— Уверен! Островецкий приложил ухо к двери. В квартире явно кто-то находился — были слышны приглушённые голоса. — Люди внутри есть, — прошептал Олег, — а вот сколько их — хрен его знает! У тебя пушка с собой? — покосился он на Витьку. — Конечно, но зачем? — вытаращился Миллер. — Будешь меня прикрывать — иди знай, сколько их там. — А чего ты свою не достанешь? — Одной хватит, в конце концов, там же не банда со стволами засела! А мне нужны свободные руки. И так творим, хрен знает что! По сути, мы сейчас будем совершать незаконное проникновение в жилище, и, если Камня там нет — то нам звездец! Век будем отписываться. — Так что же делать? — Проникать! — недобро усмехнулся Олег. Как всегда в минуту опасности, он был собран и напоминал готового к прыжку хищника. — Вить, я позвоню, а ты уйди с линии возможного огня — мало ли что! Прикройся стеной. В хату влетаем вместе, а там — по обстоятельствам. Стрелять только в самом крайнем случае. Ну, с Богом! — он, прислонившись к стене, нажал кнопку звонка. К двери долго никто не подходил. Олег звонил не переставая. Наконец, в прихожей послышались шаги. — Кто там? — голос человека за дверью показался Островецкому знакомым: какой-то гнусавый и надтреснутый. — Открывай, милиция! — рявкнул Олег. — Я милицию не вызывал! — донеслось из квартиры. — А мы без приглашения! — Островецкий забарабанил кулаком в дверь, стараясь не высовываться в дверной проём. — Я не знаю: мент ты или нет, но, в любом случае, — вали отсюда подобру-поздорову, пока кости целы! — Ну, мудак, — прохрипел Олег, — ты сам напросился! Витёк, прикрывай! — он выскочил на лестничную площадку и с трёх шагов в прыжке саданул ногой в дверь, целя пяткой в район дверного замка. Хлипкая филёнка не выдержала, и дверь с треском распахнулась. Одним прыжком Олег преодолел прихожую и ворвался в гостиную, столкнувшись в дверном проёме с невысоким лохматым брюнетом. Не снижая темпа, Островецкий от души врезал ему локтем в челюсть и бросился ко второму мужику, поднимающемуся с дивана в глубине комнаты. Краем глаза он заметил, что «чернявый» от его удара рухнул в кресло, попытался встать, но… Витька не зря считался лучшим футболистом в отделе: сложившись в стиле своего любимого Юргена Клинсмана, Миллер с подъёма, как по мячу, приложился к голове «чернявого». Тот дёрнулся и затих. Коренастый тем временем прыгнул к Олегу, явно пытаясь срубить его хуком справа. Островецкий сблокировал руку, полушагом влево ушёл от противника, по инерции проскакивающего мимо, и, развернувшись на девяносто градусов, слегка подпрыгнул, выбрасывая колено вверх. При этом руки его оказались на затылке «коренастого». Увлекаемый массой своего грузного тела, получившего дополнительное ускорение от рук Олега, мужик буквально врезался физиономией в колено Островецкого. Удар был такой силы, что Коренастый на мгновение потерял ориентацию и стоял, пошатываясь, пока зубодробительный прямой в челюсть не распростёр его на диване. И только сейчас Олег заметил Игоря, сидевшего привязанным к креслу в другом углу комнаты. Островецкий облегчённо вздохнул: они нашли-таки Камня — живого и почти невредимого. Да и их с Витькой действия теперь можно считать вполне оправданными. А, не дай бог, Игоря бы здесь не оказалось? Получилось бы, что два вооружённых мента ворвались в квартиру добропорядочных граждан, устроили погром и отметелили хозяев. Олега даже передёрнуло от захватывающей «перспективы». Тут, пожалуй, никакие прежние заслуги не помогли бы… Приглядевшись к Игорю, Островецкий стал закипать гневом: Камень сидел привязанный к креслу, рот его был заклеен скотчем, лицо — сплошные синяки и ссадины. Олег отодрал скотч. Игорь вскрикнул от боли — губы его были разбиты. — Извини, брат, — смущённо сказал Олег, развязывая Камня. — Как ты? Кости целы? — Да вроде целы, — облизывая разбитые губы и морщась от боли, ответил Игорь. — Я пришёл сюда вчера вечером, потребовал, чтобы эти козлы оставили Ирку в покое и убирались отсюда. Ну, а они набросились на меня… Да, если бы поодиночке, я бы из каждого отбивную сделал, а с двумя — не справился, — Камень смущённо вздохнул… — А чего один попёрся? У тебя что, друзей нет? Позвонить тяжело было? — раздражённо спросил Олег. — Да я думал, что управлюсь, — потупился Игорь, — не хотел вас дёргать… — Индюк тоже думал, — мрачно усмехнулся Олег. Гнев при виде избитого приятеля только усиливался, постепенно превращаясь в холодную ярость. — А правильно тебе, Камень, по рёбрам настучали! — хмуро встрял в разговор Виктор. — Наука будет! Может, в следующий раз сначала башкой своей дурной подумаешь… Друзей ему, видишь ли, тревожить неудобно… Идиот! — Ладно, Витёк, — повернулся к нему Олег, — потом этого охламона воспитывать будем. Давай, Аника-воин, — Островецкий перевёл взгляд на Каменева, — рассказывай дальше! — Ну, а что дальше? — вздохнул Игорь. — Свалили они меня, ногами побуцкали. Потом привязали к креслу и метелили всю ночь. Выпьют, закусят — побьют, выпьют, закусят — побьют. «Бугай» почти не бил, так — пару раз махнул и всё. А вот Альбертик, с-сука, — Камень кивнул на «чернявого», — вовсю изгалялся. Удары, падла, на мне отрабатывал — каратист хренов! Ярость наконец нашла адресата. Олег молча повернулся и с прищуром посмотрел на «чернявого», съёжившегося в кресле и с трудом приходившего в себя. «Да это же Альберт Аваньян собственной персоной! Как я его сразу не признал»? — усмехнулся Островецкий, вспоминая свое «знакомство» с ним. …Тогда, десять лет назад, они с Алёнкой пошли в ресторан отметить годовщину свадьбы. За столик к ним подсел этот «джигит». Олегу он сразу не понравился: развязанной манерой поведения, кривой ухмылкой, искривлённым, видимо, от удара носом, гнусавым надтреснутым голосом, даже походкой. Тот ходил, как-то скособочившись, приподняв правое плечо. Немного выпив, Альберт — так представился «джигит» — повёл себя вызывающе: принялся громко восхищаться Алёнкиными ногами, затем, пригласив на танец, попробовал прижиматься, за что сразу же огрёб пощёчину. Олег не стал его бить в зале — зачем портить людям вечер? Для разговора он пригласил Альберта в туалет. Тот горделиво проследовал за ним, всем своим видом показывая: сейчас вы посмотрите, как я уделаю этого красавчика. В туалете «джигит» встал в позицию каратиста, явно подражая Брюсу Ли, и принялся выделывать пасы руками, шипя и завывая при этом. В конце концов, Олегу надоел этот цирк, и он с носка зарядил «мастеру восточных единоборств» промеж ног. «Каратист» хрюкнул и, хватая ртом воздух, опустился на колени. Олег посоветовал ему попрыгать на пяточках — помогает — но прекращать «воспитательную работу» не стал. Он за шиворот затащил почти не сопротивляющегося и воющего от боли Альбертика в туалетную кабинку, засунул его голову в унитаз и спустил воду. Затем долго объяснял «джигиту» всю неприглядность его поведения. Но на этом «воспитательный момент» не закончился. Олег притащил мокрого и слегка пованивающего Альбертика в зал и заставил извиниться перед Алёнкой и перед публикой, после чего вытолкал из ресторана взашей, посоветовав больше не попадаться на глаза. «Джигит» внял — урок оказался весьма впечатляющим. А узнав окольными путями, что Островецкий служит в уголовном розыске, вовсе перетрухнул. Во всяком случае, Алёнка рассказывала, что, случайно завидев её, Альбертик предпочитает переходить на другую сторону улицы. Олег же тогда, на всякий случай, «пробил» незадачливого «каратиста» по своим каналам, справедливо рассудив, что этот подонок когда-нибудь себя ещё проявит. — Так это ты, мудила! — вид Островецкого не предвещал Аваньяну ничего хорошего. — Я ведь говорил тебе: не попадайся на моём пути! Олег двинулся к нему. Альбертик испуганно вжался в кресло. — Командир! — завизжал он, обращаясь к коренастому бугаю, — убей их! Ты же афганец, десантура. Мочи их! Сам он почему-то «мочить» никого не собирался, только вытянул перед собой руки, словно пытаясь защититься от надвигающегося Олега. Островецкий прихватил его запястье, слегка вывернул и с силой надавил подушечками пальцев на ногти. Аваньян взвыл от боли. — Они и вправду менты? — хрипло спросил Коренастый, затравленно озираясь на диване. — Ну и что? — простонал Альбертик, извиваясь в кресле. — Они не имели права врываться в дом! Мочи, — договорить он не успел. Олег коротким хуком отправил его в глубокий нокаут. Коренастый зашевелился. Витька с издевательской улыбочкой покачал у него перед носом пистолетом — не стоит, мол. — Да я ничего, — угрюмо пробормотал тот. — Я же не идиот. — Игорёк, а где Ирина? — за перипетиями событий Олег не сразу заметил отсутствие хозяйки. — Она в спальне, — хмуро ответил Каменев. — Этот козёл, — он кивнул на Альбертика, — запретил ей выходить. — Понятно. Я пойду и поговорю с ней, а вы присмотрите за этими орлами. Витька, если бугай начнёт дёргаться — прострели ему колено. Слышь, Командир, — Олег заглянул «коренастому» в выцветшие злые глаза, — тебя касается! Тот поспешил отвести взгляд. Он уже понял, что этих ментов лучше не раздражать. Особенно усатого здоровяка с пылающими холодной яростью глазами. — Ну, с этим у нас консенсус, — подражая интонациями Горбачёву, усмехнулся Олег. — А Альбертику, когда очухается, можете сделать физическое замечание. Я думаю, ты, Игорёк, не откажешь себе в этом удовольствии. Только не по рылу! Оно у него и так уже на задницу похоже… Войдя в спальню, Олег увидел сидящую на кровати Ирину. Они не были знакомы лично, но Островецкий не раз видел в городе эту эффектную шатенку. Правда, в последнее время она уже не выглядела так привлекательно, как прежде, а сейчас на неё и вовсе было жалко смотреть. Ирина сидела, поджав ноги к коленям, безуспешно пытаясь прикрыть разорванным байковым халатиком одновременно колени и грудь. Лицо, руки и ноги женщины были в сплошных кровоподтёках и ссадинах. Особенно тщательно она пыталась прикрыть грудь. Олег развёл ей руки и увидел огромный синяк чуть выше соска. «По груди, паскуда, бьёт», — он скрипнул зубами. Захотелось выйти и отметелить «джигита» до полусмерти. Островецкий с трудом сдержал себя. — Меня зовут Олег, — представился он, стараясь говорить спокойно. — Я знаю, — тихо сказала женщина. — Я вас в городе видела… — Ира, — перебил он, — давай на «ты». Я друг Витьки и Игорька. Расскажи, что вчера произошло? — Это я во всём виновата, — женщина с трудом подавляла рыдания. — Встретила вчера случайно Игоря и расплакалась ему. А он вечером пришёл и стал требовать, чтобы Альберт и Командир убирались вон. Те набросились на него, а меня прогнали в спальню. Я слышала, как они его били и били. А потом Альберт, уже сильно пьяный, пришёл и избил меня. Он потребовал, чтобы я с ним переспала. Я не хотела. Он снова избил меня и заставил. Я пыталась перенести это молча, а он стал меня душить и потребовал, чтобы я громко стонала и изображала удовольствие. Это он специально, чтобы Игорьку было больнее. Даже дверь в спальню не закрыл, — Ирина заплакала. Олег присел рядом с ней на кровати и неловко погладил её худенькое плечо. — Ирочка, ты успокойся, — приговаривал он, — не плачь. Давай поступим так: ты пишешь заявление, и мы тотчас задерживаем обоих. А потом освидетельствуем тебя в травмпункте, и я тебе гарантирую: упакую Аваньяна в камеру. Если не изнасилование, то уж нанесение побоев я ему точно пришью. — Нет, Олег, — женщина уже справилась со слезами, — спасибо, конечно, за участие, но ничего не надо. Я ведь когда-то пыталась напугать его милицией, а он заржал мне в лицо и сказал, что менты ничего ему не сделают. Максимум посадят на пятнадцать суток или дадут несколько месяцев условно. А он, когда выйдет, расправится с моим сыном и матерью. Я боюсь его — он страшный человек, зверь! — она прижалась к груди Олега, словно стараясь найти защиту, и вновь разрыдалась. Островецкий гладил её по спине и не знал, как утешить. Ему было безумно жаль эту забитую, затравленную женщину, но он не знал, как ей реально помочь. Если она не напишет заявление, то все их усилия окажутся тщетными — этот подонок будет продолжать как ни в чём не бывало измываться над ней. — Ира, — Олег попытался зайти с другого конца, — а зачем ты вообще с ним сошлась? Неужели не видела, какой это выродок? — Сначала он не был таким. Цветы дарил, ухаживал красиво. Я даже подумала, что, наконец, и мне улыбнулось женское счастье. Даже показалось, что я влюбилась. Но это продолжалось недолго. Сначала он потребовал, чтобы я отправила сына к маме — Сашка ему, видите ли, мешал. Потом стал выпытывать про моих мужиков. Ну, я ему честно про всех рассказала — не так-то много их у меня и было. Тогда-то он меня первый раз избил. Кричал, что я потаскуха. Потом просил прощения. Потом снова избил. А через некоторое время привёл этого… Командира. Бросил работу. Они вместе пили — у Командира иногда водились деньги, а когда они заканчивались — забирали у меня. Однажды они напились, и Альберт стал орать, что для друга ему ничего не жалко — даже меня. В общем, он заставил меня переспать с Командиром, а потом избил. Орал, что я шкура последняя, что он видел, как я тому с удовольствием «подмахиваю». Со временем это стало происходить чаще — они напивались, залазили ко мне в постель и вытворяли всё, что им заблагорассудится. А потом Командир уходил, а Альберт принимался избивать меня, говорил, что я — развратная шлюха, которой нравится, что её имеют во все дыры, — Ирина вновь заплакала. — Так чего же ты его не выгнала вместе с дружком? — Уже не могла, он стал угрожать расправой над Сашкой и мамой. — Ирочка, этот урод блефует! Он чувствует, что ты его боишься — вот и издевается. Такие всегда измываются над слабыми, а когда получают отпор — прячутся в кусты. Ира, я тебя умоляю: напиши заявление! Позволь помочь тебе! Увидишь, никого он не тронет. Мы его так прессанем, что он забудет мать родную. — Нет, Олеженька, спасибо, только я писать ничего не буду. Вы ведь не можете гарантировать, что его непременно посадят надолго, и охрану моим близким дать тоже не можете. За себя я не боюсь — мне всё равно, а вот за сына с мамой… Ты даже не представляешь себе, на что способен этот зверь. — Ира, Ирочка, услышь меня! — Олег вскочил и заметался по комнате. — Это добром не кончится. Он просто так не отстанет. Напиши заявление, иначе мы не сумеем тебе помочь! — Нет, — твёрдо ответила она. — Я не могу рисковать близкими. Спасибо тебе, Олег, спасибо ребятам. Вот выговорилась — и на душе легче стало! А теперь уходите. Пожалуйста! Олег в отчаянии махнул рукой и вышел из спальни. Альбертик сидел, скукожившись в кресле, прикрывая живот руками — Игорёк от души «потрудился» над его внутренними органами. — Мы уходим, — мрачно заявил Олег. — Она не хочет писать заявление. — Как? — вытаращился Игорь. — Я попробую поговорить с ней! — Попробуй, попытка — не пытка… Каменев зашёл в спальню и прикрыл за собой дверь. Чем дольше он там находился, тем увереннее чувствовал себя Аваньян. Он уже понимал, что Ирина не будет писать заявление, и считал себя неуязвимым. — Короче, менты, — заявил он, ухмыляясь разбитыми губами, — валите отсюда подобру-поздорову. Я вот завтра сниму побои и накатаю заяву в прокуратуру — вы у меня ещё попляшете!