, чем «инспектор». Она насыпала кофе в кофейник и поставила на плиту. На Дугласа она не смотрела, но спиной чувствовала на себе его взгляд и попыталась скрыть неловкость за болтовней: – Только не надо устраивать мне допрос с пристрастием, какими махинациями на черном рынке я добыла настоящий кофе. – Я слышал, что американское посольство выдает своим гражданам по карточкам. – Я шучу. Разумеется, кофе из посольства. По-прежнему не глядя на него, она достала свои лучшие чашки и блюдца, сахарницу и серебряные ложечки и принялась устраивать все это на подносе. Открыла жестянку молока, наполнила молочник. – Вон там бокалы и бренди. Зима здесь меня убивает, приходится греться всеми методами. – С этим я помогу. Она направилась с подносом в гостиную. Когда-то эта комната была конюшней, а сам дом – лишь пристройкой к возвышающемуся за ним особняку. И хотя каменные стены изнутри проложили деревянными блоками, это не обеспечивало достаточной теплоизоляции. Барбара поставила поднос на белый ковролин как можно ближе к огню, бросила рядом несколько диванных подушек, и они с Дугласом устроились рядышком. Дуглас разлил бренди по бокалам. Свой он едва успел пригубить, Барбара же выпила залпом.