В послерождественские дни она виделась с Тони каждый вечер. В один из них он рассказал ей о плане, который сложился у него, Мориса и Лоренса, – они собирались купить по бросовой цене участок земли на Лонг-Айленде и застроить его. Это потребует времени, сказал Тони, года, возможно, а то и двух, потому что участок находится вдали от коммунальных сетей – это попросту кусок голой земли. Однако братья знали, что сети туда вскоре подтянутся. Пустая сейчас земля, сказал Тони, через несколько лет обзаведется асфальтированными дорогами, водопроводом и электричеством. Места на их участке хватит для пяти домов, с собственным садом каждый. Морис учится по вечерам на инженера-сметчика, а Тони с Лоренсом будут ведать сантехникой и плотницкими работами. Первый дом, объяснил он, они построят для семьи – матери давно хочется обзавестись садом и настоящим собственным жильем. А после возведут еще три дома и продадут их. Правда, Лоренс с Морисом спросили у него, не хочет ли он получить в личное распоряжение пятый, и он ответил, что хочет, а теперь и сам спрашивает у нее, придется ли ей по душе жизнь на Лонг-Айленде? Там рядом океан, сказал Тони, и до железнодорожной станции рукой подать. Правда, ему не хочется везти ее туда сейчас, зимой, потому что земля там голая, вид унылый, просто заросшая кустарниками пустошь. Это будет их дом, сказал Тони, они смогут сами его спланировать. Слушая Тони, Эйлиш пристально наблюдала за ним, поскольку понимала: так он просит ее выйти за него замуж, предполагая, впрочем, что они уже договорились, хоть и не на словах, пожениться. Сейчас он просто описывает в подробностях жизнь, которую может ей предложить. Закончил Тони сообщением о том, что собирается основать вместе с братьями компанию, которая будет строить дома. Они копят деньги, обсуждают планы, однако при их умениях и при наличии первого участка долго им ждать не придется, уже в скором времени все они заживут гораздо лучше. Эйлиш ничего ему не ответила. Предложение Тони, его практичность, серьезность и искренность едва не довели ее до слез. Она не хотела говорить ему, что должна все обдумать, поскольку понимала, как глупо это прозвучит. Она просто покивала, улыбнулась, взяла Тони за руки и притянула его к себе. Эйлиш снова послала Роуз на адрес офиса письмо, рассказав в нем, как далеко зашли ее отношения с Тони; попыталась описать его, но это оказалось трудно, у нее получался портрет человека не то ребячливого, не то легкомысленного, не то попросту глупого. Тони никогда не сквернословит и дурных слов не произносит, написала Эйлиш, понимая, как важно для Роуз знать, что он не похож на молодых людей ее родного города, что здесь, в Америке, мир выглядит иначе и Тони ярко выделяется в нем, хоть и живет с семьей всего в двух комнатах, а на жизнь зарабатывает черным ручным трудом. Эйлиш несколько раз рвала написанное, поскольку выходило, что она пытается выгородить Тони, а ей хотелось рассказать, какой он замечательный, дать сестре понять: я остаюсь с ним вовсе не потому, что он – первый из встреченных мной мужчин. А вот в письмах к матери Эйлиш о нем не упоминала и, даже рассказывая о Кони-Айленде и бейсбольном матче, писала, что была там с друзьями. Теперь она жалела, что не написала о Тони двух-трех слов еще полгода назад, тогда теперешний рассказ о нем не стал бы для матери большим сюрпризом. Эйлиш пробовала так или этак вставить его в одно из писем к ней, но всякий раз обнаруживала, что без подробного рассказа о Тони, о ее первой встрече с ним сделать это невозможно. И каждая такая попытка приводила к тому, что она откладывала все на потом. Ответ Роуз на ее письмо оказался коротким. Эйлиш поняла, что сестра снова обращалась к отцу Флуду. Роуз написала, что Тони представляется ей очень симпатичным, но поскольку оба они еще молоды, то могут не спешить с какими-либо серьезными решениями, лучшая же новость состоит в том, что к лету Эйлиш станет настоящим бухгалтером и сможет приступить к поискам работы. Она представляет себе, писала Роуз, как Эйлиш не терпится покинуть магазин и найти место в офисе, оно не только принесет больше денег, но и ногам отдых даст. С цветными покупательницами в «Барточчис» все уже свыклись, Эйлиш раз за разом переводили из одной секции торгового зала в другую. Мисс Фортини оповестила хозяев, что Эйлиш успешно сдала экзамены и доучивается последний год, и мисс Барточчи сказала: как только у них освободится место младшего бухгалтера, они рассмотрят кандидатуру Эйлиш, даже если она к тому времени еще не получит диплома. Второй год обучения оказался легче первого, потому что Эйлиш больше не тревожила мысль об экзаменах. А прочитав и даже законспектировав руководства по праву, она теперь без труда понимала почти все, о чем рассказывал мистер Розенблюм. Однако лекций старалась не пропускать и встречалась с Тони только по четвергам, когда он провожал ее домой, по пятницам, когда они вместе ходили на танцы, и по субботам, когда Тони водил ее ужинать, а после в кино. Даже после того как на Бруклин снова навалилась зима, Эйлиш продолжали нравиться и комната ее, и распорядок жизни, весной же она вновь начала заниматься по ночам, когда возвращалась с лекций, и по субботам. Ей требовалась уверенность, что экзамены она сдаст. Работа в торговом зале теперь превратилась в утомительную рутину, и нередко, особенно в первые дни недели, когда наплыв покупательниц был невелик, время шло невыносимо медленно. Однако мисс Фортини всегда оставалась настороже и, если какая-то из продавщиц позволяла себе несвоевременный перерыв, или опаздывала, или оказывалась не готовой обслужить очередную покупательницу, замечала это сразу Поэтому Эйлиш старалась следить и за своими манерами, и за покупательницами, которым могла потребоваться ее помощь. Она обнаружила, что если поглядывать на часы или просто думать о времени, то оно тянется медленнее, и научилась быть терпеливой, а покидая магазин, полностью выбрасывала работу из головы и наслаждалась свободой. Как-то после полудня она увидела в магазине отца Флуда, но никакого значения тому не придала. Хоть он и не появлялся здесь с того дня, когда его вызвали хозяева магазина, однако приятельствовал с мистером Барточчи и мог прийти к нему по какому-то делу. Он заговорил с мисс Фортини, но все поглядывал в сторону Эйлиш, как будто собирался к ней подойти; впрочем, обсудив что-то, оба направились в сторону офиса. Эйлиш обслужила покупательницу, а затем, увидев, что кто-то оставил на прилавке несколько развернутых блузок, подошла, аккуратно сложила их стопкой и вернула на отведенное им место. Когда она обернулась к залу, в ее сторону шла мисс Фортини, и что-то в ее лице внушило Эйлиш желание уклониться от встречи, улизнуть, притворившись, будто ее не заметила. – Вы не могли бы пройти со мной в офис? – сказала мисс Фортини. Эйлиш прикинула, не допустила ли какую-либо оплошность, не дала ли кому-то повод пожаловаться на нее. – А что такое? – спросила она. – Здесь я не могу вам сказать, – ответила мисс Фортини. – Будет лучше, если вы пройдете со мной. По тому, как мисс Фортини развернулась и быстро двинулась прочь, Эйлиш поняла, что и вправду натворила что-то, а обнаружилось это только теперь. И, когда они покинули торговый зал, остановилась: – Простите, но вы должны сказать мне, в чем дело. – Не могу, – повторила мисс Фортини. – Хотя бы намекните. – Это связано с вашей семьей. – С кем-то или с чем-то? – С кем-то. Эйлиш тотчас подумала, что у мамы сердечный приступ, или она свалилась с лестницы, или кто-то из братьев попал в Бирмингеме в беду. – Кто? – спросила она. Мисс Фортини, не ответив, снова пошла по коридору, в конце которого открыла последнюю дверь. И отступила в сторону, пропуская Эйлиш. Посреди маленькой комнаты сидел на стуле отец Флуд. Он неуверенно встал, подал мисс Фортини знак, чтобы она оставила его и Эйлиш наедине. – Эйлиш, – произнес он. – Эйлиш. – Да. Что стряслось? – Это касается Роуз. – Что с ней? – Этим утром ваша матушка нашла ее мертвой. Эйлиш молчала. – Должно быть, она умерла во сне, – сказал отец Флуд. – Умерла во сне? – переспросила Эйлиш, мысленно перебирая последние известия из дома и пытаясь понять, не было ли в письмах намека на что-либо дурное. – Да. Все случилось внезапно. Вчера она играла в гольф и прекрасно себя чувствовала. Она умерла во сне, Эйлиш. – И мама нашла ее? – Да. – Остальные знают? – Да, и уже плывут почтовым судном домой. Бдение у ее тела состоится этой ночью. А Эйлиш думала о том, как бы сбежать в торговый зал и тем остановить происходящее или хотя бы удержать отца Флуда от рассказа о нем. И, когда он замолчал, едва не попросила его уйти и больше никогда ни с чем таким не приходить, но тут же поняла, до чего это будет глупо. Он уже здесь. Она услышала его рассказ. Время вспять не повернешь. – Я договорился, что ваша матушка придет в Пасторский дом Эннискорти, и мы позвоним ей из моей пресвитерской. – Вам позвонил кто-то из тамошних священников? – Отец Куэйд. – Они ничего не напутали? – спросила Эйлиш и сразу подняла ладонь, чтобы не дать ему ответить. – Я хотела спросить, все случилось сегодня? – По ирландскому времени – нынешним утром. – Поверить не могу. Ведь ничто не предвещало. – Перед тем как прийти сюда, я побеседовал по телефону с Франко Барточчи, он сказал, чтобы я отвел вас домой, еще я поговорил с миссис Кео, и, если вы назовете мне адрес Тони, я дам знать и ему. – Что же будет дальше? – спросила она. – Похороны состоятся послезавтра. Мягкость его голоса, осторожность, с которой он избегал смотреть ей в глаза, заставили Эйлиш расплакаться. А когда он достал из кармана большой чистый белый носовой платок, явно припасенный как раз для такого случая, рыдания ее стали почти истерическими и она оттолкнула руку священника. – И зачем только я сюда приехала? – спросила Эйлиш, понимая, впрочем, что вряд ли он разберет хоть слово. И потому приняла платок, высморкалась и спросила снова: – И зачем только я сюда приехала? – Роуз хотела для вас лучшей жизни, – ответил отец Флуд. – Она совершила доброе дело. – А теперь я больше никогда ее не увижу. – Она очень радовалась вашим успехам. – Я никогда ее не увижу. Разве не так? – Все это очень печально, Эйлиш. Но Роуз ныне в небесах. Вот о чем нам следует думать. Она смотрит на нас. Все мы должны молиться за души вашей матери и Роуз, и знаете, Эйлиш, нам нужно помнить, что пути Господни отличны от наших. – Лучше бы я никогда сюда не приезжала. Она снова заплакала, повторяя: «Лучше бы я сюда не приезжала». – На улице меня ждет машина, мы можем поехать прямо в пресвитерскую. Я думаю, разговор с матерью поможет вам. – Я не слышала ее голоса с тех пор, как уехала, – сказала Эйлиш. – Только письма получала. Ужасно, но это будет мой первый разговор с ней. – Я понимаю вас, Эйлиш. Наверное, и она чувствует то же самое. Отец Куэйд обещал заехать за ней и привезти в Пасторский дом. Думаю, ваша матушка сильно потрясена. – Что я ей скажу? В начале разговора голос матери срывался, да и звучал так, будто она обращалась к самой себе, и Эйлиш пришлось прервать ее, сказать, что ничего не слышит. – А теперь? – спросила мать. – Да, мама, теперь гораздо лучше. – Она как будто спит, такая же, как утром, – сказала мать. – Я пошла будить ее, но она так крепко спала, что я решила ее не трогать. Но, спустившись в кухню, подумала: неладно что-то. Так не похоже на нее. И посмотрела на кухонные часы, и сказала себе: дам ей еще десять минуточек, а после поднялась к ней, тронула ее, а она холодная, ну точно камень. – О господи, какой ужас. – Я прошептала ей на ухо молитву о прощении. И побежала к соседям. В трубке наступила тишина, которую нарушало лишь легкое потрескивание.