– Сюда идите. – Ворон навел луч на дверной проем, перекрытый ржавой железной решеткой. Подойдя к ней, он просунул руку между ячейками и протянул ее вглубь, что-то нащупывая внутри. Раздался тихий щелчок. Вынув руку, Ворон осветил свое торжествующее лицо фонариком, толкнул решетку, и она бесшумно открылась. – Сюрприз, – прошептал он, улыбаясь. – Добро пожаловать. Один за другим вся группа вошла в небольшую комнату. – Тут печка в углу, матрасы в соседней комнате. – Воронов водил фонариком по помещению. – Не отель, конечно, но ночь переждать можно. Печка-буржуйка занимала дальний от двери угол. Закопченная труба тянулась вверх к высокому потолку и, изгибаясь, выходила наружу. Рядом приютился покрытый слоем пыли деревянный стол с двумя табуретами под ним, а у стены напротив стояла металлическая кровать-сетка. – Дог, Зебр, растопите печь, пожалуйста. – Анна заглянула в соседнюю комнатушку, в которой обнаружились стопка старых армейских матрасов, занимающих практически все пространство, и большая поленница, поднимающаяся до небольшого квадрата оконного проема под потолком. – Матрасов тут на всех хватит, хоть по два на человека. И дрова есть. Она вернулась к отряду, члены которого уже суетились, скидывая с себя рюкзаки и занимая места на полу вдоль стен. На кровати сидели Шебанов и раненый Семен. Аспид обратилась к Воронову: – А вас я попрошу кровать раненому организовать. Остальные, думаю, помогут. Тот кивнул, ожидая, кто вызовется добровольцем. – Я помогу, Ворон, – неожиданно для нее отозвался Нестеров и прошел к стопке матрасов. Не более чем через четверть часа в печке гудел огонь, раненый был перевязан и лежал на двух матрасах на кровати. Остальные расположились на полу, и теперь перемещение по комнате напоминало проход по минному полю – надо было постоянно следить за тем, чтобы не опустить ногу на кого-нибудь из лежащих. В неярком свете огня в буржуйке Спирина осматривала отдыхающий отряд и видела, что еще никто не спит, хотя усталость и давала о себе знать. Первый день их похода был насыщен событиями. Можно было только догадываться, в каком состоянии был каждый из них после незапланированного свидания с собачьей стаей; былая удаль и юношеский задор остались в прошлом. И то, что большинство уже и не собирались никогда возвращаться сюда, в Зону, было отчетливо понятно. Но, оказавшись здесь спустя столько лет, каждый из них понимал, что ушедшая молодость взяла с собой не только физические возможности, но и безрассудную отвагу. С жизненным опытом пришло другое. Инстинкт самосохранения. И в голове майора поселились сомнения в успехе их операции, теперь уже довольно твердые сомнения. Смерть одного из братьев-близнецов практически на глазах участников группы, пусть и бывалых бойцов, намного сильнее впечатлила большинство из них, чем убитый сутками ранее бандит Лева. Близнецы-«монументовцы», к которым все относились достаточно холодно и отстраненно, прикрыли группу, дали возможность остальным уйти и были готовы умереть. Даже если их самопожертвование было связано с личными мотивами, то сегодня именно им все эти закаленные войной группировок люди были обязаны спасением. «Почему они решили остаться? Может, дело и правда в их вере и клятвах? И этот золотой шеврон “Монумента”… Откуда он у них? И как на нем оказалась отцовская подпись?» – думала она, вертя в руках кусочек ткани и глядя на тихо стонущего «монументовца». Зебр достал флягу, приложил ее к губам Семена. Анна посмотрела на Шебанова. Тот, будто почувствовав это, показал глазами на раненого и отрицательно покачал головой. Но и без его подсказок она понимала, что скорость их передвижения значительно замедлится. – Семен, ты сможешь идти? – тихо спросила женщина, присев на кровать рядом с лежащим Семеном, который, не моргая, смотрел в потолок. Обратив на нее затуманенный взор, тот отрицательно покачал головой. – Майор, я никуда отсюда не уйду, пока не выполню обещание, – пробормотал в ответ «монументовец». – Какое обещание? Кому? – Мне надо похоронить брата. Похоронить в Зоне. Это его последнее желание. Спирина поднесла к его лицу шеврон. – Семен, откуда у вас этот шеврон? Золотые носили только семеро вождей группировки. – Анна, мы были в долгу у вашего отца, – тяжело подбирая слова, раненый смотрел на женщину. – И он знал, что мы всегда держим слово. Сегодня мы вернули наш долг перед ним. – Так вы с ним встречались? Когда? – стараясь не повышать голоса, она с волнением ждала ответ. Но мужчина закрыл глаза, застонал. – Семен, когда вы встречались? – склонившись к уху, с жаром прошептала Анна. Облизнув пересохшие губы, тот тихо прошептал, не открывая глаз: – Больше мне нечего сказать вам. – Анна Алексеевна, ему бы сейчас отдохнуть. Иначе мы утром его не поднимем, – услышала она голос Зеброва, стоящего за спиной. Аспид спрятала шеврон в карман, отошла от кровати и села за стол. – Майор, я ночь отлежусь и вернусь за братом, – услышала она твердый хриплый голос «монументовца». – Завтра утром. Вернусь туда, на поляну. Повернувшись, она встретилась глазами с приподнявшим голову Семеном. И узнала решимость, которую она уже видела в глазах обоих близнецов – там, на камне, перед боем с собаками. Подойдя к «монументовцу», Монстр положил ему руку на плечо. – Анна Алексеевна, мы с Горняком готовы помочь, – вдруг заявил Нестеров. – Много времени это у нас не займет, а одному ему не справиться. Они, конечно, фанатики, и не понимал я их никогда, но сегодня мы все перед ними в долгу. – Да, Семен, спасибо вам. Тебе и брату твоему, – из дальнего угла комнаты подал голос Воронов. – Пухом ему земля… или как там у вас говорят. В глазах Нестерова Анна увидела неподдельную признательность, будто не было до этого никаких насмешек и издевок с его стороны в адрес близнецов. – Завтра решим. Все будет зависеть от его состояния. – Достав смартфон, Спирина открыла карту. – А сейчас необходимо решить с ночным дежурством. И надо всем поспать. Дежурство организовали парное, чтобы можно было следить за входом на склад, состоянием раненого и поддерживать огонь в буржуйке. Первыми вызвались Зебров и Догнич. Остальные улеглись на свои матрасы, положив под головы рюкзаки и сумки. Брод, Горняк и Обрез тут же засопели. Шебанов спал, по привычке натянув капюшон куртки на глаза и сложив руки на груди, а Нестеров с Вороновым курили за решеткой, мелькая огоньками сигарет в темноте склада и тихо переговариваясь. «Монументовец» какое-то время еще стонал и метался в бреду, но содержимое армейской аптечки, которым умело пользовался «колобок», постепенно успокоило его, и он уснул, тяжело дыша. – Прогноз какой? – спросила Спирина Костю, сидевшего на кровати рядом с раненым. – Собачки его, конечно, сильно покусали, но парень сильный, восстановится. Через пару часов нужно будет повторно ему перевязку сделать, а я уже весь запас бинтов истратил, – проговорил Зебр, неожиданно для всех принявший на себя обязанности врача. – Ему бы отлежаться. И эвакуироваться отсюда, да поскорее. Подняв рюкзак, Аспид вынула из него упаковку широкого бинта. Вошедший Воронов, услышавший их разговор, протянул армейский контейнер-аптечку. – Вот и пригодились запасы случайных патрульных, – тихо пробурчал сидевший у буржуйки Догнич, скривив губы в подобии улыбки. – А уж так все возмущались! Посмотрев на него, Анна покачала головой. – Если бы не ваши подвиги, мы бы не пересеклись со стаей. Но сейчас это уже не важно. Она протянула аптечку и бинт Зеброву. – Кто вас меняет? – Шебанов с Федором. – Капитану передай, чтобы следил за раненым. Перевязку он сделает, если надо будет. Зебр кивнул, поворачивая голову к Семену. – Передам. Но не думаю, что это потребуется. Лишний раз лучше не тревожить. Еще раз осмотрев лежащую группу, освещаемую отблесками огня печки, Анна села на брошенный на пол матрас, подняла воротник куртки, застегнула молнию до самого носа, потом легла на бок, подтянув ноги к груди, и постаралась устроиться поудобней. «Какой мог быть долг у “Монумента” перед отцом? Получается, что близнецы защищали меня, – думала женщина, глядя на Семена и прокручивая в голове события дня. – Ценой своих жизней защищали. Значит, долг тот был очень серьезный. Кровный долг». Она закрыла глаза и тут же провалилась в сон. * * * – Как ушел? Куда? Когда? Голос Шебанова, который она слышала сквозь сон, был встревоженным. – Не шуми, капитан, – недовольное сонное бормотание Нестерова было ему ответом. – Ушел и ушел, черт бы с ним. Открыв глаза, Анна видела, как в полутьме капитан ходил по комнате, заглядывая в лица спящих. За столом сидел Воронов, освещаемый светом огня из буржуйки, и сжимал в ладонях кружку. – Вы же с ним дежурили, – тихо произнес Ворон, поднося кружку ко рту. – Он не говорил, что собирается уйти? – Это же Обрез! Разве ж он кому-то скажет, что у него на уме? – отмахнулся Шебанов, усаживаясь на табурет напротив Ворона. – Говорил что-то про собак, про Мусорку. Говорил, что собаки сами не ушли бы оттуда, что их гнали на нас.