Да, вот так — погладь его, детка. Сильнее. Я прикусываю нижнюю губу, скрежещу зубами, желая толкнуться бедрами, чтобы кончить быстрее, поглаживаний едва хватает, чтобы удовлетворить меня. Распаляют меня еще больше. Я жажду быть внутри ее. Ее рта. Ее тела. Длинными, нежными пальцами она хватает меня за талию. — Я хочу его у себя во рту, — хнычет она, опуская голову — волосы мешают, заслоняя самый совершенный вид, когда-либо созданный Богом: вид ее великолепных губ, готовых сосать мой член. — Соси его, — шепчу я, завороженный зрелищем. Тянусь к ее волосам, собирая шелковистые локоны в свои руки, чтобы я мог наблюдать. — Ты такая сексуальная, детка, — бормочу ободряющие слова снова и снова. — Так сексуально. — Боже, я люблю твой член, он такой вкусный. М-м-м, это все, чего я хочу, — стонет она, облизывая, как будто это эскимо, а я ее любимый вкус. Только в фантазиях мужчины женщина ненасытна до его члена — это тот сон, от которого я никогда не хочу просыпаться. Закидываю руки за голову, откидываясь назад, чтобы я мог наблюдать, как она делает всю работу. Смотрю, как ее голова покачивается вверх-вниз на моем члене, глубоко заглатывая его, не задыхаясь, как настоящий чемпион. Ее рот влажный, теплый и опьяняющий. — О, черт возьми, Джорджия. — Стон вырывается из моего горла. Сжимаю ее волосы в одобрении, но ей это почти ненужно. — Да… да… — Не останавливайся, черт возьми, не останавливайся. Каштановые волосы. Голубые глаза. Маленький дерзкий носик с россыпью веснушек. Я чертовски люблю ее веснушки, все до единой. — О, черт возьми, Джорджия. Да, Джорджия… трахни меня. ДЖОРДЖИЯ — О, черт, Джорджия. Мои глаза распахиваются при звуке моего имени — я не сплю, но придремала, так что сначала думаю, что мне это почудилось. Наклоняю голову, напряженно прислушиваясь, стараясь услышать это снова. Ни шепота. Не приглушенных звуков. В доме тихо. Конечно, мне это не приснилось; я точно бодрствую. Не так ли? Может быть, я схожу с ума? Даже я могу признать, что была не в себе с тех пор, как перевелась сюда, и этот новый дом, в котором я живу. Может, здесь водятся привидения? Это объяснило бы шумы. Голоса. — О, Джорджи, блядь… о, блядь… Подождите. Я определенно слышала свое имя. Но с чего бы призраку бормотать мое имя? Я живу здесь всего несколько дней — едва ли этого времени хватит, чтобы я кому-то понравилась, да? Я посмеиваюсь над абсурдностью своих мыслей, отбрасывая их в сторону. — Да, Джорджи, черт возьми. Я сажусь в постели, звуки доносятся из соседней спальни через стену. Что означает… Означает… Эшли стонет мое имя? Не может этого быть. Нет никакого долбанного способа. Нет. Невозможно. Я сижу словно парализованная, молчаливая — не шевеля ни единым мускулом, настолько ошеломленная этой мыслью, что задерживаю дыхание, едва дыша. С чего бы ему произносить мое имя? Какая возможная причина? Он в беде? Что, если… Что, если что-то не так? Я откидываю одеяло и выскальзываю из кровати, крадусь на цыпочках по ковру, как кошка, как будто он мог меня услышать, подкрадываюсь к двери и съеживаюсь, когда поворачиваю дверную ручку. Дверь скрипит. Тсс, тише! «Спокойно, Джорджия! Тихо». Медленно высовываю голову и обнаруживаю, что его дверь закрыта. Наклоняю голову и слушаю еще раз. Вот оно снова. Мое имя. Мне не почудилось это. Что, черт возьми, происходит в его комнате!? Стоны не могут быть нормальными, не так ли? Ему снится долбанный кошмар? Мы только час назад легли спать после просмотра фильма! Звучит так, будто в его спальне снимают порно, и нет никаких сомнений, что парень дрочит, судя по звукам, которые он издает, визуализируя… Я ахаю. О, мой Бог. О, нет. О, нет, нет, нет, нет. Этого не может быть. Сердце бешено колотится, возвращаюсь в свою комнату, закрываю дверь так тихо, как только могу, учитывая, насколько я шокирована, бросаюсь обратно на кровать и ложусь на спину. Моя кожа горит от звуков, которые я теперь могу слышать лишь смутно. Ох, Эшли, Эшли, Эшли — стены тоньше, чем ты думаешь.