– Откуда же? – Нет? Так я и думала. А вот нашей Кео известно, и всем остальным тоже. – А куда она перебралась? У нее какие-то неприятности? – На Лонг-Айленд. И по очень серьезной причине. – Что же произошло? – За ней следили. До самого дома. – При этих словах глаза мисс Мак-Адам взволнованно вспыхнули. Она начала разливать чай. – Следили? – И не один вечер, а два, может, и больше, не знаю. – Вы хотите сказать, до нашего дома? – Именно так. Мисс Мак-Адам, не спуская с Эйлиш пронзительного взгляда, отпила чаю. – Но кто за ней следил? – Мужчина. Эйлиш налила в свой чай молока, насыпала сахара и при этом вспомнила кое-что, сказанное когда-то матерью. – Однако, если бы какой-то мужчина так уж заинтересовался мисс Киган, он отстал бы от нее под первым же фонарем, едва ее разглядев. – Это был не совсем обычный мужчина. – То есть? – В последний раз он выставился перед ней голышом. Вот такой это был мужчина. – Кто вам об этом рассказал? – Мисс Киган, перед тем как съехать, сама рассказала все мисс Хеффернан и мне. Он шел за ней до двери дома. А когда она стала спускаться по ступенькам, заголился. – Она обратилась в полицию? – Разумеется, обратилась, а потом уложила вещи. Она думает, что знает его. Знает, где он живет. Он и раньше за ней таскался. – Так она рассказала об этом полиции? – Да, но они там не могут ничего предпринять, пока мисс Киган не опознает его официально, а она к этому не готова. И потому просто уложила вещи. Переехала на Лонг-Айленд к брату и его жене. А эта Кео, словно хотела все еще хуже сделать, стала уговаривать меня переселиться на ее место. Дескать, лучшая комната в доме и так далее. Ну я ее быстро отшила. И мисс Хеффернан тоже ужасно расстроилась. А Диана сказала, что ни за что одна в цоколе не останется. Вот она и переселила туда вас – никто другой все равно не согласился бы. Мисс Мак-Адам, отметила Эйлиш, выглядит страшно довольной собой. И, глядя, как ее собеседница пьет чай, вдруг подумала, что, возможно, она просто решила отомстить Эйлиш и миссис Кео за не доставшуюся ей комнату. А с другой стороны, признала Эйлиш, не исключено, что сказанное мисс Мак-Адам – правда. Миссис Кео вполне могла просто использовать ее, единственную жилицу, не знавшую, почему съехала мисс Киган. Однако чем дольше наблюдала она за мисс Мак-Адам, тем тверже убеждалась, что если та и не выдумала историю насчет заголявшегося мужчины, то сильно ее приукрасила. Интересно было бы знать – подговорили на это мисс Мак-Адам другие постоялицы или это исключительно ее затея? – Все-таки комната чудесная, – сказала Эйлиш. – Комната, может, и чудесная, – ответила мисс Мак-Адам. – Знаете, нам всем хотелось получить ее вместо мисс Киган, по крайней мере, так мы могли бы не попадаться на глаза миссис Кео каждый раз, когда возвращаемся. Но теперь я не посмела бы входить в нее и включать свет, который будет виден снаружи. Наверное, больше мне ничего говорить не следует. – Нет, почему же, говорите. – Ну тогда… для девушки, которая по ночам одна возвращается домой, вы выглядите на редкость спокойной. – Когда кто-нибудь заголится передо мной, вы узнаете об этом первой. – Если еще буду здесь, – ответила мисс Мак-Адам. – Не исключено, что все мы кончим Лонг-Айлендом. В следующие дни Эйлиш так и не смогла решить, правду ли рассказала ей мисс Мак-Адам. Ужиная с другими девушками на кухне, она либо склонялась к мысли, что все они сговорились испугать ее в отместку за переезд в комнату мисс Киган, либо приходила к выводу, что миссис Кео переместила ее туда не из расположения к ней, но потому, что сочла не способной на протесты. Она вглядывалась в лица обращавшихся к ней девушек, однако понять по ним ничего не смогла. Ей хотелось считать, что побуждения у них добрые, но ведь маловероятно, думала Эйлиш, что миссис Кео отдала ей комнату из чистой щедрости, как маловероятно и то, что мисс Мак-Адам и прочие действительно против этого не возражали и всего лишь хотели предупредить ее о преследователе мисс Киган и побудить к осторожности. Жаль, что нет у нее среди них настоящей подруги, с которой она могла бы посоветоваться. А может быть, гадала Эйлиш, все дело в ней самой, готовой видеть злой умысел там, где его и в помине нет. Просыпаясь ночами или неторопливо, поскольку времени хватало, шагая на работу, она перебирала все подробности этой истории снова и снова, виня то миссис Кео, то мисс Мак-Адам и прочих своих соседок, то себя самое, и пришла в конце концов к заключению, что лучше всего перестать думать об этом вовсе. В следующее воскресенье отец Флуд объявил, что зал приходского собрания готов к проведению танцев, которые помогут собирать средства на местные благотворительные нужды, что он подрядил оркестр «Арфа и трилистник» Пэта Салливана и просит прихожан пошире распространить новость о танцах, которые будут устроены в последнюю пятницу января и станут повторяться каждую пятницу вплоть до дальнейшего уведомления. В тот вечер миссис Кео ненадолго оторвалась от игры в покер, зашла на кухню и подсела за стол к своим обсуждавшим новость о танцах жилицам. – Надеюсь, отец Флуд знает, что делает, – сказала она. – После войны в этом зале тоже устраивали танцы, но от них пришлось отказаться из-за безнравственности некоторых особ. Туда стали приходить итальянцы, которые подыскивали себе ирландских девушек. – А я ничего плохого в этом не вижу, – заявила Диана. – Мой отец итальянец, и с мамой он, по-моему, на танцах познакомился. – Я не сомневаюсь, что человек он очень хороший, – ответила миссис Кео, – однако после войны некоторые итальянцы сильно обнахалились. – Они красивые, – заметила Патти. – Как бы то ни было, – сказала миссис Кео, – уверена, что некоторые из них очень милы и всякое такое, но, судя по тому, что я слышала, со многими лучше держать ухо востро. Однако хватит об итальянцах. Поговорим о чем-нибудь другом. – Надеюсь, танцы будут не ирландские, – сказала Патти. – Оркестр у Пэта Салливана чудесный, – сообщила Шейла Хеффернан. – Они все-все умеют играть, от ирландских мелодий до вальсов, фокстротов и американских песенок. – Вот и хорошо, – сказала Патти. – Эти самые кейли[6] я уж как-нибудь пересижу. Господи, их давно уже запретить пора. В наше-то время да в наши дни! – Если вам не повезет, – заявила мисс Мак-Адам, – вы и весь вечер просидите, не считая, конечно, белых танцев. – Ладно, довольно и о танцах, – сказала миссис Кео. – Не стоило мне вообще сюда приходить. Просто будьте осторожны. Вот и все, что я хочу вам сказать. У вас еще целая жизнь впереди. Танцевальный вечер приближался, и на какое-то время дом разделился на две партии: первая, состоявшая из Патти и Дианы, хотела, чтобы Эйлиш пошла с ними в ресторан, познакомилась с их друзьями, а оттуда отправилась на танцы; вторая же – мисс Мак-Адам и Шейла Хеффернан – твердила, что ресторан этот – не что иное, как гостиничный бар, и публика там сплошь либо нетрезвая, либо не очень приличная. Эта партия желала, чтобы Эйлиш отправилась с ней в приходской зал прямо из дома миссис Кео, да и то лишь ради того, чтобы поддержать доброе дело, а там и уйти, как только это перестанет казаться невежливым. – Единственное, по чему я совсем не скучаю, так это ирландские скотные ярмарки по пятницам и субботам. Я уж лучше одна останусь, чем буду толкаться в толпе полупьяных мужланов с жутко намасленными волосами. – В наших краях, – заявила мисс Мак-Адам, – мы вообще никуда не выходим и хуже себя от этого не чувствуем. – А как же вы знакомитесь с мужчинами? – спросила Диана. – Да ты посмотри на нее, – встряла Патти. – Она за всю жизнь ни с одним не познакомилась. – Ну, когда познакомлюсь, – сказала мисс Мак-Адам, – это случится не в дешевом баре. Кончилось все тем, что Эйлиш осталась дома с мисс Мак-Адам и Шейлой Хеффернан, а на танцы они пошли после десяти. Она обнаружила, что ее спутницы несут по пакету с туфлями на высоких каблуках, чтобы надеть их на месте. Обе взбили волосы, накрасились и намазали губы. Она даже встревожилась, что будет казаться рядом с ними страшилищем, и до конца вечера чувствовала себя в их компании неуютно, хоть они и намеревались не задерживаться в приходском зале надолго. Обе так основательно потрудились над собой, а она всего-навсего надела единственное свое хорошее платье да новую пару нейлоновых чулок. И, пока они шли морозным вечером к залу, решила, что нужно будет внимательно приглядеться на танцах к нарядам других женщин и постараться не выглядеть в следующий раз совсем уж простушкой. Приближаясь к залу, Эйлиш ощущала только страх и жалела, что не изобрела повода остаться дома. Патти и Диана так веселились перед уходом, бегали по лестнице с этажа на этаж, заставляя всех любоваться ими, постучались даже к миссис Кео, чтобы показаться ей перед тем, как уйти. Эйлиш была довольна, что не присоединилась к ним, однако, почувствовав робость в странном напряжении, которое возникло между мисс Мак-Адам и Шейлой Хеффернан, когда они вошли в зал, пожалела обеих, и пожалела также, что ей придется просидеть рядом с ними весь вечер и уйти, когда им того захочется. Зал был почти пуст; заплатив за вход, они прошли в дамскую гардеробную, где мисс Мак-Адам и Шейла Хеффернан оглядели себя в зеркалах, подкрасились, подвели губы, предложив и Эйлиш тушь и губную помаду. Увидев в зеркале свое отражение, Эйлиш обнаружила, что волосы ее выглядят просто ужасно. Даже если ей никогда больше на танцы пойти не доведется, с волосами следует что-то сделать. И платье, которое она купила с помощью Роуз, тоже выглядело ужасно. Поскольку у нее уже скопились кое-какие деньги, она могла приобрести немного новой одежды, однако понимала, что сделать это в одиночку отнюдь не легко, а помощь от двух ее спутниц ей удастся получить не большую, чем от Дианы и Патти. Первая пара была в выборе нарядов слишком чопорна и церемонна, вторая слишком современна и вульгарна. И Эйлиш решила, что в мае, когда экзамены останутся позади, она потратит некоторое время на посещение магазинов, изучение цен и попытки понять, какого рода американская одежда ей больше к лицу. Они вышли в зал и пересекли его по голому дощатому полу, чтобы сесть на одну из скамей у стены. В центре зала вальсировали пожилые пары. Девушки увидели отца Флуда, он подошел и пожал им руки. – Мы рассчитываем на изрядную толпу. Однако люди никогда не приходят вовремя. – О, нам известно, где они, – сказала мисс Мак-Адам. – Выпивают для храбрости. – Что же, сегодня, сколько я знаю, пятница. – Надеюсь, они не заявятся сюда пьяными, – заметила мисс Мак-Адам. – У нас на входе надежные ребята. Уверен, вечер получится отменный. – Если бы вы открыли здесь бар, заработали бы целое состояние, – заметила Шейла Хеффернан. – Не думайте, что это не приходило мне в голову, – ответил отец Флуд и потер руки, засмеялся и направился к входной двери. Эйлиш присматривалась к музыкантам. Мужчина с аккордеоном, казалось, печалился и томился, исполняя медленный вальс, другой, помоложе, бил в барабаны, а еще один, стоя в глубине сцены, играл на контрабасе. Она заметила на сцене несколько духовых инструментов, микрофон для певца и предположила, что, когда зал наполнится, появятся и другие музыканты. Шейла Хеффернан принесла для всех троих лимонад, они мирно пили его, сидя на скамье, наблюдая, как заполняется зал. Впрочем, Патти, Дианы и их компании видно пока не было. – Наверное, нашли где-то танцы получше, – сказала Шейла. – Ожидать от них помощи своему приходу было бы слишком, – добавила мисс Мак-Адам. – Я слышала, некоторые танцевальные залы на манхэттенской стороне моста очень опасны, – сообщила Шейла Хеффернан. – Знаете, чем скорее это закончится и я попаду домой, в теплую постель, тем счастливее буду, – сказала мисс Мак-Адам. Поначалу Эйлиш не заметила Диану и Патти, а увидела лишь вошедшую в зал шумную компанию молодых людей. Кое-кто из мужчин был одет очень броско, с зачесанными назад намасленными волосами. Один-двое были на редкость красивы, просто вылитые кинозвезды. Люди все прибывали – оживленные, взволнованные, нарядные, полные ожиданий, и Эйлиш хорошо представляла себе, что они могут подумать о ней и ее спутницах. А потом увидела Диану и Патти, обе выглядели ослепительно, и все в них было совершенным, включая и сияющие улыбки.