— И зачем же я вам нужен? — Мы должны сообщить вам нечто важное. — Ну заходите! — Ещё раз простите великодушно… — «интеллигентный» алкаш замялся, — но не могли бы вы отпустить нас на пять минут в туалет? Сил больше нет терпеть. Три часа уже здесь стоим. — А чего раньше-то не сходили? — Ояр Петрович сказал, что, если мы хоть на метр сдвинемся с места до вашего прихода, он из нас отбивную сделает. Вы же знаете Ояра Петровича… — Знаю, — усмехнулся Олег. — Дуйте мигом в туалет, и назад. — Покорнейше благодарим, — типы мгновенно улетучились. Олег зашёл в кабинет и набрал номер телефона Долгоногова. — Ояр, что это за орлов ты мне подсунул? — Просил найти свидетелей разговора Хорька с Художником — вот и получи! — Ах ты длинный охломон, — с чувством начал Олег, — можешь же, когда захочешь! С меня пузырь! — Два! — Почему два? — Я же тебе двух приволок! Между прочим, когда вы с Витькой вчера весьма приятно проводили время, я, по твоей милости, мотался по городу, устанавливая этих типов. — Так тебе же воздастся за твои благодеяния. Начальство тебя не забудет. Кстати, не хочешь ли поприсутствовать на допросе сих красавцев? — Не хочу. Я и так знаю, что они скажут, а у меня работы выше крыши… — Можно? — в кабинет просунулась лохматая голова «интеллигента». — Входите, присаживайтесь. О чём хотите поведать? «Ханурики» вошли в кабинет и расселись на стульях. Постепенно кабинет наполнялся тошнотворным амбре, но Олега это уже мало волновало. — Ну, господа, излагайте! — Мы уже рассказали обо всём Ояру Петровичу, а он приказал нам повторить всё это вам. В общем, дело было так… Я уже не помню день, но мы втроём: я, он, — «интеллигент» кивнул на молчащего собутыльника, — и Художник, простите, Карлис, стояли около винно-водочного магазина по улице Кулдигас. Мы уже были хорошо выпивши, но хотелось ещё, и мы соображали, где бы ещё «догнаться». Ну, вы же понимаете, как это бывает? И тут подошёл молодой человек и попросил помочь ему донести вещи до остановки. Он-де уходит из дома от жены и забрал кое-какие вещи. Ну, я отказался — у меня проблемы со спиной, этот, — «интеллигент» вновь кивнул на соседа, — тоже, а Карлис согласился. Он ушёл с этим молодым человеком, а через некоторое время вернулся с деньгами — как раз хватило на две бутылки водки. — А кроме денег, у него ничего не было? Например, серебряных ложечек? — В руках точно не было. Да и в карманах, наверное, тоже — он бы сказал, он человек бесхитростный. — Добро, ну, а того, молодого, опознать сможете? — Ну… — замялся «интеллигент»… — А ты не мнись! Эта сволочь, между прочим, вашего приятеля ни за что на нары тянет! «Интеллигент» бросил взгляд на сотоварища. Тот молча кивнул головой. — Мы постараемся, — пообещал «интеллигент». Организация опознаний с последующими очными ставками заняла ещё около двух часов. «Интеллигент» и его товарищ уверенно опознали Хорька и подтвердили свои показания на очных ставках. Олег вызвал Крауклиса к себе в кабинет. Того доставил из ИВС помощник дежурного по отделу. Художник недоуменно озирался, пытаясь понять, почему следователь вызвал его не в следственную камеру, а в свой кабинет. — Ну, догадываешься, почему я тебя сюда вызвал? — спросил Олег. Крауклис с надеждой посмотрел на него. — Совершенно верно. Невиновность твоя доказана, и я изменяю тебе меру пресечения с ареста на подписку о невыезде. Распишись, — Олег протянул ему бланк. Крауклис пытался поставить свою подпись, но рука у него дрожала. Он поднял на Олега полные слёз глаза. — Я сейчас… Я соберусь… — Соберись, соберись, — Олег отвернулся к окну. Он тоже был немного взволнован. Не каждый день следователю доводится выпускать подследственного, доказав его невиновность, и это, оказывается, приносит куда больше удовлетворения, чем отправка за решётку матёрого преступника. — Конечно, можно было бы выпустить тебя вчистую, без подписки, но такова процедура. А вдруг суд потом решит, что ты ужасный разбойник. Скажут потом: Островецкий бандюков выпускает, — за внешней грубоватостью Олег пытался скрыть некоторую неловкость, ведь по сути дела по его милости Художник больше месяца просидел в СИЗО. Хотя, как это там говорил Жеглов: «Вины без вины не бывает». Пить надо было меньше — вот и не попал бы в неприятную историю. Крауклис, наконец, подписал бланк подписки о невыезде и молча взглянул на Олега. — А знаешь, Карлис, — хмуро начал Олег, — я не собираюсь приносить тебе извинения. Во всех своих бедах виноват ты сам. Не пил бы — не лишился бы семьи, работы… В конце концов, не попал бы на нары. И вот тебе мой совет: бросай пьянствовать! Иначе в следующий раз влипнешь по-крупному, и ещё не факт, что кто-то потом будет с тобой возиться, как мы с Долгоноговым. — Товарищ майор, — Крауклис наконец справился с собой, но голос его ещё дрожал, — я не знаю, поверите Вы мне или нет, но я долго думал — было время. Я больше ни капли спиртного в рот не возьму. Из-за этой проклятой водки я и так уже лишился почти всего на свете: дочки, жены, друзей… Вы думаете, я не понимаю, что из-за меня у вас с Долгоноговым были неприятности? Я всё прекрасно понимаю. Просто, спасибо вам за то, что вы оказались людьми! — Ладно, иди к дежурному, получи свои вещи, — Олегу было почему-то неловко выслушивать эти слова признательности. Крауклис благодарно кивнул и направился к двери. У порога он обернулся и посмотрел на Олега. В глазах его читалось сомнение. — Карлис, что-то ещё? — удивлённо спросил Олег. — Простите, не знаю, товарищ майор, нужно вам это или нет, — наконец решился тот, — но вчера вечером к нам в камеру посадили одного малолетку. И тот сразу начал изображать из себя крутого, говорил, что ему ничего не стоит убить человека, что он уже порешил одного своего приятеля… Не знаю, может, просто болтал, чтобы цену себе набить: бывает, знаете, испугался в камере… — Ладно, Карлис, иди, я разберусь, — задумчиво пробормотал Олег. Крауклис, растерянно потоптавшись, покинул кабинет. Олег открыл пухлый том уголовного дела и стал продумывать план обвинительного заключения, но что-то мешало сосредоточиться. Он вышел из-за стола и, засунув руки в карманы, принялся молча ходить взад-вперёд по кабинету. Что-то в словах Крауклиса его насторожило. Олег подошёл к телефону и набрал номер начальника ИВС. — Старший лейтенант милиции Ивасюк слушает, — донеслось из трубки. — Скажи-ка мне, старший лейтенант милиции Ивасюк, а в какой камере у нас сидел Крауклис? — А, Олег! Сейчас посмотрю, — было слышно, как Ивасюк зашуршал бумагами. — Вот, в пятой… — А кто, кроме него, там ещё обитает? — Так: Кравцов — матрос с сухогруза «Козельск» — получил пятнадцать суток за пьяный дебош в интерклубе, Буров — ну, это известный «домашний боксёр» — опять жену поколотил. Тоже пятнадцать суток. И вчера вечером посадили малолетку — Прохорова Виталия — устроил драку возле ресторана, опять же оказал сопротивление пэпээсникам — получил пять суток. А что? — А скажи-ка мне, господин начальник ИВС, как это у тебя подследственный оказался в одной камере с административно арестованными? И как малолетка оказался в одной камере со взрослыми? — А куда я их дену? Все камеры переполнены, — начал заводиться Ивасюк. — Между прочим, Шестаков решает, кого куда сажать — он сейчас исполняет обязанности зама по оперативной работе. А я лишь исполняю его распоряжения. Среди уголовных Крауклис самый спокойный, вот Шестаков и приказал посадить всех административников к нему, а потом и малолетку этого… А то, блин, подельников в одну камеру не сади, уголовников с административниками — не сади, малолеток со взрослыми тоже нельзя, женщин — отдельно… Где я вам камер на всех напасусь? У меня ИВС не резиновый! Я того умника, что инструкции пишет, пригнал бы сюда и сказал: вот тебе камеры, вот тебе контингент — решай задачу со многими неизвестными, рассаживай! — Ладно, не бухти! Инструкция составлена толково, только под каждую такую бумагу нужны средства для реализации, а с этим у нас всегда была напряжёнка. Считается, что главное нарисовать правильную бумагу, а дальше всё само пойдёт, бумага тебе новые камеры построит… Кстати, женщин у тебя на постое сейчас нет — так что не прибедняйся, сирота. Лучше принеси-ка мне материалы на Прохорова. Спустя несколько минут в кабинет Олега вошёл взъерошенный Ивасюк. — Не ожидал, Олег, что на меня наезжать будешь. На вот, посмотри все бумаги — всё чин чинарём! Все меня валтузят: начальник отдела, Шестаков, прокурор — теперь вот и ты… — Угомонись! — прикрикнул на него Олег. — Мне на твою кухню — с высокой колокольни… И без меня найдётся, кому тебя отыметь! Скажи-ка лучше, ты его фотографировал? — Ты что, Олег! Он же административник. — И, естественно, не дактилоскопировал? — Конечно… — Вот что, сфотографируй его и откатай пальчики — типа так положено. — Ты что, Олег, я не могу без разрешения Шестакова. А зачем тебе? — Сам ещё не знаю. На всякий случай. А разрешение Шестакова ты, я думаю, получишь. Олег выписал все данные из протокола на Прохорова и вернул бумаги. Ивасюк недоуменно пожал плечами и удалился. Олег набрал номер телефона Шестакова. — Володька, мне нужно с тобой поговорить. — Олег, опять ты чего-то замутил? Конец рабочего дня — давай отложим всё на завтра. — Не откладывай на завтра то, что должен сделать сегодня! — отозвался Островецкий. — И позови Ояра, он сейчас корпит над бумагами, и Сашку Михайлова. Этот сегодня в опергруппе и должен быть в дежурке. — Олежа, когда ты мне звонишь с такими заявлениями, у меня начинает нехорошо биться сердце! Что там ещё стряслось? — Сейчас зайду и расскажу.