Олег не торопил его. Он догадывался, какие мысли мечутся сейчас в голове Сергея. Парень хочет выговориться, и не надо ему в этом мешать. — Мы служили с Митрофановым в одном полку в Афганистане, — сухо и бесстрастно начал Сергей. — Митрофанов занимал должность начальника штаба. Мой друг и командир Саша Ярцев стал подозревать его в торговле оружием и наркотиками. Я не знаю, кто ещё из командования был замешан в этом, но особист — точно. Саша пошёл к нему со своими подозрениями, а тот сказал, чтобы не лез не в своё дело. Тогда Саша написал рапорт в штаб дивизии. И тут вдруг приказ выйти на задание. Ушли наспех, неподготовленные. Саша, видимо, почувствовал неладное и перед выходом всё рассказал мне. А потом мы напоролись на засаду, причём в том месте, где её, по определению, не должно было быть. На этой территории у нас с «духами» соблюдался нейтралитет. Место засады было выбрано очень удачно, словно им был известен наш маршрут. Мы попали под шквальный перекрёстный огонь. Троих ребят потеряли сразу, Саша был смертельно ранен. Я с сержантами Осовцом и Гоглидзе ещё попытался организовать круговую оборону, но нас сверху расстреливали, как в тире. Коля Осовец и Важа Гоглидзе были убиты, а я несколько раз ранен и потерял сознание. Очнулся в краснодарском госпитале, говорят, чудом выжил в Ташкенте, где меня оперировали. Меня уже практически списали, но вдруг моё состояние стабилизировалось. Отправили в Краснодар — туда слали тех, кто не имел никакой надежды когда-нибудь встать. А я встал! Я знал: обязан встать, чтобы покарать этого гада! Потом долго учился заново ходить. Из армии меня уволили по состоянию здоровья. Ещё в госпитале я обратился к особисту и рассказал ему обо всём. Он мне посочувствовал, но посоветовал забыть обо всём — доказать ведь ничего невозможно, ни один суд не примет мои слова на веру. А всё, что он лично может сделать для меня, это забыть мои слова. И тогда я сам решил стать и судьёй, и палачом. Я долго выслеживал Митрофанова. Нашёл в Подмосковье. Но тут его переводят в Прибалтику. Пришлось начинать всё по новой. Я три раза приезжал сюда. Останавливался на частных квартирах и собирал информацию о Митрофанове: привычки, распорядок дня, маршруты передвижений. Даже о любовнице его узнал. Хотел сперва это использовать и завалить Митрофанова около дома Татаринцевых, а потом подумал, что не стоит подставлять мужика — он и так в какой-то мере пострадавший. Я про Татаринцева. Ну, а затем я уехал на три месяца, чтобы меня подзабыли. Вернулся сюда два месяца назад с чётким планом: осесть в тихом месте, выбрать удобный момент, завалить Митрофанова и лечь на дно. А потом, когда всё уляжется, спокойно покинуть Латвию. Велту я встретил на автовокзале. Специально высматривал такую — деревенского вида, и не ошибся — она действительно брала билет в отдалённый посёлок. Ну, помог ей донести вещи до автобуса, разговорились. Я посетовал, что ночевать мне негде, знакомых здесь нет, в гостиницах мест тоже нет. Ну, она и пригласила меня к себе… — А это тебе и было нужно, — перебил его Олег. — Совершенно верно. Баба просто истосковалась по мужику, по простой человеческой ласке… — А ты это использовал!? — Сперва использовал, а потом сам к ней привязался. Я её уговаривал уехать со мной, когда всё утихнет. — Она была в курсе твоих дел? — удивился Олег. — Поначалу нет, конечно. Ну, а когда я завалил Митрофанова, то рассказал ей кое-что. Всё равно она могла узнать, что меня ищут — небось, моими фотографиями уже все стенды обклеены. Да и надо ж было как-то объяснить ей, почему я стараюсь не показываться на людях. Сперва сказал, что выслеживаю человека, который у меня увёл жену, а потом, когда завалил Митрофанова, сказал, что нашёл его, не сдержался и убил — затмение, мол, на меня какое-то нашло. Она и поверила — женщины в такую муть всегда охотно верят. Попытался б объяснить ей всё, как есть, она бы этого не поняла. К акая-то вой на, какие-то подставы… Далека она от всего этого. — Сергей, а ведь она тебя не сдала! Ты хоть понимаешь, что это статья для неё? — А я тебе ничего такого под протокол и не скажу! Извини, не знаю, как к тебе обращаться… — Майор Островецкий. — Так вот, майор, для протокола: она ничего не знала. Иначе не подпишу! — Да ясен перец! Нет никакой охоты женщине жизнь ломать. — Вот и договорились. — Ладно, проехали, — вмешался Ояр. — Где лисапет-то взял? — Да, круто сработали, — в голосе Сироты проскользнули нотки уважения. — Даже про велосипед знаете. Ну, сперва хотел попросту украсть, а потом решил, что не стоит лишний раз светиться. Отремонтировал Велтин старый велик — на нём и приехал. — Так это ж почти пятьдесят километров! В оба конца сто! — вытаращил глаза Женька. — Сперва я съездил на нём на разведку, просчитал время, наметил пути отхода… — Папиросы купил… — усмехнулся Островецкий. — И это нарыли! Цепур ност![29] — Оп-па! А это откуда знаешь? — Так с латышкой же живу! Ну, вот, собственно, и всё. — Ясно. Послушай, Сергей, а вот ваш особист из Афгана? По моим сведениям, он как-то непонятно умер: здоровый мужик — лёг спать и не проснулся… — Нет, майор, не моё это. Я его пас. А он, гад, взял и сдох во сне. И не нужны ему больше ни домик в Анапе, ни «Волга»… — Хм, бывает… — Бывает. — Слушай, Сергей, когда ты понял, что Велта тебе небезразлична, — ну и остановился бы… — Не мог я! Не мог, не отомстив этим гадам, дальше жить! Э-э, да что говорить. Если бы ты был там, ты бы меня понял! — Я был там! И он был! — Олег ткнул пальцем в Ояра. — Ты человека убил! Ребёнка осиротил! Ни в чём не повинную женщину вдовой сделал! — А у Сани Ярцева дочь круглой сиротой осталась! Санина жена умерла от горя через полгода после его гибели. Не тебе меня судить, майор! — А я тебя и не сужу! Это ты взял себе право судить и карать! Лучше бы дочку друга взял на воспитание. А теперь — ты будешь сидеть в тюрьме, а она — скитаться по детдомам! И кому ты сделал лучше? — А-а, не поймёшь ты меня, майор! Не мог я спокойно жить, зная, что эта тварь по земле благополучно ходит, папаху полковничью носит, лампасы уже, небось, генеральские примеряет! — Да, парень, сожрала тебя твоя ненависть. Не смог ты её пережить! Ладно, а где вещи полковника? — Да в кейсе все. Там и часы его, и бумажник с его вонючими бабками — ни копейки оттуда не взял. Просто хотел под ограбление обставиться… Ещё бумаги какие-то, карты — все с грифом «Сов. секретно». Я собирался сперва этот кейс каким-то образом вернуть, но побоялся, что это может навести на мой след… — Лучше бы вернул. Избавил бы многих людей от неприятностей… Сергей непонимающе уставился на Олега. — Ладно, как-нибудь потом объясню. Где кейс-то? — В прихожей, на шкафу. — Ояринь, тащи-ка его сюда. Посмотрим, из-за чего весь сыр-бор! Долгоногов вышел в прихожую и через несколько секунд вернулся с запылённым кожаным кейсом в руках. Он положил его на стол, открыл и принялся перебирать бумаги. Венский присоединился к нему. — Женька, а у тебя допуск к совсекретным бумагам имеется? — пошутил Ояр. Тот насупился и отодвинулся от стола. — Вот, блин, шуток не понимает. Да смотри ты сколько влезет! Этим совсекретом только задницу подтирать, да и то плохо: бумага хреновая! — посмеивался Ояр, рассматривая карту. — Ничего не пойму: вроде бы карта города, какие-то военные игры, выдвижения частей… Не наигрались ещё, козлы! Всякую хрень засекретят, а потом устраивают из-за неё вселенский переполох… Олег подошёл к столу и тоже стал рассматривать карту. Внезапно у него пересохло во рту и на лбу выступила испарина. — Ояр, это не игрушки! Посмотри, видишь, где стрелка заканчивается, на которой написано: «1ТБ» — первый танковый батальон? — Твою ма-ать!.. Это же место дислокации нашего отдела! А вот здание горисполкома. Радиостанция… банк… вокзал… порт… автостанция… Олежа, что это? — А это план захвата города военными, — уже почти спокойно ответил Островецкий. — Причём план реальный… — Да ты что!? На кой хрен военным захватывать наш городок? Бессмыслица какая-то… — Как обособленный план — это действительно бессмыслица, а вот как часть общего плана — очень даже имеет смысл… — А при чём тут стадион? — вдруг спросил Венский. — А видишь тут пунктирные линии со всех объектов с кодовыми обозначениями отделений и взводов? — Вижу. — Так вот, стадион — это фильтрационный лагерь. А коды — это подразделения, которые будут конвоировать туда задержанных, в том числе и нас с тобой. Вот суки, творчески использовали чилийский опыт! — Да что они там — совсем охренели? — зарычал Ояр. — Нет, брат, не охренели. Значит, Эдгар был прав: в республике готовится военный переворот с целью недопущения её выхода из состава Союза. — Тогда это готовится по всей Прибалтике! — А если по стране? — подал голос Сергей. Все ошарашенно уставились на него. Мысль о том, что в Советском Союзе возможен военный переворот, им, рождённым «в СССР — самой справедливой стране в мире», казалась совершенно дикой и невозможной… — Так это ж гражданская вой на… — тихо вымолвил Ояр. Все подавленно молчали. — Хватит рассусоливать, коллеги! — Олег решил, что пора действовать. — На Женькином мотоцикле мы вчетвером всё равно не уедем. Поэтому, поступим так: я, Ояр и Сирота остаёмся здесь, а ты, Женька, едешь до ближайшего телефона, звонишь в отдел, докладываешь обо всём непосредственно Рожкову и вызываешь поддержку. Потом организуешь нам транспорт. Что быстрее будет — помощь из отдела или колёса, которые ты нам добудешь, тем и воспользуемся. И без церемоний: если кому-то что-то не нравится — потом будем разбираться, а пока — ствол в зубы и гони его сюда! Надо выбираться из этого хутора. Всё, дуй! — Погоди! — Ояр решительно придержал Женьку за плечо. — Мы ещё не решили, что делать с этим парнем, — он кивнул на Сергея. — Ты о чём? — удивлённо вскинул глаза Олег. — Я не желаю сдавать этого парня! — Ты что, совсем с ума спятил? Капитан Долгоногов, вы забыли, где служите? — Нет, не забыл. Но я также не забыл, что я — офицер! И сдавать его — это пойти против своей совести… — А чувство долга тебя, офицер, уже не волнует? — Ребята, вы чего? — испуганно спросил Венский. — Молчать! — рявкнули Олег и Ояр чуть ли не хором.