Он устанавливает сковороду на центральный островок. — Это комплимент? — Это… — Это был комплимент? — Просто говорю, что ценю то, что ты меня кормишь. Эшли стоит ко мне спиной, пока достает посуду и хватает тарелки. — Я научился готовить в школе. — В школе-интернат? Он помешивает овощи деревянной ложкой. — Совершенно верно. Кто говорит «совершенно верно» вместо «да»? Этот парень. — Ну, пахнет вкусно. — Я оглядываюсь по сторонам. — Чем помочь? — Принесешь соль и перец? Я вскакиваю, открываю шкафчик рядом с плитой, нахожу приправы. Размещаю их на острове, чувствуя, что мне нужно сделать больше. Щелкаю пальцами. — Салфетки! — Спасибо. — А как насчет воды? — спрашиваю я, выуживая стаканы из шкафа. — Пожалуйста. Эшли Джонс такой вежливый. Более вежлив, чем любой человек, которого я когда-либо встречала, что только заставляет меня задуматься о его воспитании. Школа-интернат. Это должно означать, что его учили этикету? Этим они там занимаются? Прививают хорошие манеры? Мне также интересно, что это за школа-интернат? У них же есть различные градации? Должно быть, есть, хотя у меня нет никаких знаний об этом. Я бы поискала в интернете, если бы хотела узнать о нем больше, но спускаться в кроличью нору прямо сейчас было бы странно, не так ли? Мы едим в тишине после того, как Эшли накрывает стол для нас, оба умираем с голоду. Жуем в тишине. Совсем не странно не разговаривать — молчать легче, чем я могла бы подумать. Комфортно. По-свойски. Так и должно быть? Ужин, который он приготовил, вполне приличный: простая нежная курица, свежие овощи с фермерского рынка. «Ага, как будто он пошел бы за овощами ради меня». — У тебя действительно отличный дом, Эшли. — Я облизываю губы и вытираю их салфеткой, откидываясь на спинку стула. — Но? Даже не могу себе представить, сколько бы он хотел получить в качестве платы за аренду в таком месте, но спрашивать кажется так невежливо. Тот факт, что я слишком напугана, чтобы даже спросить, нелеп — это бизнес, а не личное. Какой дурак заключает договор, не зная деталей? Я откладываю вилку. — Но не думаю, что я могу себе это позволить. Брови взлетают вверх, он повторяет мою позу, откидываясь на спинку стула и откладывая вилку. — Откуда ты знаешь? Ты даже не спросила меня, какова арендная плата. Я открываю рот. Закрываю. Я чувствую себя как рыба, выброшенная из воды, настолько не в своей тарелке. Переговоры — не мой конек; цифры — не моя тема. Я ужасна в математике, дробях и дебатах. — Я просто предположила… — Я хочу спрятать голову, но спрятаться негде. — Сколько ты платишь сейчас? — Эм. Эшли наклоняет голову, чтобы изучить меня. — Джорджи, ты хотя бы пыталась разобраться в этом? — Я ужасна в математике, — слабо оправдываюсь я. Если бы глаза могли вылезти из орбит, то сделали бы это сейчас, когда Эшли таращится на меня. — Ты хочешь съехать из общежития или нет? Я уже говорил тебе, как это было бы просто. Все, что тебе нужно сделать, это направить им письменное уведомление, заполнив форму. Особого ума не надо. Он что, называет меня идиоткой? Трудно понять с этим британским акцентом; кажется, все, что он говорит, звучит так, будто ему немного скучно. — Да, я хочу съехать из общежития, просто… — Я снова беру вилку и начинаю гонять морковь по тарелке, как ребенок. — Как я уже сказала, не могу позволить себе аренду, кабельное телевидение, коммунальные услуги и… и вывоз мусора. И… уборку снега. — Уборку снега? — невозмутимо переспрашивает Эшли. — Ты это серьезно? Я пожимаю плечами. — Джорджия, если ты не хочешь здесь жить, имей смелость сказать это. Я действительно хочу здесь жить — вот в чем проблема! Недовольная собой, я накалываю оранжевую морковку, которая рассыпалась у меня на тарелке, и отправляю ее в рот, пережевывая, чтобы не реагировать. Я создаю беспорядок в этом точно так же, как создаю беспорядок во всем. — Я сказал тебе узнать, сколько стоит общежитие. Его тон раздражает, и я бросаю на него острый взгляд. — Я помню, папочка, но спасибо, что напомнил. Снова. Эшли откидывается на спинку стула, заливаясь смехом — за мой счет, заметьте — рот широко открыт, сверкают белые зубы. Они не все прямые и идеальные, но все совершенно ослепительны. — Папочка? — Он фыркает. — Блестяще. О, мне это нравится. — Эшли посмеивается себе под нос, орудуя ножом и нарезая курицу надлежащим образом, вместо того чтобы вонзать в нее вилку, как я делала со своей. Я краснею. — Рада, что смогла тебя развлечь. — Ты действительно забавляешь меня, Джорджи Паркер, иначе я бы не захотел жить с тобой. Я могу сказать, что он думает, выстраивает в уме утверждение по тому, как парень смотрит в окно, щурится и жует, как это делают люди, когда думают о том, что сказать дальше. Сглатывает.