Я не мог разобраться в этой темной и запутанной истории, не мог понять, мстит ли мне Дина за какую-то реальную или воображаемую обиду или же увидела то, что я упустил, и поэтому, словно напуганная птица, бьющаяся о стекло, стала колотить в дверь Ричи. Я сам не знал, какой из двух вариантов хуже. – Она сказала: “Ты его напарник, тебе он доверяет. Ты должен о нем позаботиться. Мне он не позволяет, родным тоже, но, может, позволит тебе”. – Ты с ней переспал? Я старался удержаться от этого вопроса. Ричи открыл рот и долю секунды помедлил – это сказало мне все, что требовалось знать. – Можешь не отвечать, – остановил его я. – Послушайте, послушайте… Вы же не говорили, что она ваша сестра. И она тоже не говорила. Богом клянусь, если бы я знал… Я готов был выложить ему все – и, ей-богу, промолчал только потому, что вообразил, будто это сделает меня уязвимым. – А ты думал, кто она? Моя девушка? Бывшая? Моя дочь? По-твоему, тогда это было бы нормально? – Она назвалась вашей старой подругой. Сказала, что знает вас с самого детства, что ваши семьи вместе арендовали летом трейлеры в Брокен-Харборе. Так она сказала. Почему я должен был думать, что она врет? – Может, потому, что она чертова психопатка? Она заявляется к тебе, болтает про дело, о котором нихрена не знает, заливает, что у меня якобы нервный срыв. Ее слова на девяносто процентов бред. И тебе даже не пришло в голову, что с остальными десятью тоже не все ладно? – Но это был не бред. Она правильно сказала, что дело на вас действует. Мне почти с самого начала так казалось. Каждый вдох причинял мне боль. – Как это мило. Я тронут. И ты, значит, решил, что в данных обстоятельствах уместно трахнуть мою сестру. Ричи, казалось, с радостью отпилил бы себе руку, лишь бы закончить этот разговор. – Все было не так. – Боженька милосердный! А как же, в таком случае, это было? Она накачала тебя наркотой? Приковала наручниками к кровати? – Я не собирался… И она, кажется, тоже. – Ты всерьез заявляешь мне, будто знаешь, о чем думает моя сестра? После одной ночи? – Нет. Я просто говорю… – Приятель, я знаю ее уж куда как лучше, чем ты, но даже я понятия не имею, что творится у нее в голове. Более чем вероятно, что она пришла к тебе с готовым планом действий. Я на сто процентов уверен, что это была ее идея, а не твоя. Но это не значит, что ты должен был ей подыгрывать. О чем ты, мать твою, думал? – Честное слово, просто одно потянуло за собой другое. Она боялась, что это дело вас погубит, кружила по гостиной и плакала, даже сесть не могла от расстройства. Я обнял ее – просто чтобы успокоить… – И на этом месте тебе пора заткнуться. Избавь меня от красочных подробностей. Я и сам мог в точности представить, как все произошло. Это так просто, так смертельно просто – заразиться Дининым безумием. Сначала ты собираешься всего лишь окунуть ноги, сидя на краешке, рассчитывая схватить ее за руку и вытащить, – а в следующую минуту ты уже на глубине, отчаянно машешь руками, пытась вынырнуть и глотнуть воздуха. – Говорю вам, это случилось само по себе. – Сестру своего напарника. – Внезапно я почувствовал, что совершенно обессилен, что меня тошнит, а к горлу поднимается что-то жгучее. Я прислонился головой к стене, закрыл глаза и прижал пальцы к векам. – Безумную сестру своего напарника. Как это могло показаться нормальным? – Это ненормально, – тихо ответил Ричи. Темнота под пальцами была глубокой и умиротворяющей. Я не хотел открывать глаза и снова видеть этот жесткий, резкий свет. – А утром, когда ты проснулся, Дины уже не было – как и пакета с уликой. Где он лежал? Секундная пауза. – На прикроватном столике. – На самом виду у любого, кто мог войти в комнату, – соседа, домушника, девочки на одну ночь. Блестящее решение, сынок. – Дверь в спальню запирается. А днем я держал его при себе, в кармане пиджака. Мы столько спорили: Конор или Пэт, полувоображаемые животные, старые истории любви – и все это время Ричи врал. Ответ с самого начала был у него – так близко, что я мог дотянуться до него рукой. – И это не помогло, да? – Я же не думал, что она его возьмет. Она… – Ты вообще не думал. По крайней мере, с той минуты, как она зашла к тебе в спальню. – Она ведь была вашей подругой – то есть тогда я так считал. Я не думал, что она что-то украдет, тем более вещдок. Она за вас очень переживала, это было очевидно. С какой стати ей захотелось бы похерить ваше дело? – О нет-нет. Дело похерила не она. – Я отнял ладони от лица. Ричи был пунцовым. – Она украла пакет, потому что изменила свое мнение о тебе. И не она одна, приятель. Как только она его заметила, то сразу сообразила, что ты, возможно, не такой уж замечательный надежный парень, на которого можно положиться, и, значит, не тот, кто станет заботиться обо мне. Поэтому она решила, что ей ничего не остается, кроме как сделать это самой и принести мне вещдок, который мой напарник собирался утаить. Двойная польза: расследование встанет на правильные рельсы, а я узнаю, с кем имею дело. Сумасшедшая или нет, но, похоже, кое-что она поняла правильно. Ричи молча изучал свои ботинки. – Ты вообще собирался мне об этом рассказать? Он резко выпрямился. – Да, собирался. Когда я нашел эту штуку, то почти точно собирался. Именно поэтому я положил ее в пакет и надписал. Иначе просто спустил бы в унитаз. – Ну, поздравляю, сынок. И что ты за это хочешь – медаль? – Я кивнул в сторону пакета. Я не мог посмотреть на него – казалось, в пакете мечется что-то живое и яростное, гигантское насекомое, которое бьется о тонкую бумагу и пластик, пытаясь разорвать преграду и напасть. – “Изъято по месту жительства Конора Бреннана, в гостиной”. Пока я был на улице и звонил Ларри? Ричи бессмысленно таращился на документы в своей руке, словно не мог вспомнить, откуда они взялись. Он разжал пальцы, и бумажки разлетелись по полу. – Да. – Где это было? – Наверное, на ковре. Когда я клал весь хлам обратно на диван, то увидел ноготь на рукаве свитера. Его там не было, когда мы убирали одежду с дивана, – помните, мы же ее внимательно осматривали на предмет кровавых пятен. Видимо, ноготь зацепился, когда свитер лежал на полу. – Какого цвета свитер? (Если бы у Конора Бреннана были нежно-розовые вязаные вещи, я бы это запомнил.) – Зеленый. Типа хаки. А ковер был кремовый, с грязно-зелеными и желтыми завитками. Парни Ларри могли бы облазить всю квартиру с лупами в поисках вещи, совпадающей по цвету с этим розовым обрывком, и ничего не найти. Но стоило мне увидеть этот ноготь, я мгновенно понял, откуда взялась розовая шерсть. – И как ты интерпретируешь эту находку? – спросил я. Молчание. Ричи смотрел в пустоту. – Детектив Курран. – Ноготь… По форме и лаку… соответствует ногтям Дженни Спейн. Зацепившееся за него волокно… – У Ричи дернулся уголок рта. – Мне показалось, что оно соответствует вышивке на подушке, которой задушили Эмму. Та мокрая нитка, которую Купер выудил из детского горла, раскрыв хрупкие челюсти большим и указательным пальцами. – И какой вывод ты из этого сделал? – Что убийцей могла быть Дженнифер Спейн, – ответил Ричи ровно и очень тихо. – Не “могла быть”. Была. Он беспокойно шевельнул плечами: – Это не точно. Она могла подцепить эту нитку как-то иначе – раньше, когда укладывала Эмму спать… – Дженни тщательно следит за собой, у нее ни один волосок из прически не выбьется. Думаешь, она бы целый вечер проходила со сломанным, цепляющимся за все подряд ногтем и так бы и легла спать? За несколько часов не вынула бы зацепившийся за него клочок шерсти? – Может, это попало от Пэта. Нитка пристает к его пижаме, когда он душит Эмму подушкой; потом, когда он борется с Дженни, она ломает ноготь, волокно цепляется за него… – Данное конкретное волокно – одно из многих, там тысяча волокон в его пижаме, в ее пижаме, да по всей кухне. И что, цепляется именно это? – Ну мало ли. Нельзя просто валить все на Дженни. Вспомните, Купер ведь уверен, что она не сама нанесла себе раны? – Знаю. Я с ней поговорю. – Мысль о том, что придется иметь дело с миром за пределами этой комнаты, подкосила меня, словно удар дубинкой под колени. Я тяжело сел за стол. Стоять я уже не мог. Ричи понял смысл моих слов. “Я с ней поговорю”, не “мы”. Он открыл рот, закрыл, пытаясь придумать правильный вопрос. – Почему ты не сказал мне? – Мой голос сочился болью, но мне было плевать. Ричи отвел глаза и, опустившись на колени, принялся подбирать рассыпавшиеся бумаги.