Коренастый и дородный Поляк напоминал чиновника невысокого класса, а вовсе не руководителя быстро богатеющей и беззастенчивой компании. — Я могу указать местонахождение промысла. — Его укажет любой местный житель. И любой капитан найдёт дорогу. Роман понял, что разговор складывается сложнее, чем он рассчитывал. Без приглашения он придвинул к себе другое кресло и тоже сел. — Вы знакомы с господином Хамзатом Мамедовым? — спросил он. Телохранитель Поляка заметно насторожился. — Слышал о таком, — кивнул Поляк. — Доверенное лицо Эмануила Нобеля. — Это Мамедов разрушил ваш план завладеть оборудованием Глушкова. — О чём вы? — удивился Поляк так искренне, что нельзя было не поверить. — Ваш агент Голдинг уговорил молодого Иннокентия Стахеева захватить нобелевскую баржу с оборудованием. Мамедов нашёл баржу и убил Голдинга. О том, что Голдинг явился к Стахееву от Савелия Григорьевича, Роману в Святом Ключе рассказала покойная Ксения Алексеевна. Дивная была ночь… Поляк размышлял. Роман смотрел на него прямо. — Чего же вам угодно, молодой человек? — Заключить сделку с «Шеллем» против Нобелей. Четверть века назад на российский Кавказ пришли бароны Ротшильды. Их нефтяная империя распростёрлась от промыслов Баку до порта Батума. А транспортировкой продукции по Волге занимался нижегородский агент Гирш Поляк, по-русски — Григорий Абрамович. На деньги Ротшильдов он учредил речное буксирное пароходство «Мазут», подразделение компании. Смута 1905 года настроила Ротшильдов против России, где собственность евреев всегда была под угрозой, и бароны продали свои русские активы англо-голландской компании «Шелль», получив достойное место в её руководстве. «Мазутом» тогда управляли уже сыновья Гирша Савелий и Михаил. Их фирма оказалась единственным российским пароходством «Шелля»; оно открывало доступ на рынки России, и денег на «Мазут» британцы не жалели. В конце концов напористый «Мазут» вторгся в товарно-пассажирские перевозки: купил пароходство «Ока», а с помощью кредита завладел обществом «По Волге». Но главным конкурентом «Шелля» и «Мазута» оставались Нобели. — Что ж, я слушаю ваше предложение, — с холодным интересом сказал Поляк. — Но учтите, что наши геологи не верят в продуктивность Арлана. — Начальник промысла Турберн уже имеет доказательства обратного. С оборудованием Глушкова он добудет там нефть. Если победят белые, нефть достанется Нобелям, если красные — то Советам. А я могу уничтожить Арлан. — Каким же образом? — Силой, — просто ответил Роман. — У меня катер и команда. Я доберусь до промысла и заставлю работников демонтировать оборудование Глушкова. Вышки взорву, оборудование погружу на баржу и привезу в Уфу. Нужно, чтобы агенты «Шелля» ждали меня там начиная с десятого октября сего года. — А вы всё продумали, — с уважением оценил Поляк. — Разумеется, Савелий Григорьевич. Роман ощущал себя блистательным и непобедимым. — А чего хотите вы сами? — Для начала — лично сопровождать оборудование до завода, где его будут изучать. Это Индокитай, верно? Или Суматра? Или Борнео? — Восточное конструкторское бюро «Шелля» находится в Сингапуре. — Пускай Сингапур, — согласился Роман. — И затем я претендую на место в совете директоров какого-либо подразделения компании. Поляк молчал. Роман понимал, что он думает не о рисках — рисков нет; Поляк взвешивает возможные приобретения. «Шелль» потеснит Нобелей с российского рынка и раздобудет образец прогрессивного оборудования, а если геолог Губкин прав, то вооружится новой стратегией нефтеразведки. И все эти выгоды в обмен всего лишь на стул для предприимчивого самозванца. — Я не могу ничего обещать за господина Детердинга, — сказал Поляк. — Что ж, удовлетворюсь пока обещанием только от вашей компании. — Извольте, я его даю! — Поляк энергично встал и протянул Горецкому руку: — С десятого октября в Уфе вас будет ждать агент «Мазута». Роман тоже встал. — И зарезервированный вагон до Владивостока. — Конечно, — усмехнулся Савелий Григорьевич. Роман ответил рукопожатием. Сделка заключена! Роман испытывал странное, но лёгкое ошеломление. Чёрт возьми, с ума сойти: уездный Чистополь — и тропический Сингапур!.. Он, Роман Горецкий, наконец прорвётся в круг большой жизни, больших людей и большой власти! Внезапно где-то невдалеке тяжко загрохотали артиллерийские орудия, от гула канонады звякнули стёкла. Телохранитель Поляка тотчас вскочил, подбежал к окну и раздвинул планки жалюзи. С городского рейда вела огонь плавбатарея «Чехословак» — на створе появились пароходы красных. 07 Эта широкая и тупоносая железная баржа раньше называлась «Тёща» — видно, хозяин любил пошутить. Военморы закатили на неё четыре полевых орудия, и получилась плавучая батарея «Атаман Разин». Плавбатарею таскал буксир «Клюкин». Он вывел «Разина» к Жукотинскому яру, на котором под жухлой травой бугрилось древнее татарское городище; отсюда дальнобойные пушки целый час лупили снарядами по чистопольскому рейду и флотилии адмирала Старка. «Разину» издалека отвечала плавбатарея «Чехословак». Перестрелка не дала результата — никто ни в кого не попал. «Клюкин» уволок свою баржу с раскалёнными пушками на стоянку за Кубасским перевалом. Маркин объявил по флотилии, что балтийская братва желает поговорить. — Не советую ходить на их митинг, — неприязненно сказал Раскольникову Струйский. — Развал государства и армии начался с таких вот митингов. — Надо слышать свой народ! — свысока заявила Струйскому Ляля. Раскольников мягко промолчал. Струйский пожал плечами. Ночь была ясной, над былинным Жукотином в чёрном небе висел острый мусульманский полумесяц. Балтийцы собрались возле дома бакенщика — маленькой избушки, покрытой еловой корой. К стене избушки, словно боевые хоругви, бакенщик привалил огромные фарватерные знаки на длинных шестах — дощатые круги и прямоугольники. На вешалах сушились ветхие сети. Сам бакенщик — старичок, списанный на берег шкипер, — сидел на лавочке под окошком пьяный до бесчувствия: балтийцы угостили его спиртом. Одичавший в одиночестве без работы, дедушка был рад любому обществу. Балтийцы с разных пароходов флотилии расселись на чём попало — на старых перевёрнутых лодках и на брёвнах, которые бакенщик выловил в реке, но продавать было уже некому. Кое-где горели костры, там пекли картошку. — Сенечка, кушайте вежливо, картофель жжётся! — потешался кто-то. Раскольников для Ляли хотел постелить на бревно свой носовой платок, но Ляля жестом отказалась: слишком буржуазно. Маркин топтался перед толпой, сдвинув на затылок бескозырку. — Так, братва, — заговорил он. — Дело, значит, есть. Командир пришёл — это правильно… У нашего товарища Грицая к вам слово. Шуруй сюда, Грицай. — Вот кто здесь главный, — негромко заметил Раскольников. Грицай, широко улыбаясь, вышел вперёд. — Здорово, Андрюха! — помахал он рукой кому-то в толпе. — Здорово всем! Грицаю вразнобой ответили одобрительные голоса. — Про «Царицын» вы уже знаете, — начал Грицай. — На дне наш крейсер! Мы с командой остались безлошадные! Я просил у командира для нас другой пароход, а он не даёт! Вот теперь обращаюсь к братве: нажми на Фёдора! Моряки возмущённо загудели: — Пароход Грицаю! Пароход!.. Раскольников неохотно встал и оглядел собрание. — Откуда же я возьму судно? Речников ссаживать я не хочу. Нельзя так! Мы с ними общее дело делаем, и надо уважать товарищей! Военморы загомонили, обсуждая положение. Грицай решил вмешаться. — Балтийцев, значит, можешь на шаланду сбагрить, а речников — никак? Братва! Оторвался наш командир от своих, или я чего путаю?! Обижают нас! Братва гневно всколыхнулась. Ей нравилось чувствовать себя обиженной: обида дозволяла свободу действий, обиженный имел право на бунт. — Вы сами оцените, как Фёдор устроился! — Грицай смело разжигал гнев моряков. — Занял царский пароход, адмиральский вымпел поднял, жена ему перину греет, а тёща самовар приносит! Барин, а не большевик! Раскольников стоял перед моряками спокойно, а Ляля вскочила с места. — Да Фёдор в партии с десятого года! — негодующе крикнула она. Моряки оживились, как всегда бывало, когда появлялась Лялька: