– Как – Светочка? Почему – Светочка? – Ирка рывком подтащила задержанную к двери, пинком распахнула ее и обеспечила сцене необходимое освещение. И заодно появление новых участников: в открывшийся проем в лихом развороте, как легендарная тачанка, закатилось кресло Рузвельта. Сидящий в нем клон Аль Капоне грозно рявкнул: – Всем стоять! Не двигаться! А сунувшаяся поверх плеча тетушки Марфинька неожиданно раскатисто пробасила: – Граждане бандиты! Вы окружены! Выходите по одному с поднятыми руками! – потом хихикнула, как девочка, и смущенно объяснила: – Всегда мечтала это сказать. Уоррен за спинкой кресла-каталки хлопал глазами, как разбуженная сова. Цитату из «Места встречи изменить нельзя» он, разумеется, не узнал, в происходящем не сориентировался. Где ему, заокеанскому казачку! – А вы тут чего?! – рявкнула на новобранцев Ирка. – Максимально сократили маршрут! – отрапортовала тетушка. – Прибыли для подкрепления… А что тут у вас происходит? – Сумасшедшие какие-то, – зло сплюнула Светочка. – Живу в дурдоме, ни минуты покоя! – Позвольте, а это кто? – Марфинька протиснулась мимо кресла-каталки и внимательно рассмотрела свою помощницу. – Ну, приплыли, – вздохнула та. – Светочка я… А хочешь – Клавка… – Не знаю таких! – сказала как отрезала Марфинька и снова пытливо присмотрелась. – А куда это вы, гражданочка, наш подсвечник тащите? Люся, наш же? – Она оглянулась на тетушку. – Из той пары, что на беккеровском рояле? – Подсвечники парные в египетском стиле, бронза, золочение, конец XIX века, – незамедлительно откликнулась тетушка с радостью и воодушевлением. – А я-то думаю, где они! Что-то давно их не видно! А их кто-то из дома выносит, вот интересно – куда и зачем? – Так. Извините, позвольте… – Ирка заметила заглядывающие в подъезд посторонние лица и захлопнула перед ними дверь. Сколько в Питере зевак, а? Все-то им интересно. – Предлагаю продолжить разбирательство в помещении. – Подруга жестом пригласила слегка помятую Светочку проследовать в квартиру. – Я не поняла, откуда у этой женщины ключи от моей двери?! – возмутилась Марфинька. А я оценила проворство, с которым Светочка вдруг ринулась в глубь квартиры, метнулась следом за ней и уже в кухне успела, резко выбросив ногу, уронить ее на пол. – Отличная подсечка, тебя бы в российский футбол, – мимоходом похвалила меня Ирка и, обежав растянувшуюся Светочку, повернула ключ в замке двери черного хода. – Представь, тут на один накидной крючочек закрыто было! – Кто-то держал для себя путь к отступлению. – В кухню, собственноручно крутя колеса рузвельтовского кресла, закатилась тетушка. За ней присеменила Марфинька: – Женщина, вы что тут творите?! – Сейчас разберемся, – пообещала ей Ирка и потянула с пола Светочку, она же Клавка, она же Анна Ефидоренко, она же Элла Кацнельбоген, она же Людмила Огуренкова, она же Изольда Меньшова, она же Валентина Панеяд… Ой, нет, это из другого кино. Подруга помогла задержанной встать на ноги, но и после этого ее локоть не отпустила, потянула за собой: – Давайте пройдем в наиболее просторное помещение, присядем там и все проясним. Светлана Гришина много лет трудилась в столовой судоремонтного завода. Среди бесценных работников не числилась, но непосредственное руководство устраивала: мяса в фарш, рыбы в уху и яиц в омлет недокладывала ровно столько, сколько нужно, чтобы и повара с их семьями на безбелковой диете не сидели. Погнали ее уже после перестройки, когда с ценными продуктами стало нехорошо и попытка выноса сразу десятка банок тушенки выглядела неоправданной наглостью. Ладно бы шеф-повар столько попер, но рядовая кашеварка! С потерей хлебного места все в жизни Светланы покатилось кувырком под откос. Сбежал к молоденькой медсестричке муж, уехал с новой женой на другой конец страны – поди вытряси из него алименты на таком расстоянии! Хорошей новой работы Светлана найти никак не могла, тыкалась-мыкалась по разным местам, то уборщицей устраивалась, то продавщицей кваса, какое-то время вообще трусами на Апрашке торговала. Нового мужа не нашла – не красавица, не молоденькая, да еще и с прицепом в виде сына-обормота. Обормот кое-как окончил девять классов, пошел учиться на автомеханика, потом пристроился в каком-то частном бизнесе, относительно которого у Светланы имелись смутные сомнения: не присядет ли ее обормот за свои труды по статье? Обормот не присел, но условный срок получил. С ним он уже не нашел ничего лучше, чем шарашка, где таксовали гости из Узбекистана, Таджикистана, Казахстана и иных солнечных, но не слишком удобных для жизни краев. В дом нес копейки и накопленное раздражение, на Светлану рявкал, требовал, чтобы отстала. Потом привел жену, такую же неудельную бестолочь, занял с ней большую комнату, мать переселил в маленькую, а потом и оттуда стал гнать, потому как у них с супругой детишки пошли – чистопородные бестолочи обормотовичи. Светлана долго терпела, пыталась удержаться на своих квадратных метрах, но потомки выживали бабку настойчиво и изобретательно. Как-то пришла домой – в ее комнате двухъярусная кровать стоит, а ее дивана вовсе нет, под спальное место для нее отведен топчан на балконе. Снизу доски сколоченные, сверху матрас полосатый, с одного бока стена бетонная, с другого – холодная оконная рама. Чем не нары в темнице сырой? Собралась Светлана – и покинула родные стены на радость обормоту и всем его бестолочам. Пару недель у знакомой тетки-дворничихи кантовалась, надеялась и себе снискать интеллигентную работу с метлой, в Питере с этого знатные артистические карьеры выстраивались, но вдруг повезло – подвернулось кое-что получше. Бабка, барынька богатая, подбирала себе компаньонку-помощницу. Прислугу – поняла Светочка, ознакомившись с обязанностями. Но капризничать не стала, ухватилась за возможность двумя руками. Подумаешь, убирать хоромы многокомнатные и еду готовить! Еды той барыньке старенькой совсем немного надо, не ведрами борщ варить, как в заводской столовке. А что до хором, так почему не убрать их, раз и Светочка там жить будет, сама как барыня – в центре города, да забесплатно! У барыньки, по молодости не раз удачно сходившей замуж за богатых дядек, кроме фамильной квартиры на канале Грибоедова имелись еще две в районах попроще, их хозяйка выгодно сдавала, там Светочка тоже уборку делала по мере надобности. И, кроме бесплатного проживания в роскошных хоромах, имела еще регулярную зарплату – правда, неофициальную, в конвертике, так что на будущей пенсии эти доходы отразиться не могли. Первое время это нелегальную труженицу нисколько не беспокоило, но дни бежали, складывались в годы, и однажды Светочка всерьез задумалась: а что же дальше? Вот помрет барынька, чай, не вечная, объявятся какие-нибудь родственнички – это сейчас никого нет, а как наследство придет пора делить, набегут, не задержатся! Светочку, конечно, выпрут под зад коленом, куда она тогда пойдет? И с чем, с пустыми карманами? Год, не меньше, Светочка и так и сяк намекала барыньке, что неплохо бы той завещание составить да о верной своей компаньонке-помощнице позаботиться, отписав ей хоть что-нибудь из имеющегося добра. Лучше всего, конечно, квартирку, к примеру двушку в Приморском районе, но можно просто деньги или ценные вещи – у барыньки много всего имелось. Но барынька, хоть ты тресни, о смерти задумываться не желала, воображала себя молодой и собиралась жить долго и богато. А у самой мозги уже скисали не по дням, а по часам: то она одно забудет, то другое не вспомнит, а Светочка знай терпи и угождай полоумной старухе! Но барынькино беспамятство Светочку на мысль и навело. Вот забудется бабка в очередной раз, уставится на верную помощницу в ответ на ее «Доброе утречко!» бессмысленным взглядом – кто вы, мол, женщина? А я кто? А где мы? Тут-то Светочка сразу раз – и снесет в темную кладовку какую-нибудь вещичку из явно ценных. Припрячет там за корзинами, ящиками и мешками картину в раме резной или, скажем, торшер с абажуром из расписного шелка, а потом, когда бабка и озираться перестанет в поисках пропажи, снесет ее в скупку. Санкт-Петербург – культурный город, тут все старинное любят и ценят. – И много чего ты снесла? – беспощадно ввинчивая во вздымающуюся в рыданиях грудь Светочки стальной взгляд-буравчик, спросила тетушка. Страдалица только отвернулась, размазывая по трясущимся щекам слезы и сопли. До истерики ушлую бабу довела Ирка. Она демонстративно позвонила Лазарчуку и громко доложила: – Товарищ полковник, здравия желаю, мы тут ворюгу поймали, она у одинокой старушки ценные вещи из квартиры выносила и сбывала, нам что с ней сделать теперь? Связать покрепче и ждать автозак? – Главное, не убивать и не расчленять, чтобы не добавлять работы питерской полиции, – посоветовал настоящий полковник. Видно, решил, что это шутка какая-то. Надо будет с ним при случае провести воспитательную беседу – все-таки опытный сыщик должен угадывать степень серьезности вопроса по интонации старой подруги. Но Светочка ответом полковника впечатлилась, а тут еще Марфинька стала щелкать пальцами, нетерпеливо припоминая: – Милиция – это же номер ноль два? Люся, вызывай наряд! – Нет уже ни милиции, ни ноль два, – фыркнула Светочка, но все же струхнула: – Сдадите меня? После всех этих лет? – Женщина, я вас в первый раз вижу и знать не хочу! – заявила Марфинька. – Так и скажем полиции: застукали неизвестную гражданку на месте преступления, нагло перла стыренный подсвечник – бронза, позолота, девятнадцатый век. На сколько потянет? – Около ста тридцати тысяч рублей, – подсказала тетушка, решив, что речь о цене имущества. – А их таких было два, говорите? Итого – за двести пятьдесят тысяч, это уже крупный размер похищенного имущества, статья 158 УК РФ – до шести лет лишения свободы! – обрадовалась Ирка. Я посмотрела на нее с уважением: какая память! Тут-то Светочка и заревела, причитая и жалуясь на свою разнесчастную жизнь. Тетя Ида брезгливо морщилась. Интурист продолжал таращиться, очевидно, мало что понимая. Марфинька некоторое время взирала на завывающую Светочку с недоумением, а потом вдруг заявила: – Вон из моего дома, немедленно! И чтобы я больше никогда вас не видела! – Да! Никогда! Я сейчас! Светочка метнулась прочь из гостиной. Из коридора тут же донесся возмущенный мяв попавшего ей под ноги кота. Тетушка в своей коляске покатила спасать четвероногого друга, Ирка побежала следом, бросив через плечо: – Пригляжу, чтобы она лишнего с собой не прихватила! – Люся, что с Мурзиком? – Марфинька тоже удалилась. Я осталась спокойно сидеть на жаккардовом диване в гостиной, только немного подвинулась и похлопала по плотной ткани с узелками, приглашая интуриста присесть. В новой сцене мы были лишними. Две бабуленции, Светочка, Ирка и кот – богатый актерский состав, они прекрасно отыграют и без нас. Минут через пятнадцать (мы с Уорреном, чинно восседая на старинном диване, успели светски побеседовать о погоде в богоспасаемом Санкт-Петербурге) мимо открытой настежь двойной двери гостиной с остаточным плаксивым бульканьем проследовала на выход Светочка с чемоданом. Сопровождающая ее Ирка сунулась к нам и, кивнув на подконвойную, сообщила: – На свободу с чистой совестью. Я проверила, в чемодане только личные вещи. Отпускаем с миром? – Минутку! – Я спрыгнула с дивана, вспомнив, что мы еще не все узнали. Я вышла в прихожую. Там Светочка с видом несправедливо обиженной жизнью и людьми сиротки пихала руку в сдернутый с вешалки плащ, но на нервах промахивалась мимо рукава. – Еще один вопрос, гражданочка! Кого вы привечали тут вчерашним утром? – Не понимаю. – Светочка сердито шмыгнула и недобро зыркнула.