Конор чуть заметно шевельнул плечами: – На природе спокойно. – Спокойствие – это не по мне. Я парень городской, мне как-то ближе шум и суета. Вдобавок я там чуть яйца не отморозил. А ты сам из тех мест, да? Конор резко вскинул голову, но Ричи просто смотрел на дверь, отхлебывая воду из стаканчика и болтая о том о сем в ожидании моего прихода. – Нет людей, которые родом из Брайанстауна. Туда только переезжают. – Это я и имел в виду. Ты же там живешь, да? Иисусе, я б там ни за что не поселился. Ричи подождал, являя собой воплощение легкого невинного любопытства. – Нет. Я из Дублина, – наконец ответил Конор. Не местный. Ричи закрыл одну из версий и тем самым избавил нас от большой мороки. – Да здравствует Дублин! – Ричи поднял стаканчик в шутливом тосте. – Лучшее место для жизни. Нас отсюда и силком не утащишь, верно? Конор снова пожал плечами: – Я бы пожил в деревне. Все зависит от обстоятельств. Ричи подцепил ногой свободный стул и подтянул его к себе, потом закинул на него ноги, устраиваясь поудобнее перед интересным разговором. – Серьезно? А от каких обстоятельств? Конор с силой провел рукой по подбородку, пытаясь собраться: Ричи выводил его из равновесия, заставляя внимание рассеиваться. – Не знаю. Если бы была семья. Там детям есть где играть. – А! – воскликнул Ричи, ткнув пальцем в сторону Конора. – Вот видишь. Я-то холостяк, мне надо, чтоб было где выпить, девочек склеить – жить без этого не могу, понимаешь? Я правильно поступил, что отправил его первым. Он был расслаблен, словно на пляже загорал, и при этом справлялся на отлично. Готов поспорить, что, входя в эту комнату, Конор твердо намеревался держать рот на замке – если понадобится, несколько лет. У каждого детектива, даже у Квигли, есть свои приемы, есть то, что у него получается лучше, чем у других: все мы знаем, к кому обратиться, если нужно, чтобы свидетеля успокоил эксперт, или если нужно быстро кого-то припугнуть. А у Ричи был самый редкий талант: он мог вопреки очевидности убедить свидетеля в том, что тот беседует с обычным человеком, – точно так же, как мы беседовали, сидя в том логове. Ричи давал понять, что не расследует дело, что видит перед собой человека, а не злодея, которого ради блага общества нужно упрятать за решетку. Я принял это к сведению. – Тусовки надоедают, – возразил Конор. – Со временем понимаешь, что тебе это не нужно. Ричи вскинул руки: – Верю на слово, брат. А чего ж тебе нужно? – То, ради чего хочется возвращаться домой. Жена. Дети. Немного покоя. Простые вещи. Горе: оно сквозило в его голосе, двигалось, медленное и тяжелое, словно тень под темной водой. Я впервые ощутил укол сочувствия к парню – и тотчас во мне вскипело такое раздражение, что я едва не ворвался в комнату для допросов, чтобы поработать над ним лично. Ричи скрестил указательные пальцы. – Боже упаси! – весело отозвался он. – Подожди пару лет, и посмотрим. – Мне двадцать три. Часики еще не скоро затикают. – Подожди. Ночные клубы, размалеванные девушки, похожие друг на друга как две капли воды, все набираются вдрызг, чтобы изображать из себя незнамо кого. Рано или поздно тебя от этого затошнит. – А, обжегся на этом, да? Привел домой лапулю, а проснулся со стервой? – ухмыльнулся Ричи. – Что-то вроде того, – ответил Конор. – Понимаю, брат. С пьяных глаз чего только не натворишь. Но если клубы не для тебя, то где же ты снимаешь телочек? Конор пожал плечами: – Я редко куда-то выбираюсь. Он уже начал отгораживаться от Ричи, блокировать его – пора что-то менять. Я эффектно влетел в комнату для допросов: распахнул дверь, развернул стул и уселся лицом к Конору. Ричи быстро сполз со стола и сел рядом со мной. – Конор, – сказал я. – Не знаю, как тебе, но лично мне хотелось бы разобраться с этим побыстрее, чтобы мы все успели немного поспать. Что скажешь? Прежде чем он успел ответить, я поднял руку: – Эй, притормози, Спиди Гонзалес[16]. Уверен, тебе есть что сказать, но твой черед еще настанет. Сначала позволь кое-что тебе сообщить. – Им нужно дать понять, что теперь они принадлежат тебе, что с этого момента только ты решаешь, когда они могут говорить, пить, курить, спать и ссать. – Я детектив-сержант Кеннеди, это детектив Курран, а ты здесь только для того, чтобы ответить на наши вопросы. Ты не арестован, ничего подобного, но нам нужно поболтать. И ты наверняка прекрасно понимаешь, о чем. Конор тряхнул головой. Он снова замыкался в тяжелом молчании, однако в данный момент меня это вполне устраивало. – Да ладно, брат, – с упреком сказал Ричи. – Из-за чего, по-твоему, сыр-бор? Из-за Великого ограбления поезда? Нет ответа. – Детектив Курран, оставьте человека в покое. Он просто делает, что ему велено, верно, Конор? “Жди своей очереди”, – сказал я, вот он и ждет. Мне это нравится. Хорошо, когда все с ходу усваивают правила. – Я положил ладони на стол лодочкой и с глубокомысленным видом их оглядел. – Конор, я уверен, что такой способ провести ночь тебя не вдохновляет. Я тебя прекрасно понимаю. Но если как следует подумать, окажется, что сегодня тебе крупно повезло. Он уставился на меня с крайним недоверием. – Это правда, друг мой. Ты знаешь, и мы тоже знаем, что тебе не следовало разбивать лагерь в том доме. Ведь дом же не твой, верно? Ничего. – Но, быть может, я ошибаюсь. – Я усмехнулся уголком рта. – Может, если мы свяжемся с застройщиками, они сообщат, что ты внес внушительный задаток? Возможно, я должен перед тобой извиниться, а, дружище? Может, ты взбираешься по имущественной лестнице? – Нет. Я поцокал языком и погрозил Конору пальцем: – Ай-ай-ай, так я и думал. Сынок, если в доме никто не живет, это не значит, что ты можешь туда въехать со всеми вещичками. Это все равно незаконное проникновение, знаешь ли. Закон не берет выходной только потому, что тебе приглянулся загородный дом, который весьма кстати пустовал. Я поддал в голос как можно больше снисходительности, и она вынудила Конора нарушить молчание. – Я никуда не проникал. Просто вошел. – Пусть тебе адвокаты объясняют, что это одно и то же. Если, конечно, дело зайдет настолько далеко, что, – я поднял палец, – совершенно необязательно. Я же говорю, Конор, ты везунчик. Нас с детективом Курраном не особо интересует какое-то вшивое проникновение – только не сегодня. Скажем так: когда двое охотников уходят на всю ночь, они ищут крупную дичь. Если им удастся поймать только кролика, они удовольствуются им, однако если тот наведет их на след медведя гризли, они отпустят кролика домой, а сами пойдут за медведем. Следишь за мыслью? В ответ я получил взгляд, полный отвращения. Меня часто принимают за напыщенного мерзавца, который наслаждается звуком собственного голоса, и меня это полностью устраивает. Валяйте, списывайте меня со счетов, теряйте бдительность. – Сынок, я хочу сказать вот что: ты, образно выражаясь, кролик. Если наведешь нас на крупную дичь, скачи себе дальше. В противном случае твоя пушистая головка украсит стену над нашим камином. – На что я должен вас навести? Одна лишь эта вспышка агрессии в голосе Конора подсказала бы мне, что он все прекрасно понимает. Я ее проигнорировал. – Мы ищем информацию, а ты тот самый человек, который нам ее предоставит. Когда ты выбирал, в какой бы дом незаконно проникнуть, тебе необычайно повезло. Наверняка ты заметил, что окна твоего гнездышка смотрят прямо на кухню дома номер девять на подъеме Оушен-Вью. У тебя было собственное реалити-шоу, двадцать четыре часа в сутки. – Самое скучное реалити-шоу на свете, – сказал Ричи. – Разве ты не предпочел бы найти, например, стрип-клуб? Или компанию девчонок, разгуливающих топлес? Я погрозил ему пальцем: – Мы же не знаем, было ли оно скучным, верно? Именно это нам и предстоит выяснить. Конор, дружище, выкладывай: люди в девятом доме скучные? Конор обдумал вопрос, поискал в нем подвох. – Там семья, – сказал он наконец. – Мужчина и женщина. Мальчик и девочка. – Офигеть и не встать, Шерлок. Пардон за мой французский. Это мы и сами выяснили, не зря же нас называют детективами. Какие они? Как проводят время? Ладят между собой или нет? Обнимаются или скандалят? – Никто не скандалит. Раньше они… – Судя по голосу, внутри у него снова заворочалось темное, глубокое горе. – Раньше они играли в игры. – В какие? В “Монополию”? – Теперь я понимаю, почему ты их выбрал. – Ричи закатил глаза. – Захватывающее зрелище, да? – Однажды они построили на кухне форт из картонных коробок и одеял. Играли в ковбоев и индейцев, все четверо; дети карабкались по отцу, делали боевой раскрас маминой помадой. По вечерам, уложив детей, он и она сидели в саду с бутылкой вина. Она гладила ему спину. Они смеялись. Такой длинной тирады мы от него еще не слышали. Ему до смерти хотелось поговорить о Спейнах, он буквально искал эту возможность. Я покивал, достал блокнот и начал выводить в нем каракули, притворяясь, что делаю пометки. – Конор, дружище, это ценные сведения. Именно такие нам и нужны. Продолжай. По-твоему, они счастливы? Это хороший брак? – Это был прекрасный брак. Прекрасный, – тихо сказал Конор. Был.