— Это ещё ничего не значит. Может, Художник стоял на стрёме и принимал вещи, а Хорёк шерудил в хате. Логично? — И всё-таки я не уверен в этом. Да и Художник, вопреки очевидным фактам, всё отрицает. — А Хорёк тебе всё рассказывает!? — Художник — не Хорёк! Я это чувствую… — Чувствуют, сам знаешь что и сам знаешь где… — Короче, — перебил его Олег. — Я решил ещё покопаться в этом деле. — Я — пас! На меня не рассчитывай! Если Володька Шестаков узнает, что я опять завис на «домушниках», он меня повесит за яйца на первом же фонаре возле отдела. — А вот это мы сейчас проверим, — усмехнулся Олег и принялся набирать номер телефона начальника угрозыска. — Шестаков, — донеслось из трубки. — Привет, Володька! — Олег решил сразу же брать быка за рога. — Я хочу ещё покопаться в деле Крауклиса… — Даже не думай! Никого не получишь! — перебил Шестаков. — У меня дел — выше крыши. Каждый человек на счету. Не дам! — Дашь! — ласково произнёс Олег. — Ещё как дашь! А не то, я тебя отдельными поручениями[33] завалю по самое не балуй… Причём проверять твои ответы буду не формально, как всегда, а до последней буквы. Ты же меня знаешь… В ответ в трубке послышалось злое сопение. — Хорошо, — в конце концов отозвался Шестаков. — От тебя же не отвяжешься! Одно слово — Бультерьер, не зря тебя так прозвали. Ладно, дам тебе кого-нибудь на денёк… — Не кого-нибудь, а Ояра — он в деле, и не на денёк, а минимум на два! — На день! — На два! И не торгуйся — не на базаре! Управимся за день — верну тебе твоего Ояра. — Тьфу! — возмущённо сплюнул Шестаков и бросил трубку. — Вот видишь, а ты, дурочка, боялась! — усмехнулся Олег, обращаясь к Ояру. — Договорился я с твоим начальством… — А я ещё посмотрю, как ты со своим договариваться будешь, — ухмыльнулся Долгоногов. — О, а вот и оно — легко на помине, — Ояр довольно улыбался, глядя на вошедшего в кабинет подполковника Баранникова — начальника следственного отдела. Он уже предвкушал «бой быков» и не ошибся. — А что это тут происходит? — настороженно спросил Баранников. Обострённым нюхом старого «следака» он почувствовал, что Островецкий собирается выкинуть какой-то фортель. Долгоногов, широко улыбаясь, жестом ресторанного швейцара пригласил Олега к докладу: давай, мол, излагай, а я погляжу: Баранников — это тебе не Шестаков… — Видишь ли, Федотыч, — Олег дружески-фамильярно обратился к Баранникову по прозвищу, пытаясь ещё в зародыше как-то притушить неминуемую вспышку гнева. — Я понял, что надо ещё покопаться в деле Крауклиса. — Что!? — взревел тот (заводился он с полуоборота). — Я зашёл к тебе поторопить с «обвиниловкой», а ты мне заявляешь, что следствие ещё не закончено. Мы этапировали обвиняемых на «двести третью»[34], а ты говоришь, что собираешься продолжать следствие. Островецкий, ты совсем совесть потерял? На крик в кабинет зашёл заместитель начальника следственного отдела подполковник Скворцов. — Что за шум, а драки нет? — Лев Николаевич с улыбкой смотрел на собравшихся. А посмотреть действительно было на что. Посреди кабинета друг напротив друга стояли, набычившись, Островецкий и Баранников. Первый — рослый атлет, хмуро насупившись, навис над Федотычем. Баранников же, невысокого роста крепыш, уперев руки в бока, гневно снизу вверх уставился на Олега, при этом будёновские его усы грозно топорщились. — Нет, ты видал паразита? — обратился он к Скворцову. — Мы вертимся, как ужи на сковородке, чтобы дать этому охломону спокойно разбираться по своим делам, а он заявляет, что будет продолжать работать по Крауклису! Да я тебя завалю делами по самые помидоры! — Федотыч вновь повернулся к Олегу. — Ты у меня света белого не увидишь! — Как завалишь — так и развалишь! — начал заводиться и Олег. — Я заброшу твои дела в сейф, и они будут там валяться, пока я не разберусь с Крауклисом. Я отвечаю за расследование, и я буду решать, когда мне заканчивать дело! Не нравится — забирай его на хрен и сам передавай в суд! — Стоп-стоп-стоп, — успокаивающе поднял руки Скворцов. — Ояр, выйди, пожалуйста, из кабинета, нам поговорить надо. Олег и Федотыч наконец-таки обратили внимание на Долгоногова, с довольной ухмылкой наблюдающего за скандалом в «семействе» коллег. — Да, Ояринь, подожди в коридоре, — попросил Олег. — Ничего-ничего, ребята, я вам не помешаю, — Ояр совершенно не собирался отказываться от бесплатного цирка. — Выдь за дверь! — рявкнул Федотыч. — Всё-всё, лисапет поехал, — Ояр быстро покинул комнату. — Так, всё, успокоились! — начал Скворцов, когда дверь за Долгоноговым закрылась. — Олег, объясни мне спокойно, в чём дело? — Я считаю, что рано передавать дело в суд. Ещё много неясностей с Крауклисом, и нужно с этим разобраться. — Да он у тебя уже больше месяца сидит под следствием, — вновь вступил в разговор Федотыч. — Ты же его сам арестовывал, причём на железных уликах! Прокурор, между прочим, санкционировал арест. И что, теперь ты предлагаешь идти к нему: извините, мол, уважаемый прокурор, — ошибочка вышла, не того посадили!? Да он с нас шкуру живьём спустит и правильно сделает, — вновь начал заводиться Баранников. — А уж урки[35] как взвоют в благородном гневе: следаки, мол, преступников выпускают! — Да, Олег, неприятностей не оберёмся. И всё же ты считаешь, что нужно продолжать разбираться с Крауклисом? — Скворцов в упор посмотрел на Островецкого. — Считаю! — Олег выдержал взгляд. — Либо мы будем стопроцентно уверены в виновности Крауклиса, либо докажем его невиновность и выпустим. И согласия прокурора мне в этом случае не требуется! — Олег зыркнул на Баранникова. — Нет, ты посмотри на него! — всплеснул руками Федотыч… — Подожди, Иван Федотович, не горячись, — прервал его Скворцов. — Полагаю, надо дать Островецкому возможность продолжить следствие по Крауклису. — А-а! — в отчаянии махнул рукой Баранников. — Делайте что хотите! Между прочим, Лёва, это ты виноват! Ты ему всегда и во всём потакаешь — вот он и садится нам на голову! А потом прибежите ко мне: Иван Федотович, выручай! А ну вас! — Федотыч вновь махнул рукой и выскочил из кабинета. — Олег, ты уж постарайся побыстрее управиться. Сам понимаешь, ситуация не из приятных! Если мы вернём людей на этап, не произведя никаких следственных действий, нам с тобой достанется по первое число… — Лёва, я всё понимаю. Я постараюсь управиться до этапа. — Ну, добро, — Скворцов вышел из кабинета. — Что, твоя взяла? — в кабинет вошёл Ояр. — Видел я, как Федотыч пулей выскочил отсюда. Командуй, начальник, что будем делать? — Значит так, ты плотненько отрабатываешь связи Хорька и Крауклиса — ищешь, где они могли пересечься. Попробуй найти свидетелей их разговора. А я займусь личностью Художника — поговорю с его бывшей женой, соседями, схожу в КБО, где он раньше работал. — Так у тебя же есть его характеристика с места работы? — Не тот случай, Ояр. Здесь формальной характеристикой не обойтись. Сам поговорю с людьми. Но сначала схожу в ИВС[36] и допрошу всех по новой. Может, удастся что-нибудь из них вытянуть. — Ну, тогда, как говорит один твой друг: по коням! Олег зашёл в дежурную часть заполнить бланки требований на вывод арестованных в следственную камеру. — Привет, Олег, тебя там Крауклис с утра домогается, — сообщил дежурный, не отрываясь от телефонной трубки. — Чего хотел? — Очень ему нужно с тобой поговорить. — Ну, вот сейчас и поговорим… Олег вызвал на допрос Крауклиса, Рогиса, Гулбиса, Юркевица и Сескиса. Первым, конечно, стоило допросить Крауклиса. Когда дежурный по ИВС ввёл Художника в следственную камеру, Олегу стало немного жаль его: невысокого роста, худощавый от природы Крауклис ещё больше похудел и осунулся. — Присаживайся, — Олег кивнул на привинченный к полу табурет напротив стола следователя. — Что-то плохо выглядишь. Болеешь? — Тюрьма никого не красит, — невесело усмехнулся Крауклис. — Не болею я, просто тяжело отходил… — Это ж как надо бухать, чтобы получить такой «отходняк»? Ладно, говори, чего хотел. — Товарищ… гражданин следователь, не воровал я ничего! — Эту песенку я уже слышал. Ты бы мне чего нового спел. — Знаете, — Крауклис ненадолго замолк, пытаясь собраться с мыслями. Русским языком он владел недостаточно хорошо и сейчас подбирал слова, чтобы поточнее высказать свои мысли. Олег не торопил его. — Я вот что хотел сказать, — вновь начал Крауклис. — На этапе я встретил одного человека, и лицо его, это, мне показалось знакомым. Я же действительно художник, — как бы извиняясь, добавил он. — У меня хорошая память на лица… — Ну!? — Олег пристально посмотрел на него. — Вспоминай! — Я не помню где, но я его точно видел. А на этапе его все называли Хорьком. Он всегда пытался сесть подальше от меня и старался на меня не смотреть. Олег вышел из-за стола и уселся напротив Крауклиса. — Послушай, Карлис, может, мне закатать тебе в лоб, чтобы у тебя в башке образовался хоть какой-то порядок? Крауклис опасливо покосился на внушительный кулак Островецкого. Он принял всё за чистую монету.