– Мы вернемся, когда вы наберетесь сил, – сказал я. – Вот наши визитки. Если что-нибудь вспомните – что угодно, – пожалуйста, позвоните. Дженни издала звук – нечто среднее между стоном и всхлипом. Она заснула, но по щекам у нее продолжали течь слезы. Мы положили визитки на прикроватный столик и вышли. В коридоре все было по-прежнему: полицейский стоял навытяжку, а мать Дженни спала на стуле. Ее голова упала набок, пальцы расслабились и перебирали потертую ручку сумки. Я тихо отправил полицейского в палату, размашистым шагом свернул за угол коридора и лишь потом убрал блокнот. – Интересно, да? – спросил Ричи. Он казался подавленным, но не потрясенным – живые его не особо волновали, похоже. Как только для его эмпатии нашелся выход, ему стало лучше. Если бы я искал постоянного напарника, мы бы идеально подошли друг другу. – Многовато наврала всего за несколько минут. – А, так ты заметил. Возможно, это имеет какое-то значение, – впрочем, я же говорю, лгут все. Однако вникнуть нужно. К Дженни мы еще вернемся. – Засунуть блокнот в карман пальто удалось только с третьего раза. Я отвернулся, чтобы скрыть свое состояние от Ричи. Он навис надо мной, прищурившись: – С вами все нормально? – Ну да, а что? – Вид у вас немного… – Он покрутил рукой. – Там довольно жестко было, и я подумал – вдруг… – Ричи, я могу выдержать все то же, что и ты. С опытом ты поймешь, что была не жесть, а обычный рабочий день. И даже если бы там был настоящий ад, я бы все равно справился. Ты что, забыл наш разговор про самоконтроль? Он попятился, и я сообразил, что говорю чуть более резким тоном, чем собирался. – Я просто спросил. Через секунду до меня дошло: это правда. Он не искал слабых мест, не пытался уравнять позиции после того, что случилось на вскрытии, а просто заботился о своем напарнике. – И я тебе за это благодарен, – сказал я уже мягче. – Извини, что сорвался. Ты-то как? В порядке? – У меня все супер, да. – Ричи сжал кулак, поморщился – там, куда впились ногти Дженни, остались лиловые вмятины – и оглянулся. – Ее мать. Мы… Когда мы пустим ее в палату? Я двинулся по коридору к лестнице. – Когда угодно, но только в сопровождении. Я позвоню полицейскому. – А Фиона? – То же самое: пусть заходит, если не возражает, что кто-то составит ей компанию. Может, Дженни при них возьмет себя в руки, выложит им то, что не сказала нам. Ричи молча шел нога в ногу со мной, но я уже начал улавливать, что означает его молчание. – По-твоему, я должен заботиться о том, как они могут помочь Дженни, а не нам. И, по-твоему, их надо было пустить к ней еще вчера. – Ей сейчас адски тяжело. А они как-никак семья. Я понесся по лестнице. – Именно, сынок. Ох-ре-ни-тель-но точно подмечено. Они – ее семья, а значит, мы ни черта не понимаем в их отношениях – по крайней мере, пока. Неизвестно, как изменятся показания Дженни после пары часов с мамой и сестрой, и выяснять это я не собираюсь. Может, мамаша обожает давить на чувство вины, тогда после разговора с ней Дженни еще больше устыдится, что ничего не предприняла, когда в дом проник взломщик, и не станет упоминать в беседах с нами о том, что он побывал там еще несколько раз. Может, Фиона предупредит ее, что нас интересует Пэт, и Дженни вообще не станет с нами разговаривать. Не забывай: пусть Фиона и не главный подозреваемый, однако она по-прежнему в списке – до тех пор, пока мы не выясним, почему наш парень выбрал именно Спейнов. К тому же, если бы Дженни умерла, Фионе досталось бы все их имущество. Мне плевать, насколько потерпевшей нужны обнимашки. Я не допущу, чтобы наследница поговорила с ней раньше меня. У подножия лестницы Ричи посторонился, пропуская медсестру с тележкой, груженной пластиковыми трубками и блестящими металлическими штуками. – Наверное, вы правы, – сказал он, глядя ей вслед. – По-твоему, я черствый ублюдок? Он пожал плечами: – Об этом не мне судить. – Может, я и впрямь такой – все зависит от того, какой смысл ты в это вкладываешь. Видишь ли, для меня черствый ублюдок – это тот, кто посмотрит Дженни Спейн в глаза и скажет: “Извините, мэм, мы не сможем поймать человека, который расправился с вашей семьей, потому что я слишком старался всем понравиться. Ну, бывайте!” Потом ублюдок вернется домой, с аппетитом поужинает и крепко уснет. На это я не способен и, чтобы избежать такого расклада, готов немного побыть бездушной сволочью. Входные двери с грохотом распахнулись, и нас окатила волна холодного сырого воздуха. Я изо всех сил втянул его в легкие. – Давайте поговорим с полицейским сейчас, пока мать не проснулась, – сказал Ричи. В тяжелом сером свете он выглядел ужасно – красные глаза, плоское осунувшееся лицо; если бы не более-менее приличная одежда, охрана приняла бы его за торчка. Парнишка совсем вымотался. Сейчас почти три, наша ночная смена начнется через пять часов. – Давай, звони ему, – сказал я Ричи и по выражению его лица понял, что сам выгляжу не лучше. Каждый глоток воздуха по-прежнему отдавал дезинфицирующим средством и кровью, словно больничный запах впитался в мои поры. Я почти пожалел, что не курю. – А потом мы сможем отсюда свалить. Пора по домам. 9 Я высадил Ричи у его жилища – бежевого дома ленточной застройки в Крамлине. Растрескавшаяся краска говорила о том, что жилье сдается внаем, а велосипеды, прикованные к изгороди, – о том, что Ричи делит его с парой друзей. – Поспи немного, – сказал я. – Помни: никакого бухла. Ночью мы должны быть начеку. Увидимся возле конторы без четверти семь. Вставляя ключ в замок, он уронил голову, словно у него не осталось сил ее держать. Дина мне не позвонила. Я пытался убедить себя, что это хороший знак – наверное, она мирно читает, смотрит телик или еще спит, однако знал: она не станет звонить, даже если будет лезть на стену. Когда Дина чувствует себя хорошо, она отвечает на эсэмэски, а иногда и на звонки, но в остальное время не доверяет мобильнику настолько, что не хочет к нему даже прикасаться. Чем ближе я подъезжал к дому, тем более плотной и взрывоопасной казалась мне тишина, она превратилась в едкий туман, сквозь который я с трудом пробился к двери. Дина сидела скрестив ноги на полу в гостиной и вырывала страницу из “Моби Дика”. Вокруг валялись книги, словно ураган снес их с полок. Взглянув мне прямо в глаза, она бросила страницу в кучу перед собой, с грохотом швырнула книгу в стену и потянулась за следующей. – Какого хрена… – Уронив портфель, я вырвал книгу у нее из рук; она попыталась лягнуть меня в лодыжку, но я отскочил. – Дина, какого черта?! – Ты! Гребаный вонючий ублюдок, ты меня запер! Что я должна была делать, сидеть тут, как послушная собака? Я не твоя собственность, ты не можешь меня заставить! Она нырнула за другой книгой, но я упал на колени и схватил ее за запястья. – Дина. Послушай меня. Послушай. Я не мог оставить тебе ключи, у меня нет запасного комплекта. Дина пронзительно взвизгнула от смеха, обнажив зубы. – Ага-ага, конечно, у тебя – и нету. Мистер Аккуратист, да у тебя все книги в алфавитном порядке расставлены – а запасных ключей нет? Знаешь, что я собиралась сделать? Поджечь их. – Она яростно ткнула подбородком в сторону кучи вырванных страниц. – Тогда меня бы кто-нибудь живо выпустил… пожарная сигнализация хорошо воет, громко, твоим надутым соседям яппи это бы совсем не понравилось… ох, милые мои, какой шум, в жилом-то районе… Она бы так и сделала. От одной мысли об этом у меня скрутило живот, и я, наверное, ослабил хватку – Дина дернулась вбок, к книгам, и почти вырвалась. Я еще крепче сжал ее руки и оттеснил обратно к стене; она попыталась плюнуть в меня, но ей было нечем. – Дина. Дина, посмотри на меня. Она брыкалась, извивалась, дергалась из стороны в сторону и яростно мычала сквозь стиснутые зубы, но я держался, пока она не замерла и не встретилась со мной взглядом. Глаза у нее были голубые и дикие, словно у сиамской кошки. – Послушай меня, – сказал я, наклонившись вплотную к ее лицу. – Мне нужно было на работу. Я думал, что успею вернуться до того, как ты проснешься. Я не хотел звонить в звонок и будить тебя, поэтому взял ключи с собой. Вот и все, понимаешь? Дина обдумала мои слова – и постепенно ее руки расслабились. – Еще раз так сделаешь, – холодно сказала она, – я позвоню копам и скажу, что ты держишь меня взаперти и каждый день насилуешь по-всякому. Посмотрим, что тогда будет с твоей работой, детектив. – Господи, Дина. – Я это сделаю. – Знаю. – Ой, нечего на меня так смотреть. Если ты запираешь меня, словно я животное или психопатка, значит, сам виноват, что мне пришлось как-то выбираться. Не я виновата, а ты. Ссора была окончена. Дина стряхнула мои руки, словно мух, и принялась расчесывать волосы кончиками пальцев. – Ладно, – сказал я. Сердце стучало как бешеное. – Ладно. Извини. – Майк, я серьезно. Ты сделал глупость. – Да, похоже на то. – Нет, не “похоже”. Очевидно. – Дина поднялась с пола, протолкнулась мимо меня и обошла разбросанные книги, отряхивая руки и наморщив нос. – Боже, какой бардак. – Завтра мне тоже на работу, и я не успел сделать запасные ключи. Возможно, тебе стоит пока погостить у Джери. Дина застонала: – О боже, Джери… Она будет рассказывать мне про детей. Ну то есть я их обожаю и все такое, но, блин, слушать про месячные Шилы и прыщи Колма – это уже слишком. – Она с размаху плюхнулась на диван и принялась натягивать байкерские ботинки. – Но если у тебя реально только один комплект ключей, я здесь не останусь. Может, впишусь к Джеззеру. Я позвоню с твоего телефона? На моем деньги кончились. Я понятия не имел, кто такой Джеззер, но вряд ли он бы мне понравился. – Солнышко, прошу тебя, сделай мне одолжение. На меня сейчас столько всего навалилось, и мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, что ты у Джери. Да, я знаю, что это глупо, что тебе будет скучно до чертиков, но для меня это очень важно. Пожалуйста. Сестра подняла голову и уставилась на меня немигающим взглядом сиамской кошки, замерев с намотанным на руки шнурком.