Часть 32 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Господи, — вздохнул Олег, — как же с вами, алкашами, тяжело! Хорошо, давай зайдём с другой стороны. Ты в последнее время перед арестом помогал кому-нибудь перетаскивать тяжести: чемоданы там, баулы?..
Крауклиса как током ударило. Он аж подскочил на табуретке.
— Ну, конечно же! Я вспомнил! Это же Хорёк и попросил меня помочь перенести ему вещи. Сказал, что даст на бутылку.
— А ну-ка поподробнее!
— Мы стояли с кем-то у винно-водочного…
— С кем именно? — напрягся Олег. — Сколько вас хотя бы было? Ну, вспоминай же, чёрт тебя подери!
— Да не помню я, — напрягая память, Крауклис даже скривился. — Не помню — очень пьяный был…
— Ладно, дальше!
— Тут подошёл этот Хорек. Сказал, что надо помочь ему донести вещи до остановки. За это он даст на бутылку.
— Как мотивировал свою просьбу?
Крауклис непонимающе уставился на Олега.
— Ну, как он объяснил, почему ему нужна помощь?
— А он сказал, что уходит из дома, ключа от калитки у него нет, а чемоданы тяжёлые, и попросил помочь передать их через забор…
— И тебя не насторожило, что человек уходит из дома, а ключей у него нет?
— Нет, он говорил, что жена хочет обобрать его… а он забирает только своё… а она заперла его и не отдает вещи…
Олег слушал сбивчивую речь Крауклиса, и в нём нарастало глухое раздражение: попропивают, сволочи, последние мозги, а потом влипают в разные истории. Островецкий попытался погасить раздражение.
— Хорошо, — спокойным тоном произнёс он, — что было дальше?
— Он привёл меня к какому-то дому и, это, попросил передать ему чемоданы. Я перелез через забор, подал ему чемоданы, потом перелез назад на улицу и помог донести вещи до автобусной остановки…
— Сколько было чемоданов?
— Три… нет, четыре. Мы с трудом тащили их в обеих руках.
— Тяжёлые?
— Тяжёлые…
— Ну, а на водку хоть получил?
— Да, на остановке он со мной рассчитался.
— Чем рассчитался?
— Деньгами, конечно.
— А на кой хрен ты ложки брал?
— Какие ложки?
— Серебряные, которые у тебя при обыске изъяли!
— Не брал я никаких ложек, — Крауклис уставился в пол.
— А как же они у тебя оказались? — Олег уже еле сдерживался.
— Это… были у меня когда-то такие ложки. Я когда от жены уходил, только их и забрал. Это был подарок моей бабушки на свадьбу. Я думал, что пропил их…
— Так чего же ты раньше молчал?
— Так эта, потерпевшая, сказала, что это её ложки.
— Тьфу! — Олег с досады сплюнул и поглядел в потолок, успокаиваясь. Допрашивать такого алкаша иногда тяжелее, чем матёрого рецидивиста — нужны порой железные нервы.
— Вы мне не верите? — жалобно спросил Крауклис.
— Я-то, как ни странно, тебе верю. А вот что прикажешь делать, чтобы другие тебе поверили?
Крауклис тяжело вздохнул и виновато пожал плечами. Олег записал его показания, вызвал дежурного по ИВС и приказал увести подследственного.
Затем по очереди допрашивал Гулбиса, Рогиса и Юркевица. Ничего толкового из них вытянуть не удалось: да, Хорёк говорил, что развёл какого-то лоха на кражу, а что и как — не объяснил. Был ли Художник соучастником или Хорёк использовал его втёмную — оставалось невыясненным.
Особые надежды Олег возлагал на допрос Сескиса — только тот мог дать полный расклад по этому эпизод у. Но допрос пришлось отложить: обед в ИВС — дело святое. Ради него даже прерывают допросы — арестант должен вовремя принять пищу. Ладно, используем это время для обдумывания ситуации. Разговор с Хорьком предстоял нелёгкий.
Олег попросил дежурного принести ему чаю. Сержант Фурсенко принёс ему эмалированную кружку чая и начатую пачку печенья.
— Олег, может, чего-нибудь посущественнее? — спросил он.
— Спасибо, Миша, не надо. Я потом в столовке пообедаю.
Олег прихлёбывал чай и размышлял. Показания Художника прояснили обстоятельства дела, но никак не могли служить доказательством его невиновности — мало ли что может выдумать человек в своё оправдание. Опять же ложки. Ну, допустим, это ложки Крауклиса. А как это доказать? Мара Круминя опознала их как свои. Да, вся надежда на показания Сескиса. Если он скажет, что использовал Крауклиса втёмную, тогда и ложкам можно найти объяснение: в конце концов, Сескис мог расплатиться ими за услугу. Хм… опять нестыковочка: ничего себе расплатился — серебром на ползарплаты обычного работяги. Да и Художник утверждает, что Хорёк расплатился с ним деньгами, а никак не ложками. Зачем ему врать в мелочах, если он фактически признался в соучастии в краже?
Размышления Олега прервал стук в дверь — сержант Фурсенко доставил подследственного Сескиса на допрос. Тот, развалясь, уселся на табурете и вызывающе посмотрел на Олега: ну, зачем дёргаешь, начальник? Всё равно ничего путного от меня не услышишь!
Олег проигнорировал этот взгляд.
— Гвидо, — начал он как можно мягче, — если хочешь изображать из себя крутого вора — это твоё дело. Давай договоримся: дашь расклад по краже у Крумини — и дело с концом. Всё равно там тебе всё доказано-передоказано: вещдоки, пальцы, свидетели. Ничего от твоей крутости не убудет, если ты прояснишь только этот эпизод. Пойми, может получиться так, что невиновный попадёт за решётку! Ну, Гвидо, расскажи просто про этот случай и про роль Крауклиса в нём, и всё!
— Вот что, гражданин начальник, — Хорёк насмешливо ухмыльнулся, — ни в каких кражах я никакого участия не принимал и никого не знаю! А если этот придурок попадёт на зону — так туда ему и дорога. Дураков надо учить!
Олег немного помолчал, чтобы унять вспыхнувший гнев.
— А теперь послушай меня, Хорёк! — ровный, спокойный голос Островецкого резко контрастировал с его полными ярости глазами. — Сейчас ты меня очень сильно разозлил! Очень! Я полагаю, годика два лишних ты сейчас заработал, Я пущу тебя «паровозом»[37] по всем эпизодам, плюс охарактеризую тебя в «обвиниловке» как отпетого преступника, так и не вставшего на путь исправления. И буду, кстати, недалёк от истины! А на зону, куда тебя отправят, по своим каналам пошлю сообщеньице — ребята из оперчасти «примут» тебя там, как «родного». Ну, а пока: никаких передач и ежедневный «шмон»[38] всей твоей камеры — я тебе гарантирую.
Слушая негромкую речь Олега, Хорёк испуганно вжимался в табурет: кажется, доигрался — предупреждали же, что с «бультерьером» шутки плохи.
Олег вызвал дежурного по ИВС:
— Миша, убери эту мразь!
Фурсенко молча увёл подследственного.
— Витька, пошли в столовку, — Олег, приоткрыв дверь, просунул голову в кабинет Виктора Миллера. — Там «внизу»[39] зэков кормили — такие запахи, у меня чуть голова не закружилась.
Содержавшихся в ИВС лиц, кстати, кормили из соседнего ресторана.
— Пошли, — Виктор ещё несколько раз тюкнул по клавишам древней «Москвы» и вытянул лист из машинки. — «Обвиниловку» закончил, — радостно сообщил он, вставая из-за стола.
Ростом Виктор был с Олегом наравне, но выглядел более стройным. Со старшим следователем капитаном милиции Виктором Павловичем Миллером Олег близко дружил уже почти десять лет. Они были одногодки. До службы в милиции Виктор работал на стройке и заочно учился на юрфаке Латвийского университета. На службу он пришёл на год позже Олега. Тогда-то они и познакомились. Сдружились на почве футбола. Неистовый поклонник этой игры и сам неплохой футболист, Виктор приобщил к ней Олега. Позднее и Олег затянул Виктора в секцию рукопашного боя, со временем сделав из того неплохого борца.
Как-то незаметно стали дружить семьями. Татьяна Миллер и Алёна Островецкая стали неразлучными подругами. После нелепой гибели Алёны в автокатастрофе Олег и Миллеры ещё больше сдружились. Олег невольно тянулся к их тёплой и дружной семье, те же, в свою очередь, старались ненавязчиво опекать Олега и помогать ему воспитывать дочь.
Кое-кто в отделе за глаза иронизировал по поводу дружбы немца и еврея, но в глаза этого, естественно, не говорил, опасаясь схлопотать, притом не только на словах. Третьим в этой тёплой компании был Ояр Долгоногов — как любил подшучивать Виктор, «инородное тело уголовного розыска в дружном коллективе следователей».
Характер у Виктора Миллера был отнюдь не нордический, а скорее наоборот: вспыхивал, как порох, и вечно лез на рожон. Может быть, потому что предки Виктора были всё-таки не из прибалтийских немцев, а из украинских колонистов. От них к Миллеру перешла любовь к украинским народным песням, которые он дурным голосом заводил после очередной дозы спиртного, к которому тоже вовсе не был равнодушен. После не очень сытного столовского обеда Олег и Виктор вышли на улицу и направились к отделу. По пути Миллер закурил. Олег недовольно посмотрел на него, но ничего не сказал. Вообще-то он, бросив курить, нередко «наезжал» на друзей за вредную привычку, но сегодня спорить не хотелось.
— Ну, рассказывай, что стряслось? — Витька сделал глубокую затяжку. — Я же сразу усёк — ты ко мне заскочил весь взъерошенный…
Олег кратко пересказал разговор с Хорьком. Реакция Витьки была, скажем прямо, неожиданной.
— Олежа, — улыбаясь, начал он, — неужели ты за столько лет службы ещё не привык к этому. Пусть себе врёт и изворачивается. В конце концов, это его единственное средство защиты. Твоё дело спокойно доказать его вину и отправить за решётку. И не стоит из-за этого так нервничать.
— Пойми, Витинтяй, я не потому взбесился, что Хорёк внаглую врёт — меня это мало колышет. Я на него нарыл столько, что он у меня схлопочет срок на всю катушку! Но ведь эта гнида тянет за собой невинного человека, причём без всякой для себя выгоды, просто так — по подлой своей натуре!
— Да… твой Хорёк — сволочь редкостная! Слушай, Олег, может, тебе помощь нужна? Скажи, что надо, — я сделаю.
— Да нет, Витёк, спасибо! Сам управлюсь, я к этому делу ещё и Ояра припахал…
— Догадываюсь, что о тебе сейчас Володька Шестаков думает. Ладно, короче, вечером ужинаем у нас. А то я после этой столовки уже опять жрать хочу. За Светланку не беспокойся — Таня её сама заберёт из садика. Да, и не забудь — скоро первое сентября. Надо будет отвести пацанку в школу, а потом устроим маленький сабантуй: первый раз в первый класс — это тебе не хухры-мухры…
На перекрёстке друзья распрощались: Виктор направился в отдел, а Олег пошёл к жене Крауклиса — Мирдзе, благо она работала в мебельном магазине неподалёку. Ничего существенного Мирдза ему не сообщила, но после встречи с ней Олег ещё больше утвердился в невиновности Крауклиса. Мирдза испытывала к нему скорее жалость, чем вполне понятную в данном случае неприязнь. Да, много пил, из-за чего, собственно, и разошлись, но деньги на ребёнка приносит регулярно, часто дарит дочке игрушки. Хм, как-то не очень вписывается Художник в образ вора — подельника Хорька.
В мастерских КБО[40], где раньше работал Крауклис, Олег долго беседовал с его бывшими коллегами по работе. Все в один голос утверждали: Карлис — человек неплохой, но слабохарактерный. Зарабатывал хорошо, но постепенно стал спиваться, опускаться, занимать деньги на выпивку, правда, всегда отдавал.