– Я тебе оставлю! – Ирка погрозила мне пальцем, встала и потянула с травы интуриста. – Отложим Петергоф, займемся делами. У нас, Наташик, чтоб ты знал, тоже беда. Пропал кот! – Кэт? Вольга? – Волька вообще-то, не Вольга. Но твой вариант ему даже больше подходит. – Подружка умело забалтывала скорбящего, переключая его мысли на другой предмет. – Веет от этого имени чем-то былинным, старорусским… Ленка, кто такой Вольга? – Вольгá, ударение на последней гласной, – поправила я и отбарабанила, как на экзамене по фольклористике: – Вольга Святославич – богатырь, персонаж русских былин. Основными отличительными чертами этого героя являются способность к оборотничеству и умение понимать язык птиц, рыб и зверей… – Ну, точно про нашего кота! – обрадовалась Ирка и на ходу подпихнула Уоррена локтем. – Это ты здорово придумал! Смотри, как угадал! Или знал? Ты что же, в русской литературе разбираешься? Джонатан приосанился. Доброе слово и интуристу приятно. – Литература – гуд. Хороший! – убежденно сказал он. Я не поняла, только русская литература или вообще. – Большой деньги. Бизнес. А, точно не о русской. Во всяком случае, не о современной. Где она, а где большие деньги? Я вот уже двадцать лет издаюсь, по четыре книжки в год строчу, а денег за них получаю – кот наплакал… – Кот! – Я вспомнила о Вольке и устыдилась. Болтаем тут впустую, вместо того чтобы искать пропавшего зверя. – Народ, вы как хотите, а я к метро – и домой. Напишу объявление о пропаже кота, сверстаю его с фотографией и пойду искать, где распечатать. Ирка поглядела на Джонатана – тот был уже не скорбен, но еще не бодр – и решила: – Иди, я отконвоирую интуриста в его отель и догоню тебя. – Да-да, мы же в ответе за тех, кого приручили, – съязвила я, но дискутировать не стала. Мы вместе дошли до ближайшей станции метро и там разделились. Глава седьмая Признаюсь, я надеялась, что к моему возвращению Волька уже будет дома – живой и здоровый. Увы, кот по-прежнему отсутствовал. Более того, судя по неизменному состоянию его посудин, зверь и не появлялся. Напрасно я оставляла форточку призывно распахнутой во всю ширь – над ней только кумачового транспаранта-растяжки «Добро пожаловать домой, дорогой котик!» не хватало. С некоторым запозданием я подумала, что безмолвным приглашением запросто мог воспользоваться какой-нибудь вор-домушник. В славном Питере, похоже, весьма криминогенная обстановка. Я прикрыла форточку, но не стала ее запирать на защелку. Сев за стол, я открыла макбук. Минут пятнадцать у меня ушло на сочинение текста объявления – я постаралась, чтобы он был пронзительным и душещипательным, как мексиканский телесериал. Тетя меня не одобрила бы, она никогда не козыряет своим статусом, но я все-таки написала, что хозяйка пропавшего котика – одинокая старушка-блокадница. Авось добрые люди проникнутся и помогут найти Вольку. Я как раз заканчивала с объявлением, уже скопировала его на флешку, когда явилась моя подруга – и не одна, а снова с Уорреном. Тот выглядел заметно лучше: взор избавился от пасмурной поволоки, мокрые волосы были аккуратно причесаны. Судя по закатанным рукавам Иркиного пиджака, это она его беспощадно освежила, сунув головой под кран. Да, у Ирины Иннокентьевны Максимовой методы перевоспитания такие же смелые и действенные, как у Антона Семеновича Макаренко. Тем не менее я посмотрела на подругу с немым укором. – Да не могла я его одного там бросить, – оправдываясь, объяснила она. – Видишь, плохо человеку, что ему делать в таком состоянии? Только искать компании других людей… – И котов, – я напомнила, зачем мы все сегодня собрались. – Ладно, в шесть рук мы быстрее объявления расклеим, чем в четыре. Надо только найти, где листовки распечатать. – По пути к метро есть магазин канцтоваров, там на двери объявления «принтер» и «ксерокс», значит, оказывают соответствующие услуги, – подсказала Ирка. И мы пошли в тот магазин. По дороге на всякий случай кис-кискали на два женских голоса. Мистер Уоррен тоже звал нашего кота, но по-своему: «Кити-кити». – Вот же нерусь, какой кот на это откликнется? – ворчала Ирка. – Разве что британский вислоухий! – Да нет, в Англии кошек подзывают другим звуком – «Пуси-пуси», – возразила я. – Но наш Волька отчасти мейн-кун, а это аборигенная порода кошек Северной Америки, так что Наташик не так уж неправ. Так или иначе, Вольку Владимировича мы не вызвали. Зато не скучали в пути в магазин. Он располагался в нижнем этаже старого здания. Помещение было узким и длинным, как кишка. Точнее, даже как гирлянда сосисок, потому как по сути представляло из себя анфиладу комнат. Я с извлеченной из кармана флешкой направилась прямиком в последний закуток с офисной техникой. – Мы пока клей купим, – не дождавшись, пока я заберу готовые листовки и расплачусь, Ирка увлекла Уоррена в секцию канцтоваров. – Лучше скотч! – покричала я им в спины. – Я скотч не пить! – оглянувшись, возразил перевоспитанный по методике педагога Максимовой интурист. – И не есть, – согласилась Ирка, продолжая тащить его в выбранном направлении. – Это, брат, такой скотч, который и не выпивка, и не закуска, но все равно очень нужная вещь. Мы на него бумажки лепить станем. Дешево, быстро, эргономично. – Рогоно… ват? – Глуховат! – Не смейся над убогим. – Я подошла к ним, на ходу запихивая в пакет пачку свежих объявлений. – Чего вы телитесь?.. Девушка, дайте нам две катушки широкого скотча и канцелярский нож, пожалуйста. – Нож не надо, у меня есть. – Ирка поспешила отменить мой заказ. – Странно, что у тебя нет скотча, – заметила я. – Есть, но другой. – Который пить? – Который узкий! Но с ним нам неудобно будет. Вообще-то на широкий скотч лепить листовки оказалось тоже несподручно: просторные бумажки на ветру трепыхались, вырывались, скотч слипался, а его край постоянно бесследно терялся. Хоть мы и действовали втроем, но умаялись, пока расклеили три десятка объявлений. А Ирка еще и ноготь сломала. – Даже не помню, когда я последний раз так нескучно коротала вечер, – ворчала она, взбираясь по крутой лесенке в нашу светлицу. Уоррена мы в гости не позвали, посадили в такси у подъезда и отправили в его отель. К этому моменту интурист, надо сказать, уже не возражал против исключения из нашей дружной компании. Он умудрился порезаться краем бумажного листа и отбыл, оттопырив заклеенный пластырем палец. К счастью, указательный, а не средний, так что его жест не мог быть принят за выражение отношения к ситуации вообще и к нам с Иркой в частности. Денек, надо признать, выдался утомительно хаотичный. Мы с подругой так устали, что даже отказались от мысли нормально поужинать. Хлебнули чаю с остатками запеканки и отправились на боковую. Я думала, что провалюсь в сон, едва коснувшись головой подушки, но не тут-то было. В голове раздражающим калейдоскопом крутились обрывки мыслей, не желающих складываться в цельную картинку. – Ты долго еще будешь вздыхать и ворочаться? – рассердилась подруга. – Чего тебе не спится, а? Я охотно включилась в разговор: – Да я все думаю – кому это выгодно? – Что именно? Есть какой-то бизнес-проект, о котором я не знаю? – Судя по тону, Ирка сменила гнев на милость. Про бизнес ей всегда интересно, она у нас деловая. – Нет, я говорю про загаженный райский садик Василия Кружкина, – объяснила я. – Никак не пойму, зачем кому-то понадобилось совершать этот акт вандализма. – Там коты набезобразничали, при чем тут чья-то выгода? – А ты вспомни, как наш Лазарчук говорит: хочешь раскрыть преступление – ищи того, кому оно выгодно. – Ну, тогда давай подумаем. – Ирка села на своем кресле-кровати – лежа ей хорошо спится, но плохо думается. – Я, правда, мало понимаю в психологии четвероногих преступников, но если бы речь шла не о котах, а о людях, то какие могли бы быть версии? – Ну-ка, ну-ка, – подбодрила ее я. – Первое, что приходит в голову: группе потенциальных потребителей подбросили наркотики, чтобы подсадить их на эту дрянь и сделать постоянными покупателями. – В случае с четвероногим контингентом не работает, – раскритиковала я это предположение. – Коты, конечно, за валерьянку душу продадут, но они неплатежеспособны. – Ладно, версию с наркодилерством вычеркиваем. – Подружка не стала спорить. – Хотя справедливости ради нужно заметить, что как раз наш Волька был вполне состоятельным котиком. У него при себе – непосредственно на шее – имелось украшение, за которое даже жадный мастер в первой попавшейся скупке без вопросов восемь сотен отстегнул. Согласись, для кота это деньги. – Это и для Василия деньги, и для другого маргинала тоже, – согласилась я. – И можно было бы предположить, что валерьянкой приманили персонально Вольку, чтобы снять с него ошейник, если бы в итоге украшение не осталось лежать под столом. Значит, все затевалось не ради него. – Может, ради самого Вольки? – Ирка возбужденно заворочалась. – Слушай, а это мысль! Вдруг он не простой кот, а особенно ценный? Или чрезвычайно дорогой для кого-то. Давно ли он у тетки? Откуда вообще взялся, ты знаешь? – Она говорила, что нашла его на блошином рынке, – припомнила я. – Он там сидел сам по себе, один, бесхозный. Она его и усыновила… А ты права, в этой версии что-то есть! Ценный кот, которого кто-то потерял, а потом нашел и выкрал… – Да, блошиные рынки – они такие. – Довольная Ирка снова улеглась. – Там среди мусора настоящие сокровища попадаются… Брошки с Блошки… – Она зевнула и замолчала. – Эй? Ты уже спишь, что ли? – позвала я после минуты молчания. – Хр-р-р… Нет, все-таки ночь – не лучшее время для мозгового штурма.